Соль этого лета (СИ) - Пылаева Эля - Страница 8

Представляю, что придём мы сейчас на это долбанное озеро. И Катя, конечно же забыла купальник.

И конечно же я «не уходи», потому что она боится купаться голая одна. А потом она залезет на меня. И я моë тело будет еë трахать. А я буду агонизировать, что Катю, а не Ростовскую. А внутри меня будет пусто, глухо, стрëмно… Как весь этот год. И становится мне заранее тошно до невозможности.

— Ты чего такой молчаливый?

— Тëма! — ловлю я молодого за административным корпусом, которому сломали нос.

— Будь другом, проводи девочку до озера, вот по этой тропинке. До отбоя вернитесь, или Бес покарает.

— Понял!

Разворачиваюсь на сто восемьдесят, оставляя их одних. Как камень с души!

Возвращаюсь, присаживаюсь на крыльце столовой. Вытаскиваю телефон. Пальцы машинально набирают «Ростовская Алёна Максимовна». Гуглю о ней что-нибудь новенькое. Нет нифига…

— Маратик!

Тамара Васильевна, сторожил и завхоз этой базы. Хорошая тётка…

Припадая на хромую ногу, подходит ко мне с большим букетом.

— Здравствуйте.

— Маратик, занеси Алëнушке, пожалуйста. На проходную привезли для неё. Нога болит, не дойду.

Обескураженно поднимаюсь, она впихивает мне в руки букет. Я растерянно втыкаю в ситуацию — это я ей должен букет от другого мужика принести?! Зашибись!

Но Тамара Максимовна уже хромает обратно.

Стою как дебил с этим букетом: не отдать, не вышвырнуть.

Нет, в руки вручать я ей его точно не готов, пусть скажет спасибо, что он не в урне вообще!

В кабинет занесу и оставлю, так и быть. Это мой максимум.

Что за?!..

Психуя и пенясь, забегаю по лестнице наверх. Толкаю дверь кабинета, небрежно швыряю букет на кушетку. И, выходя, в дверях, сталкиваюсь с ней.

Внутри меня взрыв адреналина, тестостерона и ещё цистерны неизвестных детонаторов. В ушах шумит. Делаю шаг назад, пропуская еë внутрь. Но она нерешительно стоит на месте.

— Ну? — язвительно делаю ей ручкой, приглашая внутрь.

Проходит.

— А где Катя?

Видела! Мля…

— Почему Вы меня спрашиваете?

— Ну вы же… — взмахивает рукой, подыскивая слова и брезгливо морщится.

— У меня номера еë нет, позвони ей, пожалуйста. Её ищут.

— У меня тоже — нет! — не дослушивая выпаливаю я.

— Ясно. Ладно. А что ты здесь вообще делаешь? — хмуро.

Взгляд падает на цветы.

— Я же просила! — с досадой. — Не нужно…

— А это не мои, Алёна Максимовна, — рычу я. — Передали Вам.

— Кто? — смущённо.

— Вам виднее кому Вы позволяете цветы дарить. Мне, вот, очень интересно. Расскажите?

Не прикоснувшись к букету, садится за стол, прячет лицо в ладонях.

А на окошке в обычном гранëном стаканчике стоит одинокая ромашка. Чуть растрепанная и короткая. Это та… Я ей в волосы вставлял. Оо… Это немного сбивает яростную ревность и спесь.

Немного. Ненадолго. Мы молчим. Тишина звенит.

— Что с руками?..

Лучше б про сердце спросила! Нашла о чем переживать.

Нахрен!

Не успеваю развернуться к двери, как ловит за руку. От удивления даже позволяю усадить себя на кушетку, рядом с этим букетом.

Что-то сердито бормоча себе под нос, Алёна засыпает ссадины банеоцином. А я зависаю на том, как беззвучно двигаются её губы. Помню их вкус Ощущение от них. Она отвечала!

Сжимаю в ответ её кисть, которая держит мою.

Алёна, притормозив с «лечением», поднимает на меня взгляд.

— И чего ухмыляешься? — сердито.

Я ухмыляюсь?

Стискиваю крепче кисть, не позволяя отобрать. Разворачиваю, целую в ладонь.

— Спасибо.

— Марат…

Вытянув пальцы, прижимает настороженно к груди.

Едва держу себя, чтобы снова не сорваться, и не снести еë. В её глазах мелькает что-то такое горячее на мгновенье, словно эта фантазия у нас общая на двоих. Ноздри трепетно подрагивают, зрачки расширяются.

Рвано выдыхаю. Пульс нарастает. Мышцы напрягаются, готовясь к рывку.

Беги, Ростовская…

— Алёнка, — залетает медсестра Люба. — Там коллаген привезла доставка. Примешь?

Замирает на полуслове, переводя взгляд с Ростовской на меня и обратно.

Хищник внутри меня, раздражённо делает круг и ложится. Не в этот раз…

Но, мля, бойся!

После вечерней изматывающей тренировки решаю убить себя ещё немного пробежкой. Мне надо прийти, упасть, отрубиться. Я уже третью ночь уснуть не могу! Вымотан так, что начинаю лажать на тренировках. Концентрация ни к чёрту. Виновница, конечно же, Ростовская…

Выжимая из себя последний ресурс, максимально ускоряюсь. Круг, второй, третий… Дыхалка отказывает.

Тренеры, стоящие недалеко в кружке, оборачиваются. И, прекратив разговор, наблюдают за моим спринтом.

Добегаю до конца третий круг и падаю на искусственное покрытие футбольного поля. Мокрый… Мышцы дрожат. Легкие горят. Дыхание с шумом вылетает наружу.

— Ну ты машина, Тарханов!

— Мощностей как у белаза.

— Терминатор. Ты же еле с татами выполз!

— У тебя там реактор?

Да, у меня там реактор, он меня сжигает. Алëна сегодня не вернулась на базу. И мне страшно, что не вернётся совсем. Что она там с тем, с кем иногда переписывается по телефону и улыбается ему в экран. С тем, кто цветы отправил. А я ничего не сделал, чтобы она захотела остаться рядом со мной. Я не знаю, что можно сделать. Это только в теории просто. А в нашей ситуации — ничего не работает.

Проходя мимо Бес подаёт мне руку. Хватаюсь. Тянет на себя, помогая встать.

— Красавчик, — хлопает по плечу. — А на татами косячил сегодня. Чего так?

— Аа… — отмахиваюсь, сбивчиво объясняя. — Бессонница достала. Под утро вырубаюсь. Башка болит… Сконцентрироваться не могу. Просчитать соперника не могу. Вата…

Сжимаю виски. Под пальцами грохочет пульс.

— Хм… Соревнования скоро. Пусть Алëна тебе сегодня ноотропчик назначит какой-нибудь и мелатонин.

— Так… нет же еë.

— Приехала. Дойдешь? — с сомнением смотрит на мои подрагивающие мышцы.

До Алëны то? Да я долечу, мля!

Все разбредаются по корпусам, скоро отбой. А я иду против течения к административному корпусу.

Стукнув пару раз в дверь «больнички», захожу внутрь не дожидаясь ответа.

Алëна сидя за столом что-то набирает на ноуте.

— Вечер добрый… — падаю на кушетку.

Мои плечи едва втискиваются. Одна рука повисает.

Ростовская поднимает на меня взгляд.

— Что в этот раз?

— Бес отправил.

— Мхм… Подождёт пять минут?

— Подождёт.

Закрываю глаза. В кабинете пахнет не лекарствами, а еë парфюмом. Втягиваю его в себя, он попадая по скрытым струнам, что-то нереальное делает с моим телом. Мне внутри него тесно. И хочется распотрошить просто и вколотиться в источник этого запаха! Тело моë тут же забывает, что пережило за последние три часа. И вообще-то грозилось издохнуть еще минут двадцать назад. А сейчас оно хочет… Оно хочет, да!

Слушаю щелканье клавиатуры.

— Как Вы провели день, Алёна Максимовна? — сипло спрашиваю, едва справляясь с интонациями.

— Спасибо, хорошо.

С таким вздохом, словно: «Ты опять начинаешь, Тарханов?». Да, я опять…

— Я не это спросил. Я спросил «как».

— Вот тебе я ещё не отчитывалась, — стучат в мою сторону каблуки. Стучат немного неравномерно.

Каблуки… И юбка, скорее всего. Юбка-карандаш. Мне фантазируется именно так. С её точенной женственной фигурой это просто бомба!

Останавливается рядом. Аромат парфюма становится чуть ярче. Пальцы ложатся на мою артерию, ловя пульс.

— Ого… Ты как чувствуешь себя??

Распахиваются глаза.

И я не знаю, как это получается… Явно вопреки моей воле. Но пальцы сами, ей богу, прикоснувшись к её щиколотке медленно скользят вверх по икре под коленку.

Алёна, дёрнувшись, застывает, не мигая смотрит мне в глаза.

Перебор… Факт.

Одно дело — поцеловать. Это эмоции. Другое — лапать. Это уже похоть.

Мне бы не хотелось сводить себя к похоти в еë глазах. Нет, похоть никуда не денешь, она меня мучает. Но дело, ведь, не в ней. Гораздо сильнее меня мучает другое. Я хочу не только это тело, я хочу женщину в нëм. Это совсем иначе!