Конечно, это не любовь (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна - Страница 20

— Я как будто не человек, а святыня или трофей. Не пойму, хотят они просто смотреть на меня или порвать меня на части и унести по своим комнатам, — заметил он. Это было едва ли не самое длинное его высказывание за почти месяц их знакомства.

— Это минус славы, — ответила Гермиона, — к тому же ты для них — новый человек. Гарри тоже было непросто первое время — на него даже пальцем показывали.

— А, Гарри Поттер, — покивал Виктор. — Понимаю.

Это было для Гермионы совершенно необычное общение. Виктора не нужно было заставлять учиться, как Гарри и Рона, наоборот, он достаточно охотно, хотя и скупо объяснял ей действие заклинаний, которые она изучала, и даже показал несколько новых из программы Дурмстранга. При этом с ним не надо было соревноваться, как с Шерлоком. Он был старше нее на три года и заведомо знал больше, но никогда не стремился указывать на это. Он относился к Гермионе как (и это было настоящим шоком для нее) к девушке. Он доставал для нее книги, отодвигал стул, протягивал руку, вставал со своего места, когда вставала она. Это было необычно. И Гермиона не могла не признаться в этом хотя бы себе — ей это нравилось.

Шерлоку она о Викторе, кстати, не написала пока ни строчки. Вернее, она упоминала его как знаменитого ловца и одного из Чемпионов, но об их встречах в библиотеке рассказывать не хотела. Ей было приятно думать, что это только ее тайна.

Шерлок, к счастью, не замечал недосказанности. Его полностью занимало новое дело. В Лондоне орудовал серийный убийца, оставлявший на лбах своих задушенных жертв порезы в форме крестов. Шерлок буквально завалил ее вырезками из газет, малоаппетитными фотографиями и предположениями. При этом Гермиона знала, что он не ждет от нее ответа. Просто ему нужно было поделиться своими мыслями с кем-то, и она на эту роль отлично подходила.

Между тем приближался Святочный бал. За три недели до него Гермиона начала ждать приглашения от Рона, как бы иррационально и алогично это ни звучало. В последнее время они втроем снова стали много общаться, и Рону ничего не стоило как-то во время беседы сказать: «Слушай, Гермиона, а пойдем вместе на бал?». Это было бы естественно и как будто по-дружески, никто бы не удивился этому. Но нет. Рон молчал. А как-то вечером в гостиной начал рассуждать, что пора бы уже кого-нибудь пригласить, а то останутся одни страхидлы. Он говорил это, глядя Гермионе в глаза, и она чувствовала себя просто ужасно. Так, словно он только что громко и решительно записал ее в категорию тех самых «страхидл».

На следующее утро, в субботу, она пришла в библиотеку в шесть утра и стразу же спряталась за стопкой книг по чарам, но за два часа не прочла и страницы. Перед глазами стояла пелена, а во рту было солоно.

— Привет, Гер-и-в-она, — раздался сверху голос Виктора.

— Гер-ми-она, — привычно повторила она и ответила: — здравствуй, Виктор.

Он сел рядом с ней, коснулся губами ее руки и сразу же спросил:

— В чем дело у тебя?

— Что случилось, — исправила она. Он повторил за ней вопрос и нахмурился, ожидая ответа.

— Я просто немного поссорилась со своими друзьями, — ответила Гермиона, — ничего страшного.

Она улыбнулась, а Виктор, наоборот, нахмурился еще больше, так что его кустистые брови сошлись на переносице, и сказал:

— Ге-им-во-на, я хотел знать, окажешь ли ты мне честь пойти со мной на бал?

Сказать, что это приглашение было неожиданным, значило бы не сказать ничего. На мгновение Гермиона растерялась. Она никогда не думала о Викторе как о возможном партнере на балу, для нее было естественно, что он выберет кого-то из своих многочисленных поклонниц — ему же придется открывать бал. Но она решительно ответила, отметая все сомнения:

— Да, Виктор, пойду. Спасибо за приглашение.

Глубокая морщина на лбу Виктора разгладилась, и он едва заметно, кончиками губ улыбнулся. Глаза же его отчетливо засветились радостью.

А Гермиона твердо дала себе слово, что, раз уж Рон Уизли оказался такой бестолочью и не пригласил ее, она будет развлекаться без него. Еще летом, следуя указаниям в списке необходимых предметов, они с мамой выбрали чудесную парадную мантию, Гермиона потратила несколько часов и выучила стандартные косметические заклятия и чары для укладки волос и теперь вовсю готовилась к празднику.

За пару дней до Рождества она отправила со школьными совами подарки: родителям — волшебные сладости, а Шерлоку (наплевав на все правила) — книжку с описанием волшебной науки о работе разума, окклюменции. Собственно, магии там почти не было, только ментальные техники, так что он вполне мог бы воспользоваться ей. Кроме того, она давно купила ему очень хороший микроскоп, но решила вручить его летом — такую хрупкую посылку сова могла бы и не доставить.

Ответы она получила накануне бала. Просмотрев поздравления от родителей и отложив в сторону подарки, она подсветила лист от Шерлока специальным заклинанием и прочла: «Да-да, Рождество наступает. Дурацкие поздравительные ритуалы. Я собирался подарить тебе собрание трагедий Шекспира с комментариями каких-то очень умных ученых, но, на твою беду, об этом прознала моя мама и едва не оторвала мне голову, после чего побежала к твоей маме. Они о чем-то долго совещались. Результат обнаружишь в коробочке с подарком. Будем считать, что это от меня. Я так и не понял, на что тратить все те карманные деньги, которые получаю. Хорошая новость — я понял, что, если изредка таскать полезные вещи и мелочь у Майкрофта из карманов пиджака, он меньше меня раздражает. Так что твой Шекспир тебя ждет. Желаю тебе хороших праздников и так далее. ШХ».

Гермиона рассмеялась и спрятала письмо в карман, а подарки забрала в спальню. Родители прислали, как всегда, полезные сладости и тонкую золотую цепочку с кулоном в виде стрекозы, и Гермиона тут же надела ее — украшение как будто грело.

Следом пришел черед коробочки Шерлока. С любопытством она открыла ее и едва сдержала громкий смех. Дуэт мам, похоже, пытал Шерлока с особой жестокостью, иначе он ни за что не прислал бы ей в подарок очаровательную заколку со стразами в цвет ее парадной мантии.

Так чудесно начавшийся бал обернулся кошмаром. Заливаясь слезами, Гермиона бежала по длинной лестнице в гриффиндорскую башню. То, что сказал Рон, было отвратительно, мерзко и очень подло. Она влетела к себе в комнату, упала на постель и зарыдала еще громче, но слезы не приносили облегчения. Сглотнув и даже не пытаясь успокоиться, Гермиона поднялась с кровати, схватила с тумбочки свиток пергамента, открыла чернильницу и написала: «Шерлок, мне кажется, ты был прав. Дружбы действительно не существует, или же я неверно выбрала друзей, вернее, одного друга. Скажи, можно ли ненавидеть человека, который пару раз спасал тебе жизнь? До сегодняшнего дня я считала, что нет, но теперь вижу, что ошиблась. Я. Ненавижу. Рона Уизли. Прости за эту эмоциональную записку и не смейся над ней. Гермиона». После этого она закрыла пергамент паролем и быстро, пока еще чувствовала в себе хоть капельку сил, направилась в совятню. Она послала к Шерлоку неприметную серую сову и еще некоторое время следила взглядом за улетающей птицей. Наконец, та превратилась в черную точку, а потом и вовсе исчезла в темноте. Гермиона поняла, что ее слезы почти высохли, и побрела обратно. Если бы существовала возможность вернуться в замок, не приближаясь к полному счастья и ликования залу, она бы это сделала, но это было невозможно. Впрочем, возле зала было тихо и пусто, и она понадеялась, что пройдет незамеченной, но уже на лестнице услышала:

— Ге-ри-вона!

Она всхлипнула и замерла, а потом очень по-детски закрыла лицо руками. Она совсем забыла о Викторе, бросила его посреди бала, но сейчас просто не могла показаться ему такой — растрепанной, зареванной, с красными глазами.

— Ты в порядке? — спросил он мягко, и Гермиона услышала его шаги — Крам подошел к ней и остановился на пару ступеней ниже.