Танцующий лепесток хайтана (СИ) - "YeliangHua" - Страница 118

Над ним словно колокольный набат звучала холодящая своей безжизненностью музыка: казалось, в ней слышны далекие отзвуки бушующего шторма и треск летящих в разверстую пропасть камней.

Будущий император все еще был одет в ученические одеяния пика Сышэн, однако присутствовала в его облачении некая бесстыдная небрежность. Длинные полы верхней накидки казались растрепанными, кое-где завязки нижнего ханьфу свободно болтались. Волосы больше не были аккуратно собраны лентой на затылке — вместо этого они полоскались прядями по лицу, укрывая в тени холодное выражение глаз и тонкую усмешку.

Едва пронесся первый позывной скрипки, как юноша, выполнив развязную комбинацию из нескольких арабесков, девлюпэ, па-де-буре и «кошачьего» шага, на секунду замер — но и этого было достаточно, чтобы зеркало, на котором он все это время продолжал танцевать, начало подниматься в воздух подобно платформе.

По сцене снова заструилась невесомая дымка — и из клубящегося тумана наконец проступили размытые силуэты. Сквозь плотную занавесь мглы их сложно было отличить от адептов пика Сышэн — однако в каждом из них угадывалась некая, свойственная и самому юноше, пугающая небрежность.

Всего фигур было около дюжины — и все они находились по краям многоугольного зеркала-платформы, вторя все движения будущего императора, словно были его двойниками или отражениями.

Свет софитов скользил по ним, а затем мерк — чтобы в следующую секунду снова начать свое непрерывное движение. В какой-то момент сцена погружалась во мрак, а затем новая вспышка света вспарывала пространство, вырывая всё новые детали. В постепенно рассеивающемся тумане теперь можно было заметить, как черные шелковые ленты опоясывают танцовщиков: они напоминали одновременно и искусный бондаж, и асимметрично свитую паутину — являя собой нечто среднее.

Края этих лент словно поводья удерживал в руках будущий император.

Болезненно-жесткая музыка становилась все пронзительней, и вместе с нею движения всех участников композиции теперь казались намного более разнузданными и рваными. В них больше не было ни следа прежней собранности — в какой-то момент классические па заменил безумный экстатический танец, полный ломаных гротескных линий.

Лишь будущий император, казалось, все еще сохранял отчасти рассудок — однако все та же торжествующе-страшная улыбка-оскал так и не сошла с его лица.

В тот миг он творил первые пешки вэйци.

5.

Внезапно воздух пронзило надрывное эхо виолончели, и в следующий миг на сцене оказалась еще дюжина адептов пика Сышэн. Они всё прибывали, группируясь по диагонали — в руках каждого сверкал клинок, движения каждого были слажены и легки. Они готовились принять бой — однако, видя будущего императора и своих соучеников, превратившихся в пешки, все еще не осознавали, действительно ли те несут угрозу.

Между тем, подчиненные юношей-заклинателем вэйци теперь, казалось, ничем не отличались от своих собратьев помимо темных шелковых лент, которые были закреплены у каждого на поясе. Однако будущий император их вовсе не удерживал — и они как-то слишком легко смешивались с не затронутыми запретной техникой адептами, вторя их движениям, так же ловко выстраиваясь в диагонали, так же искусно рассекая воздух выпадами клинков.

В какой-то момент оказалось, что пешек вэйци и адептов на сцене примерно равное количество — и различать, кто из них где находится, стало невозможно даже для внимательного зрителя. Однако в следующее мгновение пешки резко потянули за черные ленты, и в воздухе застыл сложный узорный барьер из черного шелка, выбраться из которого их противникам было невозможно.

Их соученики пораженно замерли, скованные в движениях — словно мошки, способные жалить, но все равно пойманные в самое сердце паутины. Слишком поздно они осознали, что произошло.

Будущий император наконец спрыгнул на сцену с зеркальной платформы и надменной поступью двинулся вперед. Приблизившись к одному из адептов, он, все так же продолжая скалиться, оттолкнул его так резко, что тот провис в темных путах подобно безвольной марионетке.

В этот же миг яркий свет софитов выхватил одиноко застывшую в стороне фигуру учителя. Единственный прыжок, легкий, словно полёт райской птицы — и он преодолел расстояние, разделявшее его и учеников его пика. Тяжелый дуэт контрабаса и виолончели обозначил бой, которому было суждено состояться между ним и его учеником-отступником. Еще мгновение — и они схлестнулись в поединке, в котором ни одному из них не было суждено насладиться победой.

Оба закружились в фуэте — и оба упали на одно колено друг перед другом, выбившись из сил. Долгие прыжки чередовались с уклонами противника в сторону — однако в одно из мгновений будущий император дернул за черную шелковую ленту сплетенной его пешками паутины — и один за другим адепты Сышэн стали замертво падать с каждым глухим ударом барабана.

Учитель застыл на месте, а затем медленно, словно в трансе, опустился перед своим учеником на колени, признавая поражение. Его спина все еще была надменно прямой, а подбородок высоко поднят — но сам он больше не оказывал сопротивления.

В следующий миг его ученик набросил на его руки тонкие струноподобные путы. Свет софитов вдруг переменился, разлившись зловещими оттенками пурпурного и алого, выхватывая из темноты лишь два силуэта, застывшие друг напротив друга — а затем окончательно померк, знаменуя окончание первого акта.

Акт 2.

6.

Сцена погрузилась в темноту, как если бы помещение внезапно накрыло волной, за которой следовала непроглядная бездна. В воздухе зазвенела единственная протяжная нота — а за ней последовал мягкий перелив тоскливой трели скрипки.

В следующее мгновение одинокая вспышка вспорола черноту, открывая сцену, от которой у любого пошли бы мурашки по коже: в ярко-алом пятне света, расплывающемся неясными контурами подобно кровавому цветку, в неестественной позе застыл бледный силуэт учителя.

Тонкие серебристые струноподобные нити были присоединены к его рукам и ногам, сковывая движения — и все же он двинулся, крутанувшись на месте, словно в безмолвной мольбе.

В тот же миг на сцене возник еще один темный силуэт, который до этого все время находился в тени. Их тени сплелись в единое целое, но при этом танцовщик в светлом продолжал оставаться в основном фокусе, двигаясь одновременно и плавно, следуя за бесконечно печальной мелодией, и в то же время немного дергано — как будто что-то в нем оказалось внезапно надломлено.

Темный силуэт все это время продолжал скользить на периферии света и тени, вторя за видимым партнером каждое па, словно жуткий гротеск или тень, явившаяся из чьих-то кошмаров. Серебряные нити парили в воздухе подобно тонким струнам, но ни одна из них не могла коснуться его.

Мелодия вдруг стала тревожной и рваной, а кроваво-алые цветы теперь проецировались на обе фигуры, которые замерли на месте — и лишь серебристые вспышки струн наполняли пространство между ними подобно гигантской паутине, распростершейся над сценой бледными узорами сплетений.

Танцовщик в белом в резком прыжке-баллоне завис в воздухе, и в следующее мгновение струны окутали его неровным сиянием — лишь для того, чтобы в следующий миг он рухнул вниз, и кровавый цветок зловещим пентаклем расползся вокруг него, охватывая алыми лепестками все вокруг.

Темная фигура в это же мгновение оказалась в центре серебристых паутинок, которые теперь излучали багровое сияние.

Император. Все это время он оставался неуловимым, но теперь перешел в наступление. Он скользнул к распростертому телу, а затем одним рывком дернул за одну из паутин — и бледная фигура тут же изящно приподнялась, как если бы неведомая сила управляла ею — а затем исполнила мягкий арабеск. Багряные цветы скользили по тонким рукам и бледному лицу. Сцена одновременно напоминала старинную шкатулку и театр марионеток — но кто был чьей марионеткой в этом танце?..

В следующую секунду последовал еще один «рывок» — и на этот раз танцовщик в белом оказался лицом к лицу с «тенью», а музыкальные переливы стали еще более тревожными. Теперь в них звенело нечто зловещее, как если бы струны вот-вот готовы были разорваться от напряжения.