Танцующий лепесток хайтана (СИ) - "YeliangHua" - Страница 84

Он знал, что Ваньнин обычно очень плохо спит, и часто просыпается среди ночи от кошмаров: десятки раз он видел, как мужчина резко содрогался и садился посреди кровати, а затем с трудом мог успокоиться, пытаясь убедить себя в том, что ему всего лишь привиделся кошмар.

Поначалу Мо Жань старался успокаивать его, и даже готовил ему ромашковый чай — однако быстро заметил, что Ваньнин не рад такой заботе и все чаще пытается скрыть свое состояние. В такие моменты все, что Вэйюю оставалось — беспомощно наблюдать за тем, как Чу лежит в постели, беззвучно давясь рыданиями, и пытается оставаться неподвижным, чтобы не привлечь к себе внимания.

Потому, живя с Чу под одной крышей, он в итоге прекратил попытки утешений. На время.

Мо Жань тихо вздохнул...

Больше он не позволит этому вздорному человеку спать в одиночестве. Он будет рядом — потому что слишком хорошо помнит, как сам в детстве едва мог уснуть, опасаясь, что впадет в беспамятство и сотворит нечто непоправимое. Он действительно хотел оберегать Ваньнина, стать для него тем человеком, который всегда будет с ним — стоит только протянуть руку, позвать или даже просто… открыть глаза.

Мо Жань нахмурился, внезапно осознавая, что экран его телефона снова засветился, нарушая поток мыслей. Этой ночью ему звонили бессчетное количество раз — с незнакомого номера. Благо, у него был выключен звук, так что он мог не опасаться потревожить чужой сон.

Впрочем, ему было недосуг выяснять, кому он понадобился в такой час.

Один лишь этот факт того, что Ваньнин уснул в его объятиях, мог заставить его отложить любой разговор или срочное дело на потом. Юноша все еще не до конца верил в то, что все это было реальностью, и что Чу больше не пытается оттолкнуть его, однозначно давая понять, что испытывает к нему симпатию.

Внутри разлилось обжигающее тепло.

Вэйюй невольно улыбнулся своим мыслям, тут же вспомнив испуганное лицо Ваньнина, когда юноша в очередной раз признался ему в любви — а затем спросил, любит ли тот его в ответ. Темные глаза распахнулись так широко, что, казалось, еще немного — и займут треть лица. Его балетмейстер молчал, но выглядел настолько пораженным, словно опасался, что может сболтнуть лишнего.

Именно в это мгновение Мо Жань вдруг отчетливо понял, что, возможно, Чу к нему далеко не так холоден, как пытается показать.

Его сердце снова волнительно сжалось потому что он впервые осмелился предположить, что Чу, возможно… мог тоже его любить. Или, по крайней мере, испытывать чувства, которые могли бы стать любовью.

Вот только… был ли он сам достоин этой любви?

Осознание это было подобно медленно действующему яду. Он был отравлен им так долго, что попросту свыкся, перестав об этом думать чтобы просто не сойти с ума.

Однако… было ли ему достаточно того, что Чу готов доверять ему и не отталкивал? Или же ему было мало и этого?

Он перевел взгляд на Ваньнина, который внезапно вздрогнул, как если бы что-то действительно почувствовал — а затем тихо вздохнул, неловко отстраняясь. В следующую секунду он уже окончательно проснулся, и тут же инстинктивно отодвинулся, как будто близость Мо Жаня обожгла его.

Беспокойно щурясь, Ваньнин сел — и потер лицо руками, еще сильнее растрепав и без того рассыпавшиеся в беспорядке пряди.

— Я… я уснул?

— Доброе утро, Ваньнин, — Мо Жань невольно улыбнулся, наблюдая за тем, как уши мужчины стремительно алеют.

Очевидно, до Чу быстро дошло, что уже рассвело, и потому он лишь молча нахмурился — а затем, продолжая сохранять немного жутковатое молчание и абсолютно каменное лицо, принялся лихорадочно поправлять сбившуюся одежду и рыскать в поисках джинсов.

— До репетиции еще несколько часов. Мы могли бы поехать ко мне… — предложил Мо Жань, чувствуя, что должен хоть что-то сделать чтобы сгладить неловкость ситуации.

— Нет, — оборвал его Ваньнин. Если бы взглядом можно было убивать, Вэйюй готов был поспорить, что уже лежал бы бездыханным трупом.

— Тогда… тогда я отвезу тебя домой, — поспешно исправился он, запоздало понимая как неоднозначно могло прозвучать его предложение — и, не дожидаясь ответа, поднялся.

В следующую секунду его взгляд упал на одиноко отброшенный в сторону сверток, который вчера принес Ваньнин — но так и не позволил ему открыть.

Воспользовавшись тем, что Чу слишком смущен и занят приведением себя в порядок чтобы обращать внимание, он незаметно прощупал тонкую крафтовую бумагу, которая была скреплена в нескольких местах при помощи степлера и скотча — как если бы человек, запечатывавший сверток, не имел понятия, как это толково сделать, и потому второпях использовал все возможные способы сразу.

Кажется, это объясняло, почему Ваньнин вчера опоздал.

Мо Жань тут же попытался аккуратно, стараясь ничего не надорвать, раскрыть упаковку слой за слоем — и после нескольких неудачных попыток извлек на свет… его пальцы неожиданно задрожали потому что он осознал, что это такое.

«Ваньнин… ты действительно…?»

Он с недоверием уставился на скрепленные на плотной картонной подложке фотографии, с которых на него смотрел он сам… Фотографий было очень много, и все они были из разных временных отрезков: начиная с его первого выступления на сцене в массовке — а это случилось уже после того как он познакомился с Ваньнином — и заканчивая его сольными партиями. У некоторых фото качество оставляло желать лучшего, некоторые — и вовсе выглядели потрепанными или выцветшими, как если бы их много раз рассматривали, или даже носили с собой. Однако неизменным оставалось то, что кто-то так бережно собрал память обо всех его танцах вплоть до последнего, когда шесть лет назад он ушел из балета.

Мо Жань неожиданно почувствовал, как горло перехватывает странный спазм, не дающий ему нормально дышать. Его пальцы в который раз прошлись по страницам самодельного фотоальбома, выглядящего до того неаккуратно, что постороннему человеку могло бы показаться, что его склеил ребенок.

Неожиданная догадка прожгла Мо Жаня подобно раскаленному металлу, и с таким трудом склеенные, местами истрепанные страницы едва не выпали из его пальцев.

Чу Ваньнин… когда же ты начал собирать все это?

Но Мо Жань, похоже, уже знал ответ.

Ваньнин завел этот альбом когда ему самому было тринадцать. В тот самый год, когда они познакомились, и он взялся обучать Мо Жаня.

Он действительно берег каждое фото — и хранил эту нелепую склейку до сих пор… даже после того, что произошло шесть лет назад. После всего, что Мо Жань наговорил ему. Все эти годы, в течение которых Вэйюй был уверен, что его ненавидел...

«Какого хр*на?!..»

— Ваньнин, — хрипло окликнул Вэйюй подозрительно затихшего мужчину.

Чу не ответил.

Юноша вскинул голову, и его взгляд уперся в неловко мнущегося балетмейстера, который уже был полностью одет, но по-прежнему не находил себе места. Казалось, еще секунда — и он сбежит, наплевав на то, что их свидание еще, в общем-то, формально не закончилось. Похоже, даже виды на простирающийся внизу медленно просыпающийся город не вызывали в нем такого ужаса как то, что Мо Вэйюй все-таки распечатал его подарок.

— Чу Ваньнин, — повторил Мо Жань отчетливо, не понимая, что именно собирается сказать, однако чувствуя, что молчать не может. — Это… это…

Он сам не понимал, почему его голос так дрожит. Он испытывал ужас от одной лишь мысли, что все это ему, возможно, снится, и что на самом деле он проснется в одиночестве, в мире, где Чу навсегда для него потерян — и сам он потерян, а внутри него существует лишь непроглядная тьма.

Как сумасшедший он вцепился в хрупкие страницы, едва не сминая их.

— Извини, Мо Жань. Я знаю, что это… очень глупо, — внезапно начал зачем-то сбивчиво просить прощения Чу. — Я сам не знаю, зачем принес эти фотографии — возможно, мне просто хотелось, чтобы ты знал, что я всегда надеялся, что ты… вернешься. Даже если ты не стал бы выступать со мной на одной сцене. Я всегда... я просто верил в это. Странно, да?