Зов ночной птицы - Маккаммон Роберт Рик - Страница 10

Раздался сухой треск. Нога освободилась.

Однако, посветив вниз, Мэтью обнаружил на своей лодыжке отломившуюся часть того, что ранее удерживало ее в земле.

Сначала он не понял, что это такое. Выглядело так, будто нога угодила в забитую грязью корзину из толстых прутьев. Он видел острые обломанные края, один из которых при рывке до крови расцарапал его ногу.

Дождь постепенно смывал грязь с этого предмета. Мэтью присмотрелся, и тут ему на помощь пришла очередная вспышка молнии. В момент узнавания его сердце как будто сжала невидимая ледяная рука. Ему не потребовалось вспоминать уроки анатомии, чтобы понять: он продавил башмаком грудную клетку скелета размером с человеческий. Ребра выдернулись вместе с частью позвоночника, к которому пристали клочки бурого вещества – без сомнения, остатки разложившейся плоти.

Он испустил сдавленный крик и начал остервенело пинать эту мерзость носком другого башмака. Кости с треском ломались, а когда последние позвонки наконец отвалились, Мэтью пополз прочь со всей быстротой, на какую был способен в этой слякоти. Добравшись до леса, он сел на подстилку из листьев и хвои, привалившись спиной к стволу дерева. Легкие клокотали при каждом вздохе, глаза вылезли из орбит.

Вдруг всплыла мысль о загубленном касторовом сюртуке – судья будет очень расстроен. Такую качественную одежду трудно найти в колониях. А теперь его уже не привести в порядок. Грудная клетка. Размером с человеческую. Никакая чистка не поможет. Черт бы побрал этот дождь и эту грязь, черт бы побрал эту дикую глухомань, черт бы побрал Шоукомба и заодно ночной горшок, который надо было захватить с собой!

Мысли снова вернулись к скелету. Дождь стекал по лицу, было холодно, но холод помогал Мэтью сосредоточиться. Конечно, это могли быть кости какого-нибудь животного. Почему бы и нет?

Фонарь был забрызган грязью, но – каким-то чудом! – свеча продолжала гореть. Он поднялся, добрел до костей и, встав на колени, осветил их в попытке распознать существо, которому они принадлежали. От этого дела его отвлек мягкий протяжный шорох справа. Мэтью посветил туда и обнаружил провал футов четырех в поперечнике; жидкая грязь стекала по стенкам вглубь ямы, создавая тот самый шуршащий звук.

Мэтью сразу пришло в голову, что точно таким же образом разверзлась земля и под его ногами, как будто отвечая протестом разверзшимся хлябям небесным. Он встал, приблизился к краю ямы и направил свет фонаря вниз.

Увиденное в глубине сперва показалось ему грудой хвороста, бесформенной и покрытой грязью. Но чем дольше он всматривался, тем больше прояснялась картина.

И тем ужаснее она становилась.

Он разглядел кости руки, лежавшей поперек полуразложившегося голого торса. Из грязи выпирал серый коленный сустав. Сгнившая кисть была развернута ладонью вверх – как будто в умоляющем жесте. Была там и голова: наполненный грязью череп, хотя куски кожи на нем еще кое-где сохранились. Мэтью, с пересохшим ртом и гулко бьющимся сердцем, заметил, что верх черепа был вдавлен в результате страшного удара.

Такой удар можно нанести кувалдой, подумал он. Кувалдой или тем самым молотом, каким старуха убивала крыс.

В этой могильной яме могло находиться несколько беспорядочно сброшенных трупов. Четыре или пять – поди теперь разберись в этом переплетении костей. Судя по всему, ни одно из тел не было захоронено в одежде.

Слышь, писарь, а он точно ни в какую не отдаст этот камзол?

Мэтью почувствовал, как земля плывет у него под ногами. Раздался звук, подобный шипению дюжины змей, и почва вокруг начала проседать, обнажая все новые человеческие кости, как обломки кораблей при отливе на коварных мелях. Как будто очутившись в кошмарном сне, Мэтью ошеломленно замер на клочке земли, из-под которой возникали все новые свидетельства убийств. Только осознав, что вот-вот и сам увязнет в яме с мертвецами, он повернулся и с трудом, шаг за шагом, начал отступать к сараю.

Оттуда он сквозь ливень устремился к трактиру, подгоняемый осознанием неотложности дела. Уже на подходе к двери он поскользнулся и упал вновь. На сей раз фонарь плюхнулся в лужу, и свеча погасла. Мэтью с головы до пят был покрыт рыжей глиной. Ворвавшись в трактирный зал, он не застал там Шоукомба, хотя кружка стояла на прежнем месте, а горьковатый запах трубочного табака еще висел в воздухе. Еле удержавшись от громкого крика, чтобы сей же момент предупредить судью, Мэтью быстро проследовал в гостевую комнату и запер за собой дверь.

Вудворд крепко спал, раскинувшись на постели. Мэтью встряхнул его за плечи:

– Просыпайтесь, сэр! Вы меня слышите?

Его севшему от испуга голосу все же достало силы проникнуть сквозь покровы сна Вудворда. Тот заворочался и приоткрыл глаза, но взор был еще затуманен.

– Нам надо убираться отсюда! – тормошил его Мэтью. – Сейчас же! Медлить нельзя…

– Господи боже мой! – прохрипел судья, принимая сидячее положение. – Что такое случилось?

– Случилось то, что я нашел закопанные трупы! Скелеты людей за сараем! Думаю, этот Шоукомб – убийца!

– Что?! Ты спятил? – Вудворд принюхался к его дыханию. – Или тебя так развезло с индейского пойла?

– Нет, я наткнулся на тела, погребенные в яме! Вероятно, Шоукомб убил и Кингсбери, а потом бросил его в ту яму! – Он заметил изумление и замешательство на лице судьи. – Послушайте! Надо бежать отсюда как можно быс…

– Джентльмены?

Это произнес Шоукомб. От звуков его голоса кровь застыла в жилах Мэтью. Затем раздался стук в дверь костяшками пальцев.

– Джентльмены, у вас там что-то неладно?

– Я уверен, что он задумал убить нас среди ночи! – прошептал Мэтью судье. – Он хочет забрать ваш камзол!

– Мой камзол, – пробормотал Вудворд.

У него вмиг пересохло во рту. Он посмотрел на дверь и перевел взгляд на испачканное грязью лицо Мэтью. Если еще можно было чему-то верить в этом свихнувшемся мире, так это словам Мэтью, который просто не умел врать и не был подвержен прихотливым полетам фантазии. В глазах юноши светился неподдельный страх, и сердце Вудворда также забилось быстрее.

– Джентльмены? – Шоукомб говорил, приблизив рот к дверной щели. – Я слышал ваши голоса. Стряслось чаво или как?

– Ничего серьезного! – ответил Вудворд и приложил палец к губам, призывая Мэтью хранить молчание. – У нас все в порядке, не беспокойтесь!

Последовало несколько секунд тишины. Затем Шоукомб продолжил:

– Слышь, писарь, ты чаво наружную дверь раскрытой оставил? Совсем одурел с перепою?

И вот настало время Айзеку Вудворду принять одно из самых трудных решений в его жизни. Его сабля – пусть ржавая и тупая, но все же сабля – осталась в фургоне. Ни оружия в руке, ни молитвы в голове, и никакой иной защиты от напасти. Если Шоукомб и впрямь был убийцей, он пришел сюда нести смерть. Вудворд взглянул на единственное окно в комнате, закрытое ставнем, и решение было принято: придется бросить все – сундуки, одежду, парики и прочие вещи – ради спасения хотя бы своей шкуры. Он знаком направил Мэтью к окну и наконец-то поднялся с отсыревшей соломы.

– Эй, парень, у тебя там что, язык отсох? – спросил Шоукомб. Теперь в его голосе слышалось раздражение. – Я вроде как задал вопрос!

– Минутку!

Вудворд открыл свой сундук, достал оттуда пару рубашек и положил руки на шитый золотом камзол. Его он не бросил бы ни за что, даже чувствуя затылком дыхание убийцы. На то, чтобы натянуть сапоги и надеть треуголку, времени уже не оставалось. Схватив камзол, он распрямился и жестом приказал Мэтью открыть окно.

Что и было сделано. Засов со скрипом вышел из гнезда, и Мэтью толкнул ставень навстречу дождевым струям.

– Они в окошко полезли! – раздался вопль дядюшки Эбнера, как раз под этим окном и стоявшего. В одной руке он держал фонарь, а в другой вилы.

За спиной Вудворда с жутким треском распахнулась дверь. Судья разом побледнел, повернулся и увидел Шоукомба, который перешагивал через порог, широко ухмыляясь щербатым ртом. Позади него маячила старуха с подсвечником, в котором горели две свечи. Ее белые патлы были всклокочены, морщинистое лицо исказила демоническая гримаса.