Ответные санкции (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 25

Мы в казарме. Пока Джен моется в душе, а я сторожу на пороге, не пуская парней с полотенцами внутрь, противокорабельная ракета «Конго-6» врезается в борт крейсера «Омаха» класса «Тикандерога». Броня у того символическая, только на отсеке с боеприпасами. Дрон в деталях транслирует оранжевую вспышку, столб дыма и быстрое погружение двух половинок крейсера.

Пусть я не вижу воочию, как моряки гибнут в стальных отсеках. Пусть они сами вторглись в чужие территориальные воды, куда их никто не звал. Именно в их команде какой-то урод нажал на кнопку пуска «Томагавков». Но…

С наивностью, граничащей с клиническим идиотизмом, они уверенно причисляют себя к поборникам добра и справедливости. Гуд гайз, мать их… Они знают, что рискуют жизнью — противник на этот раз показывает зубы. Они мужественно идут навстречу опасности, сражаясь за торжество демократии, так как считают себя наследниками героев, высадившихся в Нормандии… Не нужно убивать этих олухов! Никого не надо убивать.

Флот отводит корабли на двадцать миль, чисто символически, для ракет это не расстояние. Плыть на базу в Италию адмиралу не велит гордость или Пентагон. Война не объявлена и не прекращена. На месте гибели крейсера кружат спасатели, надеются хоть кого-то выудить живым, Корпорация обязалась отремонтировать спасённых моряков в госпитале Банги, как и пострадавших в Лаугате, совершенно бесплатно.

Джен остаётся ночевать в моей комнате.

Никакого секса. Мой отросток торопится сообщить, что электрошок не снизил боевого настроя, это ничего не меняет. Чёрная звёздочка сейчас — просто маленькая напуганная девочка, ей страшно одной, привычный мир рухнул, оставшийся может рухнуть в любой момент, вплоть до ядерной бомбардировки Алжира или Центральной Африки. Она посетовала, что нет виски или джина, зарылась в меня как в плюшевого медведя и засопела. Реакция на стресс даёт о себе знать.

Я лежу один, хоть и вдвоём. За стеной слышны голоса дежурных по казарме, в России они называются дневальными. Конечно, зубоскалят по поводу моей гостьи. Завидуют! Нечему.

Мысли с эротических перескакивают на заезженную в этот день колею, о хороших и плохих парнях. Я — на стороне хороших? Конечно, кто б спорил. Замечательные люди разместили основной командный пункт на севере, под защитой ПРО, обозвав его резервным, а нас вытащили на открытое место. Для пущей яркости картины затолкали журналюжек из НАТОвских стран. Меня и офицеров — тоже, в качестве малоценного расходного материала. И всё чудесно сработало, после этого подрыв «Омахи» выглядит заслуженной карой. На привычном дипломатическом сленге — ответными санкциями.

Конечно, Корпорация ещё не отправляет свои корабли к чужим берегам наводить образцовые порядки. Штаты тоже начинали с хорошей миной, когда отвоёвывали независимость у бритишей. Что-то неприятное мне говорит — у нашей рождающейся сверхдержавы далеко не безоблачное будущее. Людям свойственно меняться, если в руки попадает самая тяжёлая дубина.

Если ПРО «Африканский ответ» разместить в России, это хорошо или плохо? Сейчас — однозначно хорошо. Но вспомним историю, того же Никиту Хрущёва, что отправил ракеты на Кубу с единственной озвученной мотивацией: «запустим американцам ежа в штаны». И что тогда? Некоторый процент русских санкций под названием «Булава» или «Тополь-М» развалится в полёте, потому что ракеты собраны в конце месяца. Штатовские противоракеты уничтожат ещё часть. Долетевших хватит с лихвой. Страшно представить, что к красной кнопке дорвётся Никита-2 без опасений получить ответного ежа.

Знаю одно — сегодня мир изменился и никогда не станет прежним, потому что американцам нужно отреагировать на удар по физиономии. Если не прямо сейчас, то когда-нибудь.

Сэр Даглас Нотхельм умер за считанные дни до окончания испытаний «сыворотки молодости». В Алжир немедленно примчался его внук, нетерпеливый до чёртиков, хоть ему до естественного финиша ещё далеко, он был не старше Виктора-Мохаммеда.

Больница разрослась. В гериатрическом отделении трудилось шесть врачей, все из Англии, куча ассистентов и лаборантов, два инженера, десяток техников и прочий вспомогательный персонал.

— Вот куда уходят бессчётные фунты стерлингов, — баронет шествовал по коридорам стационара в накинутом на плечи светло-салатовом халате. Виктор и британские медики семенили по бокам как эсминцы вокруг линкора. — Мне нужна чёткая программа. Сколько ещё вам надо, чтобы проект вышел на прибыль? Вы же инициатор сего действа?

Палец, жёлтый от никотина и чем-то напоминающий сигару, упёрся в Виктора. Тот кивнул и был удостоен приватной аудиенции.

— Финансовую сторону сэр Нотхельм взял на себя. Средства, способные улучшить состояние старого человека, есть уже сегодня, но… Не слишком ли поспешно выбрасывать их на рынок?

— Это не вам решать, — отрезал Нотхельм-младший. — Мне нужна технология производства. Какова себестоимость лекарства на курс лечения? Противопоказания? Исходные данные для клинических испытаний в Англии, чтобы получить сертификат на продажи…

— Простите, сэр. «Сыворотка молодости» — это условное название. Для эффекта нужен целый набор средств. Пациент подвергается воздействию магнитных полей, ему прописываются препараты для внутреннего и наружного применения. Ещё массаж, иглоукалывание, комплекс физиотерапии, специальное питание…

— Это меняет дело. Стало быть, имеем перспективу продавать услугу, а не медикамент, — баронет откинулся в любимом кресле Виктора и закатил глаза к потолку, будто на нём возникли столбики цифр. — Технология уже рабочая?

— Даёт эффект. Но…

— Так и знал, — Нотхельм блеснул очками и поправил галстук, слишком тесный для африканской жары, с которой героически сражался кондиционер. — Всё хорошо, но не настолько. Вы часом не мошенник?

— Прошу не разговаривать со мной в подобном тоне, сэр!

— Вот как? Тогда докажите. Хочу увидеть хоть одного помолодевшего.

— Ваше право.

Пока ассистентка бегала за пациентом, Виктор рассказал про одну из проблем, не самую существенную, но мешающую именно коммерческому успеху.

— Допустим, нам удаётся переключить биологические часы вспять. Пациент лежал в стационаре месяц. На месяц помолодел. Как вы считаете, он заметит результат? Особенно, если за него запросить десять тысяч фунтов?

— Сомнительно. Крайне. Более того, мистер Абдул, я вообще с трудом понимаю, как мы сможем доказать, что метод эффективен. Десять лет ждать, чтобы клиент помолодел хотя бы на десятку?

— Мы пробуем ускорить метаболизм. В четыре, в десять раз. Организм едва не взрывается от перегрузок, температура всё время за сорок… Не буду утомлять подробностями. Один умер, не успев дождаться молодости.

— В десять раз… Десять лет за год? И только тогда он выпишет чек… Не годится.

Ассистентка ввела в кабинет пожилого бербера.

— Сколько ему лет на ваш взгляд, сэр?

Прозрачные глазки аристократа ощупали мужчину.

— Он такой обветренный… От шестидесяти до восьмидесяти. Вы не могли показать бы мне фото до лечения?

— Увы. В Алжире силён предрассудок, что фотография выпивает душу. Не вздумайте снимать местных.

— Вздор! Так сколько ему?

Бербер молчал. Французский ему знаком, а английскую речь он не понимал.

— Восемьдесят шесть. Физическое состояние на шестьдесят, при этом нужно учесть, что средняя продолжительность жизни у них невелика.

Баронет не поленился вылезти из-за стола. Он подступил к старику вплотную, ощупал лицо, даже оттянул губу, осматривая зубы.

— Для рекламы не подойдёт. Глядит тоскливо.

Пустынный аксакал вдруг что-то быстро забормотал на смеси арабского и французского.

— Жалуется, — прокомментировал Виктор. — Говорит, что только Бог вправе устанавливать когда жить, а когда умирать. Дед пришёл к нам чтобы подлечить воспалённую ногу и без мучений встретить скорый конец. Мы обманули его, он не может вернуться в племя — его не примут такого.