Прилив победы - Дрейк Дэвид Аллен - Страница 70

• Предыдущая
• 70/113
• Следующая

По правде говоря, интуитивно она знала о смерти Эона с того момента, когда увидела безумную злобу, с которой аксумские моряки резали солдат гарнизона, пытающихся защитить свои корабли. Аксумские сарвены, конечно, всегда были яростными в сражениях, но происходившее в этот день выходило за рамки привычного. Это была бойня, словно разъяренные росомахи утоляли жажду крови.

Когда тело Эона доставили на флагманский корабль и отнесли в каюту, Антонина сопровождала негусу нагаста. Она сделала все, что могла, руками аксумского врача, пытаясь облегчить страдания раненого. Но задолго до того, как в каюту вошел Усанас, с вытянутым и измученным лицом, Антонина посмотрела правде в глаза. Какое-то время Эон еще проживет. Может даже — если врач приложит все возможные усилия — прийти в сознание и говорить. Но больше месяца Эон не протянет. Вероятно, не больше двух недель. Не с этой раной. Копье сильно повредило важнейшие внутренние органы, а после такого ранения неизбежен фатальный исход. В отчаянии Антонина подумала, как вызвать Велисария и Эйда, но вскоре отказалась от этой мысли. Эйд мог знать какой-то способ, который мог бы спасти Эона — и на самом деле знал, потому что ее муж уже приказал начать эксперименты по созданию лекарств будущего, но для этого пока не находилось времени — слишком много было других забот. А теперь время вышло. Даже если ей каким-то образом удастся призвать Эйда, кристаллическая сущность из будущего сможет сделать не больше, чем сама Антонина.

Она плакала, и плакала, и плакала. Она плакала в объятиях Усанаса, и он тоже плакал, и Антонина время от времени думала, как мог бы плакать кристалл.

Не плакал ли бы. А просто, как именно.

СУККУР

Осень 533 года н.э.

Когда Велисарий впервые услышал пушки, стреляющие по Суккуру, то почувствовал огромное облегчение. Да, разведчики Аббу уже сообщили, что римские и персидские силы удерживают осаждающих город малва, Тем не менее не было ничего более успокаивающего, чем самому слышать звук римских орудий.

Даже на таком расстоянии — до Суккура и реки Инд все еще оставалось около мили — он мог по звуку отличить римские пушки от пушек малва. Забавно, но разница была не в них самих. Большинство сорокавосьмифунтовых осадных орудий, которые Велисарий привез с собой раньше, принадлежали малва. Велисарий и персы захватили их в Месопотамии в прошлом году. Но римский порох был гранулированный, в то время как малва часто пользовались старым, очень неоднородным.

Здесь, как и во многих других областях империи, малва сдерживала их медленно развивающаяся экономика — отставание было неизбежным, если настаивать на сохранении кастовой системы. У врага имелся гранулированный порох, но недостаточно, чтобы обеспечить им все подразделения на время долгой осады. Точно так же они прекрасно могли делать подковы и новые упряжи для вьючных животных — но производить их в достаточном для всей армии количестве без замены кастовых методов ремесленничества «индустриальной» системой, которую приняли римляне, они были неспособны. В то время как все кавалеристы Велисария ездили на подкованных лошадях и все вьючные животные использовали новые упряжи вместо старых, по крайней мере половина армии малва не была этими благами обеспечена.

В случае крупных предметов, производимых в относительно малых количествах, вроде пушек или мушкетов, малва могли компенсировать свои более примитивные технологии большим количеством рабочей силы. Даже рабочие, использующие устаревшие методы и остающиеся в рамках кастовой системы, могли производить много таких изделий — при условии, что достаточное их количество отряжали для работы по проектам. Реакционный фанатизм малва имел тенденцию реально проявлять себя в неспособности массово производить небольшие и дешевые изделия, к примеру, те же подковы, и нужное количество гранулированного пороха.

Больше всего удовольствия прислушивающемуся Велисарию доставила сравнительная скорость стрельбы. Малва выпускали залпы, в то время как орудия Ашота стреляли индивидуально. При некоторых обстоятельствах это заставило бы Велисария побеспокоиться. Одновременный залп более эффективен, чтобы сломить атаку, чем нескоординированная пальба. Но Ашот знал это не хуже других, и тот факт, что он позволял такое своим артиллеристам, означал: он не отражает ничьи атаки. Он просто участвует в артиллерийской дуэли.

— Хорошо, — проворчал Маврикий, который пришел к тому же выводу. Хилиарх откинулся в седле. — Значит, мы все еще вовремя.

Он обвел взглядом окружающую местность, его седая борода ощетинилась.

— Что хорошо, поскольку эта маленькая часть твоего плана развалилась. Проклятые жадные греки!

Челюсти Велисария слегка сжались. Он разделял гнев Маврикия на недисциплинированных греческих катафрактов и собирался поговорить об этом с Ситтасом. Но…

Он тяжело вздохнул.

— Подозреваю, этого нельзя было избежать.

Он посмотрел направо, где то, что осталось от Рохри подвергалось разграблению константинопольскими катафрактами. Затем, со значительно большим удовлетворением, он стал изучающе осматривать правильные ряды фракийских букеллариев и греков под командованием Кирилла.

Остальные войска Велисария называли их «старые греки», эти люди служили под началом Велисария еще в Месопотамии. Вместе с фракийцами и полевой артиллерией они практически сразу вернулись в строй после взятия Рохри. С ними Велисарий сможет продолжить двигаться вперед в течение часа.

Другие…

— Оставь их, — проворчал он. — Я еще поговорю с Ситтасом. На самом деле, ты несправедлив к нему, он сделал все, чтобы остановить людей. Но он выместит свой гнев на войсках. Тем лучше. От Ситтаса им достанется больше, чем от меня.

Маврикий кивнул и погладил бороду.

— Тогда после того, как Ситтас в ярости наорет на своих греков, ты сможешь произнести перед ними небольшую спокойную речь о необходимости дисциплины — при условии, что мы хотим выиграть эту кампанию и получить в десять раз больше трофеев, чем можно найти в этом жалком городке.

— Предполагаю, что это должно было случиться, — сказал Велисарий. — Они уже несколько недель жаловались на отсутствие добычи. Словно наши люди в прошлом году просто вошли в сокровищницу без многих месяцев сражений!

— Ну, не все так плохо. Греки заплатили за это, и достаточно хорошо.

Слова Маврикия не принесли Велисарию радости. Да, полная энтузиазма атака катафрактов Ситтаса должна была сломить сопротивление гарнизона Рохри гораздо быстрее, чем запланированная Велисарием осада. И также правда то, что таким образом он получил больше свободных дней, во время которых попытается выиграть у врага маневрами.

Но цена была высока. По грубым оценкам, он потерял примерно тысячу катафрактов во время этой сумасшедшей — и абсолютно импровизированной — атаки. И еще он знал, что столько же потеряет ранеными. Как всегда, война оказалась непредсказуемой любовницей. Что-то получаешь, что-то теряешь, затем соответственно меняешь планы.

Какой смысл об этом размышлять? Можно было сказать другое: по крайней мере, «греческая ярость» не повлекла за собой резню мирных жителей, которая сопровождает обычно неконтролируемое разграбление города. Не из-за того, что греки себя сдерживали — они перерезали весь гарнизон, напрочь отказываясь брать малва в плен, — а просто потому, что в Рохри совсем не осталось мирных жителей. Малва перебили их сами.

— Это безумие, — прошипел Велисарий. — Они продолжают выполнять приказы даже тогда, когда ситуация давно и окончательно изменилась. Теперь нет смысла придерживаться тактики выжженной земли в Синде. Мы уже у ворот Пенджаба. Им следует угонять местное население, чтобы самим в дальнейшем использовать его в качестве рабочей силы.

Наполовину мрачно, наполовину с философским удовлетворением, он изучал руины стен Рохри. Прорыв греческих катафрактов, несмотря на всю опрометчивость, объяснялся одной-единственной причиной: строительство укреплений не закончили к тому времени, как римская армия неожиданно прибыла с юга. Люди, которые могли бы этим заниматься, были мертвы задолго до завершения работы.

• Предыдущая
• 70/113
• Следующая