Смертельное сафари - Дучи Дэвид - Страница 18

• Предыдущая
• 18/33
• Следующая

Не стану пересказывать фон Шелленбергу мой разговор с Сэмом, думал я, немцу незачем это знать.

Когда до "Баобаба" оставалось километров десять, дорога разветвилась. До горячих ключей Леме Боти было всего пять километров на юг. Речушка, бравшая там свои истоки, причудливо извивалась среди болот и впадала в озеро Амбосели, огибая южную оконечность гряды Ингито. Со склонов Килиманджаро стекали еще два потока, пополнявшие запасы воды в Амбосели. Они каким-то чудом не пересыхали на поросшем акациями нагорье.

Наш "караван" повернул к Леме Боти. Пыли здесь было поменьше, зато нас нещадно трясло на камнях. Я открыл окно. На востоке, всего километрах в двадцати, параллельно дороге тянулся горный кряж Ингито, его скалистые вершины круто вздымались над плоской местностью. Растительность становилась все беднее, а на склонах среди гигантских валунов виднелись одиночные акации да колючий кустарник. На склонах ярко цвели "канделябры", их толстые, мясистые ветви держали высоко над собой гирлянды алых цветов. Все реже и реже попадались на глаза скрюченные баобабы.

Я все думал: Вэнс Фридмен, Питтсбург, Пенсильвания. Торговец подержанными машинами, который всюду побывал и все на свете видел...

Теперь впереди уже можно было разглядеть оазис Леме Боти, пышная тропическая зелень резко выделялась на фоне спекшихся окрестных равнин. Водяные персики, зонтичные акации, дикие финики и огненные деревья буйно разрослись, создавая сплошной ковер, тянущийся вплоть до южной оконечности гор Ингито.

Вскоре "караван" уже въезжал на асфальтированную стоянку среди огненных деревьев, в ста метрах от ключей, откуда в заросли тростника уводила узкая тропинка. Там, на краю пруда, имевшего форму полумесяца, был сооружен деревянный настил, с которого можно было очень близко и в полной безопасности разглядывать жутких обитателей болот.

Все без исключения туристы направились к пруду.

Я наконец принял решение – необходимо дозвониться комиссару!..

В охотничью гостиницу "Баобаб" мы прибыли ровно в шесть.

Автобусы неожиданно выскочили из пылевой завесы на асфальтированную подъездную аллею. Вдоль нее в деревянные кадки и стальные бочки были высажены бугенвилеи, вьюнковые растения. Цепляясь за выступы в скалах, они упрямо карабкались вверх. Площадка для стоянки машин была размечена кустами роз. Все это возникало перед взорами туристов внезапно, едва автобусы сворачивали на асфальт, и производило сильное впечатление. "Баобаб" манил искрящимся великолепием, как факел в ночи, как колодец в пустыне. Подлинный оазис цивилизации среди дикой необузданной природы.

Ошеломляющий эффект, впрочем, был недолог. Он исчезал от вида множества автомашин на стоянке. Мы ступили на землю, разминая затекшие ноги, и потянулись вслед за Джо в вестибюль, чтобы взять у портье ключи от номеров. Омари наверняка уже не на работе, звонок к нему придется отложить до утра.

"Баобаб" был построен на горе Мешананаи, на высоте трех тысяч метров над уровнем моря. Отсюда вся долина Олоболоди как на ладони. Фундамент находился в самой сердцевине горы, и потому ее склоны частично образовывали стены "Баобаба". Из восьмидесяти комнат примерно половина выходила окнами на крутой обрыв; с противоположной стороны виднелась подъездная дорога, петляющая по пологому северному склону. Со стороны обрыва было устроено искусственное озеро и разбросана каменная соль, и сюда на водопой приходили различные животные: слоны, зебры, буффало, газели. Ночью включали прожекторы, так что туристы, сидя на длинной веранде, могли вдоволь налюбоваться зверьем.

Позади здания, в стороне от автомобильной стоянки, в твердой горной породе был выдолблен круглый плавательный бассейн. Выше него лепились по склону домики главного егеря заповедника и управляющего "Баобабом". Дизельный движок питал гостиницу электричеством, но его стук не мешал туристам, так как стоял он на достаточном расстоянии от основного корпуса.

Моя комната снова соседствовала с номером фон Шелленберга. Мы приняли душ, переоделись, спустились в ресторан и отыскали в углу стол, накрытый на двоих. Ели молча, лишь к концу ужина фон Шелленберг заговорил об американце.

– Я ему не доверяю, – сказал я.

Оказалось, что и немцу он внушает опасения. Затем снова наступило молчание. Поужинав, мы поднялись к себе. Фон Шелленберг хотел остаться один, чтобы поработать, и просил его не беспокоить. Я счел своим долгом заметить, что, отсылая меня, он подвергает себя риску, однако в ответ фон Шелленберг только махнул рукой и усмехнулся.

– Я буду осторожен, – обещал он.

– Запритесь, – посоветовал я, – и никому, кроме меня, не отпирайте.

Но и этого мне показалось мало. Я сходил к себе и принес "стар".

– Вы как будто умеете обращаться с оружием?

– Да не нужно ничего, – передернул плечами фон Шелленберг.

– Пусть все-таки лежит на столе – на всякий случай.

Я спустился в вестибюль и позвонил Сэму. Он сказал, что рад слышать мой голос, однако просил быть покороче, так как они с женой только что сели за ужин.

Я дал ему поручение и повесил трубку, лишив его возможности задать дополнительные вопросы. Им потребуется по меньшей мере двадцать четыре часа, чтобы установить, откуда я звонил. К тому времени мы уже будем катить по заповеднику Цаво в сторону Момбасы.

Из разговора с дежурным портье выяснилось, что наутро сюда прибудет самолет с припасами, но, к сожалению, все четыре места на обратный путь до Найроби уже забронированы.

– Не захватит ли экипаж посылку? – спросил я.

– Если только она не очень громоздкая.

Я заверил портье, что она будет крохотной, и отправился в бар. Вэнса Фридмена там не оказалось, а жаль: найди я его, все бы упростилось.

С кружкой пива в руке я вышел на террасу. В вечернее время равнина Олоболоди представляет собой захватывающее зрелище. Меньше чем в ста метрах от основания отвесной скалы я насчитал шесть слонов. Они пили воду вместе с кабанами, тут же паслись импалы и несколько антилоп. Мощные лучи установленных под верандой прожекторов заливали ярким светом площадку с озерком и каменной солью. Животные помельче робко прятались в тени, отбрасываемой крупными обитателями саванны. Искусственное освещение разгоняло тьму лишь до ближайших баобабов и акаций, а дальше до самого горизонта чернела ночь. На небе, подобно бриллиантовой россыпи, сверкали звезды, и потому на юго-востоке можно было различить очертания гор Ингито, темневших на фоне звездного небосклона.

Перед моим взором развертывался спектакль, поставленный самой природой. Сценой была освещенная площадка, актерами – звери. Саванна многие века хранила на своих страницах текст вечной пьесы. Впрочем, какой же театр с этим сравнится: тут все подлинное, неподдельное!

– Поразительно, верно? – воскликнул кто-то за моей спиной с типично английским выговором.

Я оглянулся – невысокий, коренастый европеец. Увлекшись фантастическим зрелищем, я и не заметил, как он подошел.

– Хэлло, – сказал я, меря его взглядом.

Раньше я не видел его – ни среди туристов, ни среди служащих "Баобаба".

– Брайан Хеллер. – Белый протянул мне загрубелую руку. – Можете называть меня просто Брайан.

Мы обменялись рукопожатием, и я представился:

– Канджа.

Ему было под шестьдесят, лицо в сетке морщин, голова седая. Глаза глубоко посажены и сощурены; лицо и руки покрыты ровным загаром.

– Вы правы, – произнес Брайан Хеллер, предупреждая мои вопросы. – Я не турист, а профессиональный охотник. В настоящее время служу егерем в заповеднике Олоболоди и живу вон в том домике на склоне горы.

– Так я и думал!

В грубых, цвета хаки шортах и серой рубашке с короткими рукавами Брайан Хеллер имел весьма бравый вид. Настоящий следопыт, подлинный часовой саванны.

– Это делает честь вашей проницательности, – улыбнулся он. – Можно вас угостить?

• Предыдущая
• 18/33
• Следующая