Пятеро из Рубежного Легиона (СИ) - Аверков Дмитрий - Страница 26

Малодейственное средство, но все же…

Больше всего на войне Субботина раздражала формулировка «небоевые потери». Ну, в мирное время — это понятно. Но не теперь.

Нелегко смотреть на мозги новобранца, который впал в ступор и не сумел отскочить подальше от перевернувшегося БТРа, или, разбирая оружие, боец провалился в выползшие внезапно воспоминания и позабыл его разрядить.

Вот вчера этот солдат сражался на поле битвы, хорошо ли плохо — неважно, вчера он мог стать героем посмертно, а сегодня погиб по дурной случайности — и все, он просто «небоевая потеря».

Бесславная небоевая потеря…

Любые потери личного состава Субботин для себя считал боевыми, потому что — война. Не было бы ее — возможно, не было бы и этих смертей.

У командования Субботин был не на лучшем счету. Особенно после одного случая. Тогда он командовал ротой. Его подразделение перебросили на вероятное направление удара противника, усилили минометной батареей и пригнали реактивную систему залпового огня.

Ждали долго. Неприятеля все не было. Ожидание всегда тяготит. Видимо, из-за этой долгоиграющей тягости кто-то из штаба мазнул наспех своих «художеств» на холст предстоящей битвы — многозарядную пусковую установку перебросили на другой участок.

Жаль. С ней было намного спокойнее.

Чуть позже и минометную батарею сократили до одного расчета, мол, где-то там минометчики будут нужнее.

По мнению Субботина, наспех меняющиеся стратегические планы — редко приводят к добру. Командование поступило опрометчиво. Даже халатно. Безусловно, необходимо незамедлительно реагировать на изменения на поле сражения, принимать верные тактические решения. Но в масштабе, как он был твердо убежден, — только заранее спланированные действия, только четко продуманный замысел — ведут к победе.

Как и с девушками.

К примеру, заглянул в гости к малознакомой девице — на разведку. С цветами, бутылкой вина и уже с четким планом в голове: если не отшила сразу же, то включаешь «предварительную стратегию» — уже набросал загодя схему душевной беседы и набор шуток на разные темы.

Ага. Впустила. Ага. Шутки заходят. Ага. Можно мягко переходить к шуточкам с намеками и пошлым флером.

И знаешь, примет и их, смущенно подхихикивая, да еще и полбутылки вина выдует, то самое время переходить к «основной стратегии»: проводишь разведку боем — легкие прикосновения — нащупываешь (в буквальном смысле) бреши в ее обороне, затем продолжительные (фиксированный контроль захваченных «плацдармов»), а кульминацией — штурм (не всегда молниеносный) и ее полная капитуляция. И вот она победа!

Постельная.

…Видимо, вражеская разведка все же заметила бреши в обороне. Из-за дальнего взгорка что-то сверкнуло, мерзко свистящее, всего доли секунды раздражающее тяжелый воздух, и мгновенно затихло, угодив прямо на позицию роты.

Взрыв разметал окоп, вырвав его дно фонтаном и расшвыряв окровавленные фрагменты тела бойца. Осколками посекло двух ближайших. Один молча уткнулся в бруствер, второй — сполз вниз и злобно матерился, прерываясь лишь на неукротимые стоны от съедающей боли. Вскоре он смолк.

Началось.

Субботина атака застала на открытой местности, обходил линию обороны: проверить, оценить, подсказать, как улучшить, подбодрить.

За секунду до взрыва капитан успел упасть за валун — не задело.

Противник скрыл свое наступление дымовой завесой. Стена дыма, теряя свою целостность из-за чередования темнеющих клубов и более светлых, но тоже совершенно не просматриваемых, медленно приближалась.

Наползала неминуемой волной. Гибельной волной.

Будто от пожара. Да если бы…

Из надвигающейся стены дыма продолжало сверкать и гадко шипеть, неся смерть роте Субботина.

Он понял: враг хитер, знает, как вывести из равновесия даже бывалых бойцов. Хорошо, что никто из солдат не дал слабину, по крайней мере, никто пока самовольно позиций не оставил. Да и огонь неприятеля заметно усилился, тут хочешь-не хочешь из укрытия нос не высунешь.

Рация барахлила, вероятно, невидимый противник подавляет радиосигналы. Приказ по цепочке может и оборваться где-то на пути. Но нет. Утробно ухнул миномет. Молодцы, минометчики! 120-миллиметровые «подарки» непрошеным гостям — сейчас кстати.

Пусть и вслепую.

Капитан дал длинную очередь трассерами в дым не для целеуказания — ни черта же невидно! — просто со злости.

Все… Минометный расчет затих. Накрыли. Из-за дымовой завесы работают профессионально. Наверняка координаты огневых точек выверили заранее. А может, схему обороны роты им слила какая-нибудь тыловая крыса из штаба?

Ну, еще два пулеметных осталось.

Субботин всегда заходился истеричным внутренним смехом, когда слышал что-то типа «застрекотал пулемет, плюясь огнем и кося врагов». Сколько у него было пулеметчиков на войнах, они всегда только херачили.

И херачили всегда не так, как их учил Субботин: менее эффективно, менее продолжительно, чем надо, чем ждал от них капитан. Вовремя переходить на запасные позиции бойцы, даже те, что считались гвардейцами, не успевали. Сколько он их не учил.

Один расчет, быстро выпустив пол ленты, замолк.

Больше его не слышно.

Второй продержался дольше, два короба поменял, и тоже ушел в молчание.

«Интересно, нас так добьют или пойдут врукопашную?» — отрешенно размышлял Субботин, и, услышав снова «свистящее и раздражающее», понял, что будет дальше…

Артналет постепенно сошел на нет.

Теперь враг может показаться, огневая мощь роты значительно ослабела. Да рота практически полностью обескровлена.

Точно. Так и есть.

Из дымового облака то тут, то там появлялись солдаты противника, ведя сокрушительный огонь из гранатометов и ручных пулеметов.

Враги отлично вооружены.

Вот уже стройной цепью с оружием наперевес они собрались добить остатки подавленного и искромсанного подразделения Субботина.

Разум в бою пляшет адский танец. Особенно в ближнем. Он трусит. Он заставляет бездумно вскакивать, выбираться из укрытия во весь рост перед приблизившимся неприятелем и стрелять от пояса и навскидку.

Но разве это геройство?

Скорее, это безнадежное желание махом все прекратить, рвануть из последних сил к финалу, пока тебя не срежет вражеская пуля, или пока ты не порешишь всех недругов и остановишь это безумие, достигшее накала.

Все зависит от текущего состояния психики.

К бою привыкнуть невозможно. Ни один человек сам не знает, как себя поведет в следующую секунду, что выскочит наружу: механические действия, выработанные на изнурительных тренировках, или инстинкт самосохранения выкинет неожиданный фортель?

Нервное напряжение непостижимое, неуправляемое…

Во время боя мозг у Субботина становился холодным. Потому что нет времени для эмоций. Потому что важна каждая секунда. Эмоции придут потом. Нахлынут сполна и уже не отпустят никогда. И мозг в бою должен быть зеркальным. Потому что нужно видеть все. Не нужно оценивать. Всю реальность отражать в сознании нельзя, иначе возникнет больше надуманностей. Просто видеть и мгновенно реагировать.

Если начинать раздумывать и анализировать, то обязательно замешкаешься.

А это верная смерть.

В ближнем бою работают лишь инстинкты и навыки. Рассудок должен быть холодным и даже нейтральным.

Два главных действия: опередить и не подставляться.

Уязвимость духа и тела — в попытках осознать происходящее.

Лишь внутренняя мобилизация всех систем. Когда организм на пределе, он способен на большее от привычного.

Включаются специальные программы подсознательного контроля, заботящегося о сохранении жизни. В общем, описать все ходовым словарным запасом и объемом повседневных чувств — нереально.

Субботин уже не видел, как неприятель обрушился неистовой лавиной на линию окопов, неся на концах штыков свою победу, а на перекошенных лицах — желание затоптать, стереть с лица земли, всех, кто стоит у них на пути. Не слышал последних криков своих солдат, добиваемых врагами, и отрывистых приказов вражеских офицеров…