Ашборнский пастор - Дюма Александр - Страница 51

• Предыдущая
• 51/147
• Следующая

Но тут, у самого выхода, меня остановил школьный учитель:

– Господин Бемрод, мне кажется, вы кое о чем забыли…

– О чем, друг мой?

– О том, что умер старик Блам и его похороны назначены на полдень.

– А ведь так оно и есть! – воскликнул я. – Вчера меня предупредили и я сам назначил время похорон.

– Поскольку уже половина двенадцатого, – продолжал учитель, – не думаю, что вам имеет смысл возвращаться домой… Через полчаса гроб будет в церкви.

– Вы правы, друг мой, – согласился я. – Сходите предупредить госпожу Бемрод, что я буду на похоронах и пообедаю после возвращения с кладбища.

– По правде говоря, – сказал учитель, похоже следовавший какому-то своему расчету, – похороны наверняка закончатся в час, и у вас между часом и двумя будет время пообедать… Я пойду предупрежу госпожу Бемрод.

И добряк вышел из церкви.

«Конечно, у меня будет время пообедать между часом и двумя, – подумал я, глядя ему вслед, – а в два часа я возьмусь за эпиталаму; это дело легкое, тем более для меня, так что вечером я ее закончу… Впрочем, что мне мешает поработать до похорон? В моем распоряжении полчаса, и – слава Богу! – я чувствую вдохновение».

И правда, сосредоточив ум на одном предмете, я впал в то лихорадочное состояние, которое мы, поэты, торжественно называем вдохновением, но тут, весь запыхавшись, вернулся учитель.

– О господин пастор, – сказал он, – госпожа Бемрод просит вас прийти как можно скорее… у двери вашего дома стоит красивая карета с двумя ливрейными лакеями на козлах.

– Ну, а что за люди приехали в этой карете?

– Не могу вам сказать, господин Бемрод; но вы это узнаете, когда вернетесь домой; ведь господа из кареты находятся уже там и, по-видимому, ждут вас.

Я не мешкая ушел из церкви и у своего дома в самом деле увидел карету.

Я сразу же узнал и карету и ливрею.

На ливрее были эмблемы графа Олтона, а карета оказалась той самой, в которой мы встретили г-на и г-жу Стифф.

Признаюсь, крайне слабая моя симпатия к господину управляющему и его жене сначала внушила мне мысль повернуть обратно к церкви и там дождаться конца похорон, что могло бы послужить оправданием моего отсутствия, но настойчивость, с какой высказала свою просьбу Дженни, тревожила меня и, поразмыслив минуту об опасности оскорбить моих знатных посетителей, я пошел дальше к своему дому.

И в самом деле, то были г-н и г-жа Стифф: видя, что мы к ним не едем, они решили не быть более гордыми, чем Магомет по отношению к горе и сами отправились к нам с визитом.

Кому из двух супругов пришла в голову эта мысль, я не знаю.

Но что я знаю твердо, так это то, что они решили сделать этот визит как можно более неприятным для нас.

В то время, когда я вошел в дом, супруги, осматривавшие в свою очередь наше жилище, находились как раз в спальне.

– Боже ты мой! Дорогая моя, – говорила г-жа Стифф моей жене, – как это вам пришло в голову украсить вашу комнату подобным образом, вместо того чтобы обтянуть стены тканью или просто оклеить обоями?! Уж не деревенскому ли стекольщику поручили вы написать эти фрески?

Я подошел и, поскольку комплимент был не очень-то для меня приятен, заявил:

– Нет, сударыня, нам даже не потребовалось искать стекольщика: это я сам расписал стены.

– А ведь и правда, – откликнулась г-жа Стифф, ничуть не смутившись, – это куда экономнее.

Дженни стремительно подошла ко мне, нежно стиснула мою руку, и глаза ее попытались высказать мне все, что ее мучило.

Что касается г-на Стиффа, то он напевал легкую мелодийку, приподнимая концом трости чехлы, закрывавшие мебель.

Мое появление, по всей видимости, не произвело на него впечатления.

– Ну-ну! – произнес он. – Добрый день, мой дорогой пастор… Скажите мне, уж не решили ли вы умерщвлять плоть при помощи стульев из камыша и канапе из тростника?.. Черт подери! Должно быть, очень неуютно сидеть на них!.. Как вы полагаете, госпожа Стифф, вы, которая жалуется на жесткость своей мебели? А? Хорошо, я отправлю вас на недельку пожить в школе мисс Смит!

Это пристрастие г-на Стиффа постоянно называть мою жену «мисс Смит» на этот раз меня оскорбило, и я решил дать отпор его бесцеремонности:

– Осмелюсь ли заметить господину управляющему, что вот уже три месяца, как мисс Смит стала госпожой Бемрод?..

– Госпожа Бемрод… Ах, госпожа Бемрод!.. Стало быть, вас, дорогой мой пастор, зовут господин Бемрод?.. Что за странную фамилию вы для себя выбрали!

Я собрался ответить, но его жена мне помешала:

– Моя милочка, – спросила она Дженни, – а где вы поселите ваших слуг? Пока я не увидела ни одного из них и даже удивляюсь, что вы мне сами открыли дверь…

– Сударыня, – отвечала Дженни с необычайным достоинством, – мы люди простые. Я дочь пастора, мой муж тоже пастор; скорее всего даже совместная прибыль от обоих приходов – моего мужа и моего отца – не дала бы возможности платить двум лакеям, сидящим на козлах вашей кареты.

– Ах, что правда то правда, – подхватил г-н Стифф. – Подумайте, дорогая моя подруга: кучеру мы платим пятьдесят фунтов стерлингов, кормим и одеваем его, а второй бездельник получает тридцать фунтов стерлингов совершенно ни за что… Вы видите, что мисс Смит говорит вполне разумно: деньги, которые приносят оба прихода, не могут составить сумму из пятидесяти и тридцати фунтов стерлингов, идущих на оплату этих слуг, плюс деньги на их пищу и одежду… Этот бездельник-кучер, который никогда не помогает мне выйти из кареты, изнашивает и пачкает – только он один! – шелковых чулок более чем на пятнадцать фунтов стерлингов в год!

– Таким образом, – улыбнулась Дженни, – вы сами прекрасно видите, что у меня есть основания не держать слугу.

– А это значит, бедное мое дитя, – заметила г-жа Стифф, – что вы ведете хозяйство сами!

– Мне, сударыня, приходит помогать деревенская девушка, очаровательный ребенок, преисполненный благожелательности и сочувствия… дочь школьного учителя.

– Ах, да… И она готовит еду? – спросила г-жа Стифф, уже спускаясь по лестнице.

– Нет, сударыня, – ответила Дженни, – эта забота лежит на мне. Я хорошо изучила вкусы моего мужа, я знаю его излюбленные блюда и счастлива сказать себе, когда их готовлю: «Мой Уильям съест это с удовольствием». Остальными хозяйственными делами занимается Бетси.

– И это не портит ваши руки?

– Да нет, сударыня, – откликнулась Дженни.

Руки у Дженни были чудесные; я ухватился за случай заставить посетителей оценить их красоту; кстати, я заметил, что руки у г-жи Стифф толстые и грубоватые.

– Дорогая моя Дженни, поскольку госпожа супруга Управляющего, – я подчеркнул эти слова и заметил, что они заставили покраснеть мисс Роджерс, – похоже, сомневается в твоих словах, покажи-ка ей свои руки.

– Зачем это? – спросила г-жа Стифф.

– Чтобы доказать вам, сударыня, – ответил я учтиво, – что можно заниматься приготовлением еды, не огрубив при этом пальцев… Покажи-ка свои руки, Дженни, покажи их, ты доставишь мне удовольствие.

– Что ж, пусть будет по-твоему, – согласилась Дженни. И она протянула обе руки – белые, пухлые, с длинными тонкими пальцами, с розово-перламутровыми ногтями.

– Черт возьми, а ведь так оно и есть! – вскричал управляющий. – Это руки герцогини!.. Мисс Смит, примите мои комплименты.

– Значит, готовя обед или ужин, вы надеваете перчатки, моя милочка? – предположила г-жа Стифф.

Затем, меняя тему, она спросила:

– А, так это здесь у вас столовая?.. Она очень плохо освещена… По правде, нет ничего более унылого, чем завтракать или обедать в темной столовой! Впрочем, можно закрыть окна и зажечь свечи. Однако, я не вижу гостиной…

– Она нам совершенно не нужна, сударыня, – объяснила Дженни с ангельской мягкостью, – мы здесь живем вот уже три месяца, и ваш визит, за который мы вам весьма признательны, сударыня, единственный, которого нас удостоили, и весьма вероятно, что пройдет еще три месяца, прежде чем состоится новый.

• Предыдущая
• 51/147
• Следующая