Времена грёз (СИ) - Альсури Мелисса - Страница 158

Магия алтаря открыла во мне второе дыхание. Забрав клинок из тела Ньярла, я обернулся к незваным гостям, готовый отразить любой удар светлой, но Избранная не пыталась напасть. Она беспомощно опустилась на мраморный пол, прижимая руки к груди и пытаясь вдохнуть. По ее побледневшим щекам градом покатились слезы. Лук исчез, и после давящей тишины послышался отчаянный крик боли, некрос, копившийся в Храме годами, наказал ее за вероломство.

Эльф, стоящий рядом с Избранной, даже не попытался ей помочь. Вздрогнувший от голоса светлой он стиснул в руках свою книгу и встал в боевую стойку. Чужеродная магия на него почти не повлияла, и это казалось странным. Эльфы, светлые создания, должны были так же прочувствовать полярное влияние некроса, но этот выглядел даже более решительным, чем раньше.

Дернувшись вперед, я закрылся темным щитом, стараясь зацепить противника лезвием рунного клинка, но раз за разом шустрый эльф уворачивался от удара, и мы лишь по касательной доставали друг друга в быстром танце поединка. Мое оружие оставляло тонкие кровоточащие полосы ран, а его чужеродная, непонятная мне сила обжигала, словно яд, и вытягивала магию, полученную столь высокой ценой. Я терял терпение и желал как можно скорее нанести решающий удар, так как время было не на моей стороне. Противник будто бы специально медлил, боялся сближения и все чаще действовал исподтишка, но даже так я чувствовал, что эльф не выдерживал такого боя. Он надеялся, что когда заберет у меня даже крупицы некроса, я сдамся, но Ньярл учил нас держаться до последнего и не один десяток лет тренировал помимо магии еще и тело, волю и силы выдерживать даже самые страшные нагрузки. Наверно, я впервые был ему за это благодарен.

— Авель!

Крик Избранной вышел надломленным, болезненным, будто она вложила в него свою последнюю надежду. Отбросив противника как можно дальше, я развернулся к входу и действительно заметил там белую фигуру «брата». Подлетев к своей супруге, он вцепился в нее, невольно стараясь закрыть собой и защитить, но вместе с этим выпустил остаток сил, атакуя… крышу?

Монолитные перекрытия треснули, и спустя мгновение снаружи послышался подобный залп заклинаний. Армия светлого решила атаковать прежде всего не людей, а Храм, что был символом и сердцем темной страны. После такого оникс и мрамор с грохотом посыпались в зал, отрезая мне путь к отступлению, я не смог даже подойти к алтарю.

Последнее, что я увидел перед собой, было ненавистное мне лицо Авеля, но я жалел лишь о том, что Ньярл скрыл мою настоящую внешность, пытаясь меня защитить. Я жалел, что мой брат не испытывает такое же отвращение, как и я, смотря на него.

Мне снилось детство, чужие ласковые руки и голос женщины, что звала себя ведьмой.

— Я хотела бы забрать вас к себе, но ему вы нужнее.

Кажется, я пытался тогда остановить ее, задержать еще на мгновение, чувствуя необычайный покой в теплых объятьях, но ведьма ушла, оставив мне на прощание книгу в зеленой обложке.

Тогда я еще не знал, кто такая Лили, и почему она должна изменить свою судьбу, но сказки для нее я выучил почти наизусть.

— Вставай! Почти приплыли! Вставай, отребье!

Вместе с этим раздался гулкий удар по металлу, и, вздрогнув, я открыл глаза, пытаясь понять, где нахожусь. Солома, постеленная на полу, как в хлеву, исколола всю спину, грязная изорванная одежда прилипла к ранам плотной коркой, и каждое движение приносило боль, норовя сорвать единственную защиту от нового кровотечения.

— Целестия! Хоть посмотрите, как нормальные люди живут.

Смотритель вновь ударил тростью по решетке и, удостоверившись, что я проснулся, пошел к остальным пленным.

— Сомневаюсь, что нас вывезут на экскурсию.

В горле неумолимо пересохло, хотелось есть и спать, тело ныло от кандалов на запястьях. Я впервые пожалел, что не умер, что не отправился на перерождение, а застрял здесь, на светлом корабле, как трофей или животное. Радовало лишь то, что у светлых не было рабства, но даже так я не надеялся на благосклонность судьбы. Для чего бы я им не понадобился, обходиться со мной по-человечески они явно не планировали.

Корабль покачнуло, наверху на палубе послышалась возня. Приехали.

Мою клеть с ограничивающими рунами вытянули в общий проход для разгрузки, и уже тут я заметил, что был на борту не один. Рядом со мной оказались еще трое пленных, но в лицо я знал лишь одного, стихийника, что должен был помогать Эребу. Где сам Эреб, догадываться не приходилось, я лишь понадеялся, что Аван была достаточно далеко и смогла защититься или бежать.

— А ну, взяли!

Длинная цепь, коей связали клетки, натянулась и вытащила нас на свет, больно резанувший по глазам. Зажмурившись, я попытался уткнуться лицом в колени, но раны тут же немилосердно заболели, и пришлось ограничиться ладонями, закрывающими веки. Нос тут же защекотал запах металла, крови и земли с кандалов.

— Вы посмотрите, какие стеснительные! А ну, убрали руки! Или вас так смущает величие Санктума?

По рукам прошел небольшой разряд магии, заставляя отдернуть их от лица. Глаза заслезились, и, даже стараясь проморгаться, я не видел ничего, кроме мутной пелены белого света. Клети затащили в повозки, послышался новый голос среди надсмотрщиков.

— Королева просила проехать к замку мелкими улицами, чтобы не смущать жителей.

— А чо это?

— Эти люди отвратительно выглядят, они будут портить вид.

— В наше время их бы тут же на площади и сожгли на потеху публике, а сейчас… смущают, значит, надо же.

Повозки дернулись, корректируя курс. Лошади зацокали копытами, уводя нас куда-то от корабля и порта, судя по всему, действительно по мелким нелюдимым улицам, так как я не слышал новых голосов и не застал обычного шума города. Все словно вымерли.

Кое-как разлепив глаза, я присмотрелся к домам и заметил чье-то напуганное лицо в окне, девушка, увидевшая меня, быстро задернула штору.

Какая стеснительность.

Надо отдать должное, город действительно показался красивым, с множеством деревьев, цветущих кустов и цветов в аккуратных чистеньких дворах. Плавные линии, обрамляющие карнизы и окна, складывались в узоры, подобные изгибам вьюнов и винограда. Все выглядело мягким и обтекаемым, в противовес угловатым строениям Сомны.

Интересно, какого было бы управлять таким местом.

С одной стороны, сейчас об этом думать было странно и немного неуместно. Я пленник, и прав у меня меньше, чем у свиньи, что ведут на убой.

С другой стороны, знали бы эти люди, что сейчас сторонятся и с отвращением отворачиваются от своего истинного короля, от того, кто по праву рождения должен был занять светлый трон. Забавно было бы увидеть эти просветленные лица в поклонах перед бывшим пленником.

От последней мысли я невольно приосанился. Действительно, пока я жив, я все могу изменить и сдаваться сейчас глупо. Как бы они не любили Авеля, он лишь лжец и слепец, не видящий и не знающий правды, своей глупостью отравивший весь светлый народ.

Едва я представил лицо брата, искаженное в ужасе понимания, что обязан отдать свое место темному, я засмеялся, и даже боль притупилась, уступая дорогу внутреннему ликованию. Он будет крайне удивлен таким новостям, и еще больше тому, как я с ним поступлю, забрав то, что мне принадлежит.

— Безумец, а ну заткнись!

Недовольный голос смотрителя ничуть не расстроил меня и не заставил замолчать, даже наоборот. Кандалы вновь пробило магией, но я ее почти не почувствовал. Мне было слишком смешно, слишком весело, чтобы прерывать такой прекрасный момент. Мысленно я взмолился богам, сохранившим мне жизнь, и поблагодарил их, теперь я понимал, зачем мне дали второй шанс. Я обязан был закончить начатое.

Трость смотрителя ударила по моей клети, отвлекая внимание. Взглянув на него, я невольно улыбнулся.

— Тебя я сожгу на площади одним из первых.