Непобедимый. Право на семью (СИ) - Тодорова Елена - Страница 7

«Я хотела, чтобы ты меня любил!» — кричу я ему мысленно.

«Будешь делать все, как я скажу», — транслирует он.

Не слышу, что папа говорит. Улавливаю только то, что его голос разительно мягче стал. Машинально говорю ему, что люблю. А сама, не разрывая зрительный контакт с Непобедимым, вовсю строю планы по его завоеванию.

«Будешь меня любить! Будешь!»

Или я не Полина Аравина!

— Хочу свадьбу в замке, — заявляю я для всех сразу, едва растерянность полностью отступает.

Они прекращают обсуждения. Дядя Тимур кивает. Тетя Юля что-то перечеркивает в планере и быстро делает новую запись.

— Крутая идея, — одобряет Мира.

— Да, — кивает мама. — Как это мы сразу не подумали? Шикарно получится!

Миша пронизывает меня странным взглядом и, сдерживая какие-то слова, прижимает к губам кулак. Выразительно вздыхает — крупные плечи высоко вздымаются, грудь раздувается настолько, что пуговицы на рубашке натягивает.

— Что не так, чемпион? — поддергивает его дядя Рома. — Хотел скромнее и быстрее? Не получится, лучше сразу в оборот возьми. Принцессу Аравина забираешь, придется попрыгать перед гостями, перед камерами… И вообще, судя по всему, первые пару лет легкими не будут. Возможно, даже… легко не будет никогда.

Смеется Саульский редко, но если заходится, то очень заразительно. Я сразу за ним срываюсь. Он будто всю жизнь знает и с высоты своего возраста с особой иронией над ней теперь потешается. А я… Я тоже хочу постигнуть все на свете!

— Дядя Рома, — восклицаю звонко. — Не спугните мне жениха!

— Никуда он уже не денется, — заверяет Саульский.

И потому как он все-все верно подмечает, с ним спорить никогда не получается.

— Рома, — вклинивается тетя Юля. — Ну что ты?.. — и сама вовсю хохочет.

Впрочем, весело всем. Даже папа поддерживает. Видимо, его уже отпускает. Только Непобедимый необычайно суров и серьезен. Мне к нему и приближаться страшно. Топчась рядом с папой, только поглядываю на свой пустой стул. Нет, я сейчас рядом с Мишей не вытяну. Слишком резко и чересчур много получила за день.

— Говорите, говорите, я записываю, — сетует Лариса Петровна, если в столовой хоть на секунду образуется тишина. Она уже строчит о нас с Тихомировым роман. — Полина, пока еще Аравина, завтра встретимся, — отдает распоряжение, не иначе. — Мне нужно будет кое о чем тебя поспрашивать…

— Мама, — тут уже не сдерживается, как правило, молчаливая тетя Полина. — Когда ты уже успокоишься? Оставь хоть детей в покое. Пиши лучше про космос.

— Я пока о каждом из вас по книге не напишу, к космосу не вернусь. И это не обсуждается.

— На самом деле я не против, — заверяю я. — Спасибо, Лариса Петровна! Вы знаете, как я люблю ваши книги… И… Я очень польщена тем, что попала в список избранных!

— С этой героиней проблем не будет, так и отметим, — бормочет бабуля Тихомирова. — Спасибо, деточка.

— Не за что, — с улыбкой отзываюсь я. — Завтра вам позвоню. А пока… Так, дальше. Платье я хочу с восьмиметровым шлейфом, как у принцессы Дианы! Нет, пусть будет девять! Чтобы перебить рекорд…

— Полина, — выдыхает Миша и резко поднимается. — Выйдем, — кивает на дверь.

— Хорошо, — так же решительно выдаю я. — Мам, подумайте пока, кто из знакомых дизайнеров быстро возьмется за такую работу, — бросаю уже на ходу.

— У меня есть варианты, — говорит тетя Полина. — Наряд невесты, конечно же, оплачивать будем мы, как положено по традиции… — последнее, что слышу, прежде чем за нами с Мишей закрывается дверь.

Я вроде как бежала за ним, но в последний момент он отшагнул в сторону и пропустил меня в проем первой. А потом… Едва дверь закрывается, крупная рука Тихомирова ловит меня чуть ниже плеча и, стремительно разворачивая, подтаскивает к стене. Я задыхаюсь. Когда Миша, нависая, впивается в меня взглядом, в принципе забываю об этой физиологической необходимости.

— Ты специально все это делаешь? — спрашивает, не повышая голоса и не выдавая никаких ярких интонаций.

Но, тем не менее, меня накрывает волной дрожи.

— Что именно?

— Перед ЗАГСом мы решили, что уладим все формальности быстро. Зачем эти пляски с бубном? Ты же понимаешь, какой ажиотаж это событие вызовет в прессе. Журналюг заявится больше, чем гостей.

— И пусть! Мы сделаем открытый вдох, чтобы все и явились. Весь мир! Хочу, чтобы наша свадьба стала главным событием года! А может, даже века!

— Намеренно меня доводишь?

— Нет, Тихомиров. Я просто пришла в себя…

— Пришла в себя? — не давая закончить, хватается за эту фразу. — Что же с тобой было до этого момента?

— Я была необъективна. Ты вскружил мне голову вчера, признаюсь…

— Принцесса, — выдыхает Миша как-то тяжело. Его голос горячей, увесистой волной ложится мне на плечи. Вновь я вся покрываюсь мурашками. — Будь покорной.

Отчего-то это требование звучит удивительно интимно. Меня неудержимо бросает в жар. Да так, что нервные волокна будто током простреливает.

— Не буду, — отражаю незамедлительно. Плевать, что задушенным тоном свое волнение выдаю. — Ты же знаешь, что не буду… Я за тобой везде пойду, если буду чувствовать, что ты тоже…

— Полина, — уже сквозь зубы. Со стороны бесконечно спокойного Непобедимого — нечто невообразимое. — Ты уже обещала.

— Обещала. Не отказываюсь. Но сейчас мне важно получить что-то от тебя… Я же тебе не дурочка какая-то. У меня, между прочим, порода! И… Ты же говорил, что тебе нравятся мои искренность и откровенность, — напоминаю спешно, пока хватает смелости и сил. — Ты хочешь семью. Я хочу свадьбу. Настоящую, Тихомиров! Сказочную! Шикарную! Я заслуживаю. Миша… — голос срывается. Но я пытаюсь выдерживать его взгляд. — Я уступаю тебе. Ты — мне.

Он долго молчит. Подавляет меня визуально. Едва дышу, но не отворачиваюсь.

— Только пока ты Аравина, — звучит, как предупреждение.

И я отчетливо понимаю: Саульский был прав. Наш союз легким не будет.

Полина

— Боксеры все отбитые, — изрекает Мира деловито и фыркает.

— Сказала дочь и сестра чемпионов, — лениво отзываюсь я.

Стрельнув взглядами в сторону ринга, на котором в этот момент спаррингуется Миша, не сговариваясь, перекатываемся с животов на спины. Скользим по мату, пока не оказываемся плечом к плечу. Все движения неосознанные, отработанные годами и синхронные. Замираем, когда волосы — ее светлые и мои темные — смешиваются.

— Говорю, как есть, — тем же тоном продолжает подруга. Сплетая под грудью пальцы, умудряется ими жестикулировать. — Вот я бы ни за что не связала свою жизнь с кем-то из этой системы.

— Но ты же сама любишь бокс, — возмущаюсь, не повышая голоса.

— Бокс. Но не боксеров, — акцентирует Мира.

— Как можно их не любить? Не восхищаться? Это же… Такая сила! Такая мощь! Такая энергия! — тем же шепотом выдаю все нужные интонации, чтобы отразить свой восторг.

Мечтательно вздыхаю. Перед глазами, конечно же, только Тихомиров стоит. Сдерживаюсь, чтобы не приподняться и в ту же секунду не найти его взглядом.

— Это все, конечно, круто, — соглашается Мира. Заполняя паузу, какой-то четкий снисходительный звук издает. — Но они же… — взмах рукой по воздуху. — Запаянные.

— Мой папа — нет.

На первых секундах протеста именно он всплывает в мыслях.

— Это сейчас. Ты просто не знала его молодым, — выдает Мира тоном признанного эксперта. — Вот взять хотя бы моего… Из-за чертового бокса он четыре года даже не знал о существовании Миши! — шепчет выразительно, слегка повернув ко мне лицо. — Ты же читала «Птичку для чемпиона»? — вопрос риторический, потому как подруга знает, что читала. Но я все равно машинально киваю. — Бабуля уверяет, что все, как есть, описала. Без прикрас. Там все правда.

Это я тоже знаю. Но… Там обстоятельства!

— Ну, Медведь же ее любил! — болею, как за любимых персонажей, а не как за реальных людей. — Просто… Так сложились обстоятельства! А твоя мама… Она слишком робкая. Если бы она позвонила, написала, сообщила о сыне… Хоть что-то сделала! Все было бы иначе!