Ашборнский пастор - Дюма Александр - Страница 52

• Предыдущая
• 52/147
• Следующая

– О нет, нет! – воскликнул г-н Стифф. – На это и не рассчитывайте! Я испытал чересчур много удовольствия, беседуя с вами и с господином… Эх, вот я и забыл фамилию вашего супруга… Бе… Бе… Би…

– Бемрод, господин управляющий, – подсказал я.

– Ах, да, Бемрод… Я от своих слов не отрекаюсь: фамилия необычная.

– Кстати, – прервала мужа г-жа Стифф, – ведь у господина Бемрода наверняка есть свое место, кабинет, тот уголок, где он обдумывает и пишет свои прекрасные проповеди, вызывающие восхищение у наших славных крестьян.

– Да, сударыня, – подтвердил я, – у меня есть свое место… и, если вы желаете его осмотреть, так же как вы осмотрели остальную часть дома…

– Конечно же, лишь бы не слишком высоко подниматься… Ваша лестница с ее ужасными ступеньками, не покрытыми ковром, просто испытание!..

– Не беспокойтесь, сударыня, – заверил я гостью, – предстоящее путешествие ничуть вас не утомит.

Я открыл дверь бывшей спальни вдовы.

– Прошу, – пригласил я г-жу Стифф.

Она вошла первой, за ней – Дженни, а затем – г-н Стифф.

Меня удивило, как это г-н Стифф пропустил перед собой мою жену; я невольно взглянул в сторону двери, и мне показалось, будто он тихо говорит Дженни нечто такое, что заставило ее покраснеть.

Но в эту же минуту мое внимание отвлекла г-жа Стифф: подойдя к моему письменному столу, она бросила взгляд на лист бумаги, приготовленный для эпиталамы.

– «К Дженни!», – прочла она (как Вы помните, дорогой мой Петрус, заглавие стихотворения уже было написано). – «К Дженни!»… Что это?

– Пустяк, сударыня, пустяк, – воскликнул я, живо схватил листок, смял его и сунул в карман.

Проследив за моим жестом, г-жа Стифф подняла голову и взгляд ее остановился на гуаши Дженни.

– Ах-ах, какой милый рисунок, – произнесла она.

– «Какое счастье, – сказал я про себя, – что у нас нашлось хоть что-то, достойное вашего внимания».

– Вам нравится эта гуашь, сударыня? – спросил я вслух.

– Да. Взгляните-ка, господин Стифф!

– С удовольствием, сударыня, – откликнулся управляющий, – но, вы знаете, я мало что смыслю во всех этих пустяках… Здесь вроде бы изображен дом и молодая женщина у окна?

Госпожа Стифф только пожала плечами, ничуть не обеспокоенная тем, заметил или не заметил ее супруг этот вырвавшийся у нее презрительный жест.

– И кто же автор рисунка? – поинтересовалась она.

– Моя жена, сударыня. Здесь изображен дом ее отца и окно, в котором я увидел ее впервые.

– Эх, – вздохнула жена управляющего, – как же так получается, моя милочка, что, обладая таким талантом, вы не извлекаете из него никакой выгоды, которая облегчила бы вам заботы по хозяйству?

– Сударыня, – отвечала Дженни, – отец приучил меня видеть в моих занятиях живописью развлечение, а не источник доходов. Однако, если бы для нас наступил черный день, я бы подумала, нельзя ли извлечь пользу из моего слабенького таланта; впрочем, я в этом очень сомневаюсь.

Я рассвирепел.

С тех пор как я пришел, этот мужчина и эта женщина, если и открывали рот, то только лишь для того, чтобы сказать нам с Дженни что-то неприятное.

Как раз в это время ко мне пришли с сообщением, что гроб с телом усопшего уже поставлен в церкви.

В ту же минуту глухие и протяжные звуки колокола напомнили мне, что меня в самом деле там ждут.

Но мне крайне не хотелось уйти из дому и оставить жену на растерзание двух недобрых людей.

И у меня невольно вырвалось:

– Тем хуже, ей-Богу! Пусть папаша Блам подождет!

И я остался, подобный тому измученному жаждой путешественнику, который вгрызается в кислый плод и, раздраженный его кислым вкусом, все же догрызает плод до конца.

Госпожа Стифф прислушалась к звону колокола.

– Уж не умер ли кто-нибудь из вашего прихода? – спросила она.

– Да, сударыня, – подтвердил я.

– И это вы совершаете похоронный обряд?

– Да, сударыня.

– Пойдем, господин Стифф, не надо мешать господину Бемроду заниматься своими делами.

– Вы правы, сударыня, – откликнулся я, – тем более что мои дела – это дела Божьи.

– Ах, извините, извините, – оживился г-н Стифф, услышав, похоже, не без радости весть о моем уходе, – мне остается еще с помощью мисс Смит осмотреть сад.

– Что ж, осмотрите сад, мой дорогой, – сказала г-жа Стифф, – а я устала, и уж если тут оказалось довольно удобное кресло, то в нем я и отдохну.

И она в самом деле уселась в глубокое кресло.

– Идите, идите, – продолжала она, – и, если вам попадутся красивые цветы, соберите букет для меня: после нашего отъезда из Честерфилда я еще не держала в руках цветов.

– И правда, – отозвался г-н Стифф, – в замке у нас есть садовник, которому мы платим пятьдесят фунтов стерлингов в год, и этому бездельнику, только и думающему что о своей морковке и брюкве, никогда не придет в голову мысль принести вам розу… Но, сударыня, напоминайте мне об этом, и тогда каждое утро, проснувшись, вы увидите у себя в будуаре букет, и если этот прохвост хоть раз забудет поставить вам его, я его тут же прогоню! Пойдемте же, – обратился управляющий к моей жене, галантно предлагая ей руку, – покажите мне ваши заветные владения.

Дженни вопросительно взглянула на меня.

– Дорогой друг, – сказал я ей, – дайте вашу руку господину Стиффу, и, так как у меня есть еще несколько минут, я буду иметь честь сопровождать вас во время вашей экскурсии.

– Ах, господин Бемрод, – воскликнула жена управляющего, – сколь же вы не галантны! Вы ведь видите, что я остаюсь одна, и покидаете меня…

И в эту минуту, словно удерживая меня от ответа, который в моем дурном настроении мог бы оказаться не слишком любезным по отношению к г-же Стифф, дверь открылась и появившийся крестьянский мальчик, помогавший мне во время службы, сказал:

– Господин пастор, я пришел предупредить вас от имени господина учителя, что папаша Блам скучает.

– Кто это папаша Блам? – поинтересовалась супруга управляющего.

– Это покойник, сударыня, – объяснил мальчишка. Госпожа Стифф расхохоталась.

– Вы сами видите, сударыня, – сказал я ей, – при всем моем желании я вынужден вас покинуть. Мне необходимо, как вы сами сказали, заняться своими делами.

– Идите, дорогой господин Бемрод, идите, – откликнулась г-жа Стифф. Затем она подозвала мальчика.

– Держи, дружок, – сказала она, – вот тебе полкроны[279] за твое красное словцо… Его одного достаточно, чтобы уже не жалеть об этом визите.

И она дала золотую монетку изумленному мальчишке.

С яростью в душе я распрощался с г-жой Стифф, продолжавшей сидеть в кресле, и г-ном Стиффом, тянувшем за руку мою жену в сторону сада.

– Ах, клянусь моей душой! – воскликнул я, подходя к церкви в сопровождении мальчишки, от радости прыгавшего и целовавшего монетку. – До чего глупые и злые люди!

Меня действительно с нетерпением ждали в церкви не только покойник, но и все его семейство.

В соответствии с нашим простым протестантским обрядом я прочитал надгробные молитвы; затем отзвучал колокольный похоронный звон и мы вышли из храма, чтобы проводить усопшего до места его последнего упокоения.

Проходя мимо двери пасторского дома, я не без чувства удовлетворения увидел, что г-н и г-жа Стифф прощаются с моей женой, готовясь сесть в свою карету.

Супруга управляющего на прощание помахала мне веером, сопроводив этот жест странной улыбкой.

Что же касается г-на Стиффа, то он не приветствовал никого, даже ее величество смерть, проходившую перед ним и повелевавшую живым, сколь бы знатны они ни были, обнажить голову и стать на колени.

На углу площади я повернул голову и увидел, что карета тронулась и покатила в сторону замка.

С сердца моего упал камень и, сопровождая дальше похоронную процессию, я мысленно вернулся к моей бедной Дженни.

• Предыдущая
• 52/147
• Следующая