Купец. Поморский авантюрист (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 39

При виде англичанина тот попытался подняться, но не сдюжил и буквально сполз на скамью. Слишком был пьян.

— Здорово, немец, — с трудом ворочая языком, произнес он.

— Здорово и тебе, — ответил Митька так же по-русски.

Вышло, конечно, дрянно — рыбак всячески подчеркивал свою немоготу к разговору и старательно коверкал слова. Однако боярин понял, даже протрезвел слегка, заслышав из уст англичанина русскую речь. Брови его приподнялись, он уставился на Семёна.

— Не понял, немец твой по-нашенски говорить могет? — изумился он.

— Могет, — согласился староста. — Если б не рана его, может, и поговорили бы.

— А что с лицом?

— Поскользнулся, — ответил за Митьку Семён.

Боярин задумался, переваривая, что англичанин по-русски может говорить, а потом съездил что было мочи по столу кулаком, переворачивая кружки, разливая медовуху.

— Могут же, когда надо, а тот, собака, по-русски ни бе ни ме, толмача ему подавай! — вспылил он. — Я б на месте Царя голову ему с плеч! Да что толку…

Митька на всякий случай попятился.

Говорил боярин о Ченслоре, но мало ли — рыбаку между делом перепадет? Акинфий, видя, что гость зашарил по столу в поисках своей кружки, поставил оную прямо перед ним и налил медовухи. Тот выпить не отказался, сразу сделал несколько внушительных глотков. Митьке вспомнилось, как нечто подобное купцы проворачивали на пиру в Новгороде, и на месте этого боярина были рыбачки, которых тогда попросту споили. Мелькнула мысль: а не подмешивают ли чего новгородцы в свое пойло, раз от него так быстро пьянеют? Вряд ли, конечно, просто рыбачки, как и боярин, слегка перебарщивали с дозой спиртного.

— И че говорит, ты хоть понял? А то всё слухи да слухи, — как бы невзначай спросил Акинфий.

— Че не понять? Все понятно, — боярин нахохлился, выпил еще и как на блюдечке выложил о встрече Царя Иоанна Васильевича и англичанина Ричарда Ченслора.

Так выяснилось, что Иоанн Васильевич был крайне заинтересован в той встрече и даже направил на север посыльных с распоряжением привезти англичан в Москву. Уже в столице Государь встретил Ченслора с воистину царским размахом. Как посла. Со всем вниманием выслушал и явно показал свой интерес в торговле с Англией, выписав грамотку английской короне о торговых соглашениях и сношениях. Ну а перед отбытием ранней весной Ченслор провел в Москве всю зиму, пользуясь вниманием Государя к своей персоне.

Боярин рассказывал ярко, эмоционально, жестикулируя. Он снова съездил по столу кулаком, когда речь зашла о том, что Царь считал, будто Русь отстала в делах от Англии.

— Ты как считаешь, немец, отсталая Русь матушка от Европ ваших? — спросил он, насупившись, на стол навесившись.

Митька задумался над тем, что ответить. Что не скажешь, в драку полезет, просто потому что медовухи перебрал и теперь кулаки чешутся. Выручил Акинфий, вновь подливший в кружку гостю медовухи, миролюбиво приговаривая:

— Выпей еще, мил друг, выпей.

— Да за державу обидно, — буркнул боярин. Выпил. Отрыгнул и попросту вырубился, опрокинувшись спиной с лавки.

Никто его не поймал, хотя могли бы. Купцы так и остались стоять, на кого ни посмотри — недовольная рожа. Семён кивком указал на отключившегося горемыку.

— Скажите его людям, чтоб унесли.

Что было дальше с пьяницей, Митька не узнал — рыбачку, признаться, не было до него никакого дела. Семён повернулся к нему и сказал:

— Можешь идти, немец, ты свое дело сделал.

По сему было видно, что услышанное от боярина отнюдь не нравится новгородцам, так как поддержка инициатив Ченслора значила выключение из потенциального товарооборота с Англией Новгорода. Но теперь купцы были готовы к царскому приему. 

Шла вторая неделя пребывания купцов в столице. Первые дни в Москве пролетели для Митьки незаметно, он много гулял по городу, любовался достопримечательностями — на посиделки-то рыбачков все равно не звали. Правда, по настоянию купцов Ивановского сто, а именно Семёна, рыбачков не выпускали и за пределы Китай-города. Здесь гуляй сколько тебе вздумается, хоть обгуляйся, а вот дальше ни-ни. Мотивировалось это безопасностью — «дабы не заплутали и на тятьбу не нарвались». Митька понимал, что спорить бесполезно, поэтому он за это время хорошо изучил со стороны все Китайгородские укрепления изнутри и посетил все местные храмы.

Впрочем, примерно этак на шестой день прогулки по Китай-городу приелись. Не было никакого желания снова глазеть на не раз виденное. Потому Митька впервые остался дома и там поймал себя на том, что подчас выглядывает на ворота двора — не идет ли царский посыльный с приглашением в Кремль. Все более напряженными становились разговоры с рыбачками. Не было определенности в их делах, а хотелось бы.

Ходили хмурыми купцы, как налившиеся грозовые тучи. По их лицам Митька понимал, что они переживают с каждым днем все сильнее, как и рыбак, то и дело поглядывая во двор. Было отчего — Государь Иоанн Васильевич затягивал с приглашением, а учитывая, что первого англичанина Ричарда Ченслора приняли сразу… Купцы Ивановского сто по приезду в Москву рассчитывали на скорый прием через день-другой, а тут уже и неделя минула, и вторая подходит к концу. И главное, что никаких новостей со стороны Кремля. Если бы сказали, сколько конкретно ждать или что не до приема Царю сейчас, то и спокойней бы на душе было, но и этого не происходило.

Сам Митька несколько раз ловил себя на мысли, что тоже ждет встречи в Кремле с нетерпением. Томительное ожидание выматывало не хуже любой физической нагрузки. Да лучше бы он сейчас бочки с рыбой грузил, вот правда.

Почему рыбачок так ждал встречи в Кремле? Когда Митька задавался этим вопросом, то отвечал себе так: отступать теперь было некуда, а вот куш, который можно сорвать, воодушевлял. Стоит ли говорить, что далеко не все рыбачки разделяли его взгляды и оптимизм, кое-кто вовсе порывался бежать из столицы, сверкая пятками. Но Митька каждый раз находил нужные слова, приводил доводы и успокаивал паникеров.

Да и, по правде сказать, если раньше он был в меньшинстве, то теперь совершенно неожиданно получил поддержку одного из близнецов — Стеньки, который вслух рассудил, что, кроме головы, ему нечего терять, а оная не велика потеря. А вот за свою долю он и дом выстроит, и людей наймет, а главное, из кабаков не будет вылезать сколько душе угодно.

Павлик подобных мнений не разделял, считая, что денег им не видать как своих ушей. Считал, что если даже торг случится, то все монеты себе новгородцы немедля заберут, да и к тому времени обман вскроется. В общем, с какой стороны ни заходи, а ходить рыбачкам без головы. В любых вариантах у Павлика рыбаки кончали плохо. Оттого бо́льшую часть времени близнец пребывал в подавленном состоянии, молчал и мало ел.

Олешка изо дня на день менял свои взгляды на происходящее. Старый рыбак то поддерживал Митьку, когда у того самого наступали минуты уныния, то, наоборот, присоединялся к Павлику и настаивал на немедленном побеге из Москвы. Вроде и боялся, но чуял, старый пес, что деньги где-то рядом, надо изловчиться как следует, и монеты будут у тебя. Потому глупо отказываться от возможной наживы, несмотря на риск. Вон они по холоду в море на шняке ходили. Не рисковали? Рисковали, да еще как, шняка их в любой момент могла ко дну пойти или перевернуться, а там заработок ку-у-уда менее внушительный. Конечно, со шнякой сравнение хромало, а прямо сейчас они рисковали по-настоящему, по-крупному, и когда Олешка это осознавал, то сразу передумывал, и никакие деньги ему были не нужны. Умирать Олешка не хотел, всяко успел пожить, а от того цену жизни хорошо знал, не понаслышке и не спешил с ней расставаться. В отличие от Стеньки он полагал, что его голова имеет цену. Пусть и не высокую, но за бесплатно не отдаст.

Митька же не обращал внимания на эти разговоры — сбежишь тут, когда за ними так плотно присматривают. Нет уж. Раз им выпал такой шанс, следовало пользоваться им по полной.