Майор Казанцев и Европейский Халифат(СИ) - Рясной Илья - Страница 92

Увидев, как шевельнулась занавеска на втором этаже, я крикнул громко, чтобы слышали:

- Нам поджечь и этот дом?

Через некоторое время входная дверь осторожно приоткрылась. На пороге возник согбенный седой француз. Его вовсе не скрутил приступ жестокого радикулита. Это он так кланялся. Да, он истово кланялся и лебезил. Лебезил и кланялся. И от него исходили упругие волны страха.

- Что тут произошло? – взяв его за ворот рубашки, осведомился я. - Кто вон тот дом поджег?

- Добрые воины Ислама приехали за деканом Драппо, - сбивчиво оттарабанил француз. - Он не открывал. А потом выстрелил в стучавшего. А когда они решили урезонить его, он взорвал что-то в доме.

- Что взорвал? – гаркнул я.

- У него постоянно стояли в доме баллоны с газом! Этот газ и взорвался! У меня стекла вылетели. И пожар чуть ко мне не перекинулся!

От избытка чувств француз выпрямился и расправил плечи. Стало заметно, что он гораздо моложе, чем казался в скрюченном положении – лет пятьдесят максимум. И его черные глаза искрились неподдельным возмущением.

- Чтоб его черти жарили на том свете, старого перечника! – воскликнул он. - Что ему не жилось ровно? Ему даже продукты от Халифата давали! Приезжали воины Ислама, раскланивались! Он их консультировал. И все равно – что-то там злоумышлял. Они все такие, хиппи профессора. Всякие Сорбонны. Им ни при какой власти не живется! Им все чего-то надо!

- А что вам надо? – заинтересовался я.

- Я верен Халифату! – с готовностью вытянулся по струнке француз. - Наконец, мы дождались правильной власти.

- Похвально, - я потрепал его отечески по плечу, подумав, что этот прирожденный приспособленец, скорее всего, и вломил своего соседа декана. Халифат в лучших восточных традициях отдает часть имущества злоумышленника доносителю. Только вот имущества не осталось. Сгорело в пожаре. Вот теперь стукач и убивается по этому поводу.

Итак, что здесь произошло? Расклад в целом понятен. Шариатские стражи установили причастность декана к Сопротивлению. Он живым решил не сдаваться и подорвал дом. В общем, ушел из жизни легко, на что не смог бы и надеяться в лапах Халифата. И обрубил нам линию Поиска.

И что теперь нам делать? Ну, во всяком случае, не собирать вещички и не уматывать восвояси. Предмет здесь. Значит, здесь и мое место, пока я его не отыщу. Следовательно, надо вживаться. Пытаться самим нащупать информацию о Сопротивлении. Или надеяться на координаторов, которые порой сбрасывают добытые неизвестно каким способом наводки на цель.

- Обустраиваемся, - произнес я угрюмо, когда Леший тронул наш бронетранспортер с места.

- Куда сейчас? – спросил Леший.

- В полицейский штаб шариатской верности…

Если верить координаторам, с нашими документами можно не только отбиваться от дорожных заслонов, но и спокойно проникнуть в самое логово врага. Так что с учетом того, что в Париже придется задержаться, мы не стали прятаться в катакомбах и развалинах. А внаглую заявились к руководителю Сил шариатской верности исламского округа Париж. Прямо в Дом Инвалидов.

Как-то зловеще сегодня звучало это название. С учетом того, что в подвалах и казематах этого знаменитого исторического здания ныне экзекуциями и допросами третьей степени людей делали инвалидами в товарных количествах.

Парижский Дом Инвалидов – это вовсе не покосившаяся халупа, куда свозили несколько сот лет подряд несчастных людей. Это роскошное огромное здание в стиле барокко. Купол встроенного в него собора виден со всех концов города. Построили этот комплекс по указанию Короля Солнце в семнадцатом веке для призрения военных ветеранов.

В самом Доме Инвалидов и нескольких строениях вокруг него расположился полицейский штаб шариатской верности и казармы полицейских батальонов. Знаменитый собор наспех переоборудовали под мечеть. Геральдические лилии бурбонов на фасаде расстреляли из пулемета. А в зале воинской славы Франции теперь хозяйничали моджахеды.

Наша кавалькада переехала по мосту Александра Третьего через Сену и по широкому бульвару устремилась к комплексу зданий Дома инвалидов. Большинство выстроившихся вдоль фасада бронзовых пушек, ранее встречавших гостей, исламисты куда-то утащили. Автомобильная стоянка и газоны были хаотично заставлены машинами и бронетранспортерами. Кругами слонялись толпы разношерстно одетого сброда.

Халифат так и не ввел единообразную форму. Каждый моджахед извращался, как мог, впрочем, чаще отдавая предпочтение камуфляжу с разграбленных складов французской армии и полиции. Только черные повязки, иногда зеленые, на головах, да шевроны на рукавах указывали на то, что это не банда, а подразделения регулярных сил. Впрочем, какие регуляры? Банда и есть банда, разряди уродов хоть в камуфляж НАТО со знаками различия, хоть в гусарские мундиры и эполеты. Человеческая накипь!

Мы остановились на подъезде к главным воротам. Нас сразу взяли на прицел. Пулеметчик, прячущийся за мешками, провожал нас стволом. И бойцы на бронемашинах напряглись. Какой-то высокомерный павлин важно, но в душе испуганно, прошествовал к нам.

Я представился этому офицеру. Проверив документы, он привычно вытянулся. И заорал на одного из подчиненных по-арабски, чтобы он проводил важных гостей в приемную самого главы стражей.

Наша команда осталась перед воротами. Внутрь вооруженную толпу пускать побоялись. Я собрал у бойцов документы, приказал Лешему ждать и на рожон не лезть. В воротнике у меня проводок микрофона, так что Леший услышит мой разговор. И сориентируется, если что пойдет не так.

Внутри исторические и музейные интерьеры были изуродованы, разломаны, осквернены. Французы в 1812 году устроили конюшню в Кремле. Арабы, в русле местной исторической традиции, устроили хлев во всем Париже.

Внутри царило сплошное мельтешение толп зверьков. Суетились вооруженные люди, сновали по коридорам и кабинетам бюрократы с папками. Этот штаб, если не обращать внимания на выходящий за все рамки разумного бардак, походил на любой другой штаб.

В предбаннике кабинета большого босса присутствовала, рассевшись на стульях времен Людовика шестнадцатого, а то и просто на корточках и на толстом ковре, толпа суровых и неприветливых бородачей. Как я понял, это были телохранители. Парочка тут же начала тыкать в мою сторону стволами. Устроившийся за резным столом субъект, наиболее цивилизованный по виду, хотя и какой-то женоподобный, потребовал у меня объяснений, кто я такой и что мне надо. Потом по телефону, как и положено секретарю, коим он являлся, доложился шефу. Положив трубку, потребовал, чтобы я сдал оружие.

Я выложил пистолет на стол. Меня наскоро обыскали. После чего один из бородачей достаточно бесцеремонно подтолкнул к тяжелым створчатым дверям кабинета.

Ну, вот я и в обители хозяина здешнего гадюшника шариатского генерала Абдуссалама аль Бэреди. Огромный кабинет, заваленный коврами, вазами, бронзой и прочим антиквариатом. Только картин не было – это противоречит «истинному Исламу».

Безобразно толстый самодовольный бай расплылся в широком кресле перед огромным столом на львиных ножках, явно музейным экспонатом. Рядом на пуфиках томно разлегся весь настолько сладенький и молоденький мальчик, что с хозяином кабинета все сразу стало понятно. Генерал цыкнул, и мальчика как волной смыло.

Взгляд у командира стражей и главного полицейского начальника округа Париж был настороженный. Что делает в его логове этот европеец?

Мы по-восточному вежливо поздоровались. Абдуссалам дотошно изучил документы. После чего расплылся в сахарной улыбке, выражая всяческие сочувствие и содействие. Но в его глазах читалось и какое-то недоброе торжество.

Впрочем, его эмоции были мне совершенно понятны. С «очистителями» Халифа не ссорился никто, потому что неизвестно, на кого их натравили и что они могут устроить. Метле Халифа дозволялось творить любые бесчинства, прикрываясь его волей. Так что «очистители» были опасны. Но вместе с тем генерал знал, что эти наемники редко живут долго. После нескольких акций их гласно или негласно списывают в расход или отдают на растерзание родичам тех, кого они вынуждены были обидеть, часто с летальным исходом, выполняя поручение верхушки Халифата. Когда наемников пускали в расход, так и все кровные непонятки уходили вместе с ними. Все обиженные удовлетворены, все обиды закрыты. И предводители Халифата чисты перед подданными. Так что сегодня главный страж Парижа расшаркивается перед этим европейцем. А завтра, глядишь, и пустит ему пулю в лоб. В связи с этим его настрой был оптимистичный.