Смертельное сафари - Дучи Дэвид - Страница 19

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая

– Спасибо, я только что выпил пива.

– Вы не проводник? – спросил он.

– Фотограф, – ответил я.

– Из какой газеты?

– Свободный художник, сам себе хозяин.

– Непростое дело. У нас тут много бывает вашего брата. А вы впервые?

Я кивнул.

– Где же, дружище, вся ваша техника? За дело, такая ночь не повторится.

Я покачал головой.

– На сегодня хватит, надо передохнуть.

Он понимающе кивнул.

– Я в эту землю влюблен. Знаете, сколько лет я здесь? Тридцать! Работал в заповедниках по всей Восточной Африке. Марсабит, Мэрчисонские водопады, Серенгети – повсюду! Нет хищника, с которым бы я не сходился один на один. Вот, взгляните. – Он показал мне длинный шрам на волосатом предплечье. – Отметина леопарда. Кто-то из крестьян угодил в него из лука стрелой, но не добил, и зверь долго наводил ужас на всю округу. – Он задрал рубашку, обнажив спину. – А это львица. Тот же случай – в нее стрелял браконьер.

Я с интересом кивнул, и он продолжал:

– Это произошло в Амбосели...

Одна невероятная история следовала за другой. Лишь один раз он прервался, чтобы заказать еще пива. Удивительные приключения в глухих углах, почти от каждого из которых на его дубленой коже сохранилась зарубка. Поначалу он меня заворожил, но постепенно истории стали приедаться, так оно обычно и бывает.

Меня спасла Ивонн. Уже с полчаса я слушал Брайана, когда она выпорхнула на террасу. Многие туристы, отужинав, пили теперь здесь кофе, наслаждаясь звериным спектаклем и вечерней прохладой. Джо не было рядом с Ивонн – я не преминул отметить про себя это обстоятельство.

Я познакомил Ивонн с Брайаном, и тот рассыпался в старомодных любезностях, а затем предложил угостить ее. Официант принес напитки, и Брайан рассказал очередную историю, от которой у Ивонн побежали мурашки по коже. Тем временем слонов у соляных камней сменили буффало, носорог и семейство диких кабанов. На террасе защелкали камеры со вспышками.

Брайан сообщил нам, что он старый холостяк, любил всегда только свою работу и не испытывал потребности в семейных узах. Саванна не пилит его, не бранится, ни на что не жалуется. Он уверял, что именно здесь познал истинное счастье. Однако за бравадой егеря явственно сквозило одиночество – так на сырой глине видны слоновьи следы. Вот отчего он приходил каждый вечер в бар, знакомился со случайными людьми. Животные – благодарные слушатели, но в отличие от людей они никогда не научатся отвечать.

Наконец Брайан выдохся, утомленный собственным монологом. Он слегка захмелел и, пожелав нам доброй ночи, пригласил назавтра совершить с ним объезд долины Олоболоди. Затем нетвердым шагом поплелся в свою отшельническую обитель на каменистом склоне.

– Славный человек, – сказала Ивонн, провожая его взглядом.

Я согласно кивнул и спросил:

– А где Джо?

Она вскинула глаза.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Мне казалось, что вчера вечером вы подружились.

Она передернула плечами.

– Вчера ничего не было, а сегодня он уже нашел кого-то еще.

Таков наш Джо, подумал я. Не из тех, кто готов терпеливо ждать, пока все само собой сладится. Я снова заказал пива, а для Ивонн – джин с тоником.

Туристы один за другим вставали с кресел и отправлялись на покой. Взошла луна, огромный яркий диск, – такая же, как и в прошлую ночь: она затопила долину холодным белым светом. В охотничьей гостинице было заведено в лунные ночи выключать освещение на террасе, так чтобы туристы могли погрузиться в романтическое очарование тропической ночи. Инстинктивно все понизили голос, перешли на шепот, прислушиваясь к хрюканью диких кабанов и всплеску мутноватой воды под копытами буффало.

Мы с Ивонн сели в кресла. Терраса почти опустела, лишь несколько пар – рука в руке, плечо к плечу – продолжали сидеть словно в оцепенении. Я тоже чувствовал на себе завораживающее действие лунного света, который словно бы умиротворял душу.

Первые два дня меня слишком одолевали заботы, чтобы я мог по достоинству оценить прелести француженки. Теперь же, когда мы оказались наедине, под этой луной, все мои заботы вдруг отдалились, исчезли.

Она спросила, женат ли я.

– Нет пока.

– И я не замужем.

– Знаю.

– Чем вы все-таки занимаетесь? – спросила Ивонн.

– Я телохранитель! – выпалил я, скорее всего находясь под действием лунного дурмана.

Она тряхнула головой и засмеялась:

– Охрана гостиницы, не так ли?

Я тоже рассмеялся и вспомнил, как искрилась ее кожа от воды.

– Что же у вас за профессия все-таки? – повторила Ивонн. – Только без вранья!

С какой стати я должен говорить ей правду?

– Я же сказал, телохранитель. Сопровождаю тех, кто боится ходить или ездить в одиночку. В данный момент на моем попечении довольно важный господин.

– Тот бизнесмен?

Я кивнул.

– Наверно, трудно поверить, что такой гигант боится незнакомцев, налетчиков и убийц?

– Ну что вы, их все боятся! – воскликнула она.

Мы говорили чуть ли не шепотом, чтобы не мешать романтическим парочкам вокруг нас. Мне хотелось узнать побольше как о самой Ивонн, так и услышать ее мнение о некоторых наших попутчиках. Мы проболтали до глубокой ночи.

Несмотря на сногсшибательную внешность, Ивонн, как выяснилось, страдала от одиночества. На родине у нее почти не было друзей, а родители вечно ссорились и почти не уделяли внимания дочери. Она с ранних лет привыкла быть одна, но временами одиночество ее пугало.

Я сказал, что, пока она со мной, ей бояться нечего.

– У вас есть оружие?

Я кивнул. По себе знаю, что одиночество скверная штука. Меня оно тоже пугает, сказал я ей.

Ивонн собиралась допить джин и уйти к себе, но теперь, видно, передумала. Придвинулась поближе, и я сжал ее ладонь в своей. Мы молчали, вслушиваясь в звучание ночи. Квакали лягушки, трещали цикады; с бескрайней долины, лежавшей у наших ног, долетел крик какой-то ночной птицы или отдаленный хохот мародерствующих гиен.

В тот вечер мы ушли с террасы последними. Я повел Ивонн к себе. У ее родителей был номер люкс этажом выше.

На следующий день за завтраком фон Шелленберг сообщил, что не может пока отправиться ни на одну из намеченных экскурсий по заповеднику. До обеда ему должны позвонить по очень важному делу.

– Не исключено, что мне придется вернуться в Найроби, – сказал он.

Мы сидели за столом вместе с Поссарами. Остальные наши знакомцы еще не спустились. Ивонн ушла к себе только на рассвете, и я не выспался.

Джо появился в дверях под руку с высокой и худой дамой. У нее были огненно-рыжие волосы и белое, как бумага, лицо. Они отыскали столик на двоих в некотором отдалении от нас. Ивонн, скользнув по ним взглядом, подмигнула мне.

Я любовался ее улыбкой и думал о том, что мне незачем спешить в Найроби. Решено, останусь с ней, что бы ни надумал мой немец!

Вэнс Фридмен, стремительно войдя в ресторан, сообщил, что Лео Папино совсем расклеился и решил полежать, так что на утреннюю экскурсию он не едет.

– Что с ним? – спросила Ивонн.

– Жар, – ответил Фридмен. – Говорят, едва не умер ночью. Я, как мог, утешил его. Я ведь и по-итальянски могу, росо-росо. – Американец хохотнул. – Ничего, поправится. Такие коротышки здоровее нас с вами.

Подозвав официанта, он велел отнести пастору завтрак.

– У него жар! – повторил янки и снова захохотал.

Спустя несколько секунд я поднялся из-за стола. Услужливый портье дал мне ключ от номера, в котором остановился Вэнс Фридмен. В ванной комнате я увидел стакан и в нем влажную зубную щетку. Вынув щетку, я взял стакан и поспешил к себе в номер. Там я упаковал его в большой конверт для отправки в Найроби.

Когда я снова спустился вниз, Джо уже суетился в коридоре, торопя с отъездом на утренние прогулки. Наш автобус шел в северном направлении, к горам Чиулу и Сойсамбу. Мы должны были захватить также край суровой пустыни Ньири. К обеду мы вернемся в гостиницу и после непродолжительного отдыха отправимся в долину Олоболоди, богатую баобабами и слонами, затем на юго-восток, к горам Ингито, и, наконец, доберемся до озера Амбосели. Такова была наша программа на день.

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая