Не скрыть (СИ) - "BornToRuin" - Страница 92

— Да я тебя самолично убью, чем позволю жить с таким позором, ведьмина ты подстилка!

Михай увереннее и настойчивее сжимал руки, точно собираясь раздробить шейные позвонки сына в костную муку, и его белые зубы скалились каждый раз, когда противный хруст раздавался под мощным давлением. Отец настолько погрузился в процесс, что кроме болезненных стонов Стефана совершенно не слышал громких криков товарищей, пытающихся его остановить. Бледно-зелёные глаза загорелись кровожадным огнём, и брюнет испугался, что дикий, звериный взгляд родителя станет последним видением перед тем, как его веки сомкнутся навсегда. Однако, в мутной пелене, что стояла перед очами, Стефан проглядел два силуэта мигом бросившихся к ним; Раду и Фабиан с трудом оттащили обезумевшего от злобы здорового мужчину, спасая тем самым жизнь молодому человеку. Стеф, как только вырвался из тисков отца, согнулся чуть ли не пополам, взялся за ноющее от синяков горло и жадно заглотнул воздух.

— Успокойся! — крикнул на Михая двоюродный брат. — Ты его удавишь!

— По-моему, он это и пытался сделать, Фабиан. — остроумно подметил Раду, блеснув нахальной усмешкой.

— Да всё-всё! — Михай, дёрнув плечами, освободился из двойного захвата с обеих сторон и оттолкнул от себя двух, пытающихся его сдержать, мужчин. — Я спокоен! Спокоен… подите прочь!

Раду и Фабиан послушно отошли назад, однако глаз с медленно надвигающегося на Стефана мужчину не спускали; если придётся — они будут готовы вырубить товарища, невзирая на то, что он ведёт их в наступление.

Когда брюнет выпрямился, вдоволь надышавшись кислородом, он встретился с мрачным взором отца, что едва не прервал его жизнь. Михай остановился в паре шагах от сына, стиснул кулаки и зубы, настолько яростно, что послышался неприятный скрежет друг о друга, а затем, хрустнув шеей в бок, ударил парня наотмашь, и белые костяшки с тошнотворным треском раздробила кость скулы. Такой удар сразу же повалил брюнета с ног, отдался в голове оглушительным шумом; перед глазами всё поплыло, а во рту почувствовался солоноватый вкус собственной крови.

Парень хотел было подняться, оперившись на локти, встать на четвереньки, попробовать дать отпор хотя бы родному отцу, что бессмертным и всемогущим не был, но мощный пинок пудовым сапогом по рёбрам нарушил все планы. Стефана подбросило от удара. Треск костей давал понять, что переломы будут неизбежны, а острая боль, отдававшаяся по всему торсу, проводила в чувства. Он сплюнул сгусток крови и вновь попытался приподняться. Но только, едва оторвав туловище от земли, тут же рухнул назад лицом в холодный снег, когда руки, из-за слабости в мышцах, подломились. Новая вспышки боли в груди заставила задохнуться и свернуться калачиком, а предательские слёзы, подступив к глазам, скатились ручьём по щекам, вызывая лёгкое пощипывание на обветренной, замёрзшей коже. Злость, обида, боль — всё смешалось в один клубок, давая побуждение по новой предпринять попытки встать на ноги и нанести ответный удар по бородатому лицу мужчины, но с каждым движением тело покалывало, ныло, не позволяло вернуться в драку. И собственная беспомощность ещё больше гневала. Стефан за месяц пережил столько истязаний, столько мучений, познал всю боль и узрел омерзительные секреты, что таила хозяйка замка; он жил с монстрами, по сути, хуже родного отца, посему пора перестать бояться, начать действовать и сломать его прямой нос, мощным ударом кулака.

И вот — трясущиеся локти, в конечном итоге, позволили его туловищу приподняться, как чья-то цепкая рука схватила чёрные длинные волосы на затылке и резко потянул назад.

— Куда собрался, монстролюб? — над ухом послышался грубый рык. — Мы ещё не договорили…

— Михай!

Отец раздражённо скрипнул зубами, но в сторону окликнувшего его брата не повернулся. Стеф продолжал чувствовать учащённое дыхание на своей коже.

— Я думал, ты умер, — серьёзно, полушёпотом, дабы слышал лишь сын, проговорил мужчина. — Как все остальные, что попадали к этой твари… я несколько недель запивал утрату и горе водкой! Не мог смириться с мыслью, что потерял последнего близкого человека. А ты, оказывается, всё то время был жив… жил с сучьими ведьмами! Да не просто жил… был их любовником! — брезгливо поморщившись, Михай громко отхаркнул, затем смачно сплюнул остатки горячей мокроты, скопившейся в лёгких, в сугроб, прямо близ лица молодого человека. — Лучше бы ты умер. Умер страшной смертью, чем отдавал своё тело и жизнь этим паскудам.

Пока Михай вёл свой монолог, Стефан предаваться отчаянию не собирался: набрал слюны, чтобы плюнуть в лицо отца, и попытался повернуть шею, дабы встретиться с бледно-зелёными глазами, но хлопок по уху заставил его сглотнуть и отвернуться.

— Ещё раз — и я сломаю тебе челюсть, — процедил Михай, резко дёрнув его за волосы. — Сейчас мы уйдём, но вернувшись… я принесу тебе труп одной из этих плотоядных баб и заставлю любиться. На глазах у всех.

Михай глянул через плечо и махнул рукой.

— Видать, плохо я тебя в детстве воспитывал… — Стефан услышал, как как-то присел на корточки с правой от него стороны, затем заломил ему руки за спину; и на запястьях парень ощутил холодную верёвку, туго связывающую кисти вместе. — Придётся эту дурь из тебя выбивать.

Здоровый мужчина, ткнув сына в холодный рыхлый сугроб носом, выпустил из рук его волосы и, отряхнувшись, встал в полный рост, гордо возвышавшаяся над обессиленным телом.

— Фабиан! — командным тоном крикнул он.

— Да?

— Поведёшь нас туда, где находится этот кинжал.

— Но мы же хотели…

— Никаких НО! — гарканье, походящее на собачий лай, заставило дядю вздрогнуть. — Отставить пререкания! Мы выдвигаемся сиюжеминутно. Отыщем клинок, и этот кусок дерьма, — пальцем Михай указал на лежащего в снегу Стефана. — Покажет нам путь, по которому выбрался.

Мужчины согласно кивнули и Раду, что стоял справа от молодого человека, принялся его поднимать.

— Не трогай, — прорычал отец. — Пусть валяется. Хорошенько подумает над своим поведением. Герцог! — внезапно он обратился к торговцу, что всё время с плутоватой улыбкой и иронично вскинутыми бровями наблюдал за семейной сворой. — Присмотри за выродком. Мы заберём его позже.

— С радостью, уважаемый Михай. — прислонив сигару к пухлым губам, ответил лавочник. — С превеликой радостью…

Когда группа взрослых мужчин покинула внешний двор дома старосты, скрывшись за большими воротами, брюнет, сквозь дрожащие от холода и злобы уста, произнёс:

— В-вы… ублюдо-ок.

Боковая часть лица была полностью погружена в снег, отчего начинала неметь, затрудняя отчётливо проговаривать слова. Герцога же оскорбление позабавило, нежели обидело.

— Ох, Стефан, я понимаю, что вы сейчас разгневаны, но не стоит уподобляться плебейскому поведению местных, реагируя на всё агрессивно. — лавочник медленно выдохнул тоненькую струю сероватого дыма и блаженно прикрыл глаза. — Разве то, что человек говорит правду делает его… хм-м… плохим?

— Правду?! — сердито рявкнул брюнет, чуть вскочив. — Да вы постоянно лжёте! Увиливаете, ничего не излагаете прямо! И только сейчас решили рассказать всё как есть?!

Глубокая затяжка карамельного дыма вызвала у торгаша хриплый кашель.

— Кх-кхе, — толстый кулак легонько побил по груди. — Я почти всегда был с вами честен, мой дорогой друг. Пусть и не до конца откровенен, но…

— Чушь собачья! — продолжил огрызаться Стефан, не позволив лавочнику договорить. Он встрепенулся, забрыкался ногами, громко кряхтя от острой боли, что возникала в рёбрах по причине резких движений, а после попытался подняться, из-за скованных за спиной рук это получалось плохо. Однако, парень сумел встать на колени. Разговаривать таким образом, хоть и унизительно, но было гораздо удобнее. По крайней мере, лучше, чем лёжа лицом в холодном снегу. — Вы мне лгали! По доброте душевной помочь хотели, да?! О! Наверное, ваше огромное сердце кровью изливалось, когда отец меня чуть в кровавое месиво не превратил? Особенно после вашей-то правды!