Три Нити (СИ) - "natlalihuitl" - Страница 124

— Вы едете туда вдвоем? А как же Стена?!

— Сейчас строительство не требует нашего присутствия. К тому же мы скоро вернемся. Ну так что, согласен?

Я кивнул, дрожа от волнения — и страха.

— Тогда собирайся. Мы выходим в час Тигра.

***

До отъезда мне все-таки удалось отыскать Сиа и поговорить с ним немного о том о сем. Старик был явно рад, хотя и пытался держаться сурово, а мне тошно было от того, что я бросил его в одиночестве. Вот и сейчас, вместо того чтобы остаться во дворце, я должен был готовиться к отбытию. Для начала я завернул в плотную ткань иглы, ножи и склянки с лекарственными составами (вдруг пригодятся?), впихнул в дорожную сумку толстую подстилку, шерстяные штаны и меховые рукавицы, потом проверил, плотно ли пришиты пуговицы к зимней чубе и не отстают ли подошвы у сапог. Скоро все было готово; я уселся на кровати и стал ждать — и вроде как дремал, возя по груди подбородком, но то и дело вздрагивал, выпрямляясь.

В начале часа Тигра дверь распахнулась; на пороге стояла Палден Лхамо. Поверх извечных доспехов она надела накидку из белого хлопка; за плечами на толстом ремне висела палица с ваджровым наконечником, а на лбу лежал венец, будто из дутого серебра. Я знал, что на самом деле это не украшение, а оружие, зовущееся уреем.

— Пойдем, — велела богиня. Я немедленно подхватил сумку и спрыгнул с кровати. У выхода из Когтя нас уже ждал Железный господин. Он не удивился, увидев меня, — только коротко кивнул.

Так же молча мы спустились вниз, во двор белого лакханга Палден Лхамо. Две бессменные дакини, Симхамукха и Макаравактра, встречали нас внизу. Я заметил, что они ничуть не испугались подлинного обличья богов; должно быть, как и почжуты, могли видеть сквозь наведенный масками морок. Дакини привели пару лунг-та — белого и черного; с крутых боков зверей свешивались мешки с поклажей, крупы укрывали стеганые попоны, в длинных гривах пестрели хитро вплетенные нити. Мне лунг-та не полагалось, так что Селкет усадила меня в седло перед собою. Для пущей надежности я ухватился за костяные украшения в виде змеиных голов, прикрепленные к передней луке. И не зря! Было еще темно, но лунг-та сразу поскакали во весь опор; мелкие камешки со щелканьем и треском полетели из-под копыт. Кажется, звери полагались не на зрение, а только на искусство наездников.

Сначала в спину дул теплый и влажный ветер, затем стало холодно и тихо. Небо постепенно светлело; ближе к полудню мы остановились на привал. Был уже конец весны, но снег в горах лежал нетронутым, зеркалом отражая свет солнца. Там, где его было поменьше — за плоским камнем, похожим на стоящую ребром монету, — лха развели костер. Я же неловко сполз на землю и, постанывая, принялся разминать лапы; от непривычки зад болел немилосердно!

Пока я охал и ахал, лунг-та уже принялись что-то задумчиво жевать, причмокивая и шумно вздыхая. Селкет смела верхушку ближайшего сугроба в большой котел. Часть подогретой воды ушла на то, чтобы напоить зверей; на остальной сварили часуймы. Масло и соль боги добавлять не стали — вместо этого мне выдали кусочек черно-зеленого хлебца со вкусом морской травы. Быстро справившись с ним, я решился спросить:

— Почему вы сами отправились убивать чудовище? Ведь это могли бы сделать и шены.

Это были, кажется, первые слова с тех пор, как мы покинули Коготь. Лха посмотрели на меня так удивленно, будто с ними заговорила посуда, но Железный господин все-таки ответил:

— Шены заняты на Стене. Сейчас каждый из них на счету.

— А если с вами что-то случится? Вы ведь даже не знаете толком, что прячется там, в горах.

— Не беспокойся, Нуму. Мы уже убивали чудовищ — самых разных.

На том разговор и закончился.

***

Первые пару дней путь вел нас вверх, по белым склонам, по перевалам и узким тропам, на которых не разминулись бы и две мыши. Чем дальше мы забирались в горы, тем медленнее двигались лунг-та. Вихри трепали их гривы и слепили глаза; снега наносило почти по грудь. А сколько раз мое сердце уходило в хвост, когда звери оскальзывались на льду и ржали от страха, задирая к небу длинные морды! Вот-вот мы сорвемся в пропасть, клубящуюся облаками в каком-то локте справа или слева! Но боги оставались спокойны. На третий день дорога наконец-то пошла вниз.

В час Обезьяны мы остановились — точнее, лунг-та отказались идти дальше. Они фыркали, и храпели, и переступали на месте, ломая копытами наст. Лха переглянулись. Селкет соскочила на землю. Ее волосы и накидка сливались с заснеженным миром вокруг. Всего пара шагов — и богиня словно исчезла среди камней у подножия ближней горы. Мы с ее братом остались ждать.

Вскоре она вернулась и, отрывисто бросив: «Лу. Две недели, не меньше», — схватила дрожащих лунг-та под уздцы. Те заупрямились поначалу, но все же послушались хозяйку. Обогнув гору, мы вышли к маленькой долине с зеленым озером посредине; галька на его берегах поросла соляным налетом вперемешку с инеем. У самой кромки воды, уткнув носы в землю, лежали два мертвых оленя. Рога самца чернели в воздухе, как корни вывороченного дерева. Шерсть на разодранных боках блестела от влажных испарений, а спины покрывал снег — судя по его толщине, они были мертвы уже давно, но разложение их совсем не тронуло… Может быть, из-за холода? Даже глаза, излюбленная пища грифов, остались на месте, превратившись в голубоватые ледышки.

— Почему Лу не съел их? — спросил Ун-Нефер, разглядывая дронгов.

— Его мог спугнуть камнепад, — предположила Селкет. — Да и какая разница?

Мы почти миновали странное место, когда меня что-то дернуло оглянуться. И вот странно! На бедре одного из оленей что-то сверкнуло — вроде маленького стеклышка или ледышки; но искорка быстро погасла, и я забыл об этом.

***

Логово Лу было уже близко: хотя для меня горы, снег и камни под ногами лунг-та выглядели точно так же, как и день, и два назад, боги всюду находили следы чудовища. Время от времени они привставали в седле, вытягивали шеи и втягивали воздух одновременно носом и ртом, будто пробуя его на вкус. Мне чудилось что-то змеиное в этих быстрых, текучих движениях, в немигающих глазах, в улыбках, обнажавших короткие клыки. Изредка лха перебрасывались восклицаниями на таинственном языке, состоявшем из свиста и пощелкиваний. Разгадать его смысл было несложно. «Скоро! Уже скоро!» — повторяли они и подгоняли лунг-та. Эта спешка, и яркий румянец их щек, и почти невыносимый жар, идущий от тела Селкет, пугали меня. Все чаще я вспоминал недавний разговор с Ишо. Может быть, умный почжут примечал в богах то же самое — и так же испугался?..

На закате пятого дня мы остановились на ночь в пещере или, скорее, выбоине на теле горы, длинной, но неглубокой. Отсюда хорошо видно было и луну, медленно бредущую по небу, и долину внизу, из-за снега похожую на клок белых волос, застрявший в частом гребне гор. Я жался к огню, пытаясь привести мысли в порядок, и вертел в пальцах сухой хлебец — те. Решив, что мне надоел его пресный вкус, Палден Лхамо сказала:

— Мне кажется, рядом прыгает заяц. Я принесу его — сможешь сделать жаркое, — и тут же скрылась в темноте, оставив на земле недопитую чашку часуймы. Говорят, если поешь с кем-то из одной тарелки, увидишь его сны. Может, с питьем это также работает?.. Но лезть в голову богини было бы глупо. Я хмуро покосился на треклятую посудину и повернулся так, чтобы вовсе ее не видеть.

— Вот и правильно, — вдруг нарушил молчание Ун-Нефер. — Есть и другие способы узнать правду — для начала, можно просто спросить. Вот так.

Он склонил голову набок и медленно произнес:

— Зачем ты ходил к Чеу Ленца?

В один миг я затрясся всем телом; зубы стукнулись друг о друга с такой силой, что, будь они кремнями, вышибли бы сноп искр.

— Бедный Ишо! — вздохнул бог с притворной печалью. — Обвешал весь дом тряпками и оберегами, но забыл о том, что золото иногда служит не хуже чар. Так зачем ты был у него?

— Он страдает от постыдной болезни, — пробормотал я, не зная, что еще соврать. — Мошонка у него раздулась, как жаба по весне. Потому он и хотел сохранить все в тайне!