Воевода (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 49

— Но откуда?! — выпалил Царь.

Уклад был в целом дороже обычного кричного железа. Не так, чтобы кошмарно, но дороже. Раз в десять примерно. Причем персидский уклад стоил еще дороже, но не в том беда, ибо товаром он был остродефицитным. Из Персии они не любили возить сырье. Тот же факт, что Андрей использовал этот материал для изготовления доспехов простым помещикам Иоанна Васильевича поразил до глубины души.

— Откуда мне знать? — пожал плечами Сильвестр. — Это тебе сей чародей служит. Тебе его и спрашивать. Вдруг краску и уклад ему черти таскают откуда-то?

— Черти? Ты опять за старое?

— Всеслав был чародеем? Так ведь.

— Так.

— Мнишь ли ты, что ведовство свое древнее он забыл? Молчишь? Вот я и думаю, что нет. Но раз в храм вхож и святой воды не боится, то зловредного ничего не делает. Я долго размышлял над тем. И я не понимаю. Просто не понимаю. Краска берется из неоткуда. Теперь еще и уклад персидский. Тут либо он секреты какие ведает о том, как их получать чародейством, либо он как-то чертей подчинил себе и с их помощью ворует и уклад, и краску у магометан. Хотя я, конечно, больше склоняюсь к каким-то тайным знаниям. Вряд ли богопротивным.

— Получать сию краску? Из редкого же самоцвета ее делают. Да каким-то хитрым образом. Как ее сделать иначе? Самоцвет то тот и сам дорог да редок весьма.

— Про философский камень, Государь, ты не слыхал?

— Слыхал. Но разве это не сказки? Разве у кого есть такой?

— У кого-то может и есть. Но дело в другом. Сие чародейство зовется трансмутацией и оно, как мне сказали, бывает разным. Им больше алхимики балуются или рудознатцы. Так что я не удивлюсь, если Всеслав, проведя в Аду многие века, набрался тайных знаний. И ныне творит свои чародейства.

— Отчего так думаешь?

— Масло светильное из дерева он ведь делает. Как узнал о нем? А еще соду добрую продает. Очень добрую. Немного правда. Но такой у немцев или персов не купить. Сказывают — какие-то хитрости творит. Никто толком ничего не понял, сколько не подсматривал.

Царь помолчал. Обдумывая.

— Врал он мне значит?

— Врал или нет — не важно. Важно то, что бросать все, что он тут поставил глупо и расточительно. Там одна крепость чего стоит. Он скорее горло всем своим злопыхателем перегрызет, чем все это добро бросит.

— А монеты, что с торга брал для продавцов краски, где?

— А ты думаешь, что крепость бесплатно строится? — криво усмехнулся Сильвестр. — И торг его люди ведут по всей Руси. Оживление от этого великое. В Касимове шерсти скупил, к примеру, великое множество по этой весне.

— Это еще зачем?

— В Туле, на выделенной тобой земле, он большие цеха ткацкие собирается ставить. Чтобы много ткани делать. Агафон, купец его доверенный, ведь не только шерсть скупил. Он по округе приокской всем раструбил о желании купить пряжу льняную, конопляную и крапивную. Кое где даже задатки оставил. Можешь мне не верить, но дело Андрей в Туле затеял большое и зело выгодное. Такое бросать? Ради чего? Ради этой пустой болтовни злопыхателей? Смешно. С его знаниями он всех этих злодеев, если осерчает, перетравить как мышей в амбаре. Или перебьет. Или еще чего худое учинит. Помнишь же о том, как он на католиков нечисть спустил? Вот. Не будил бы я это лихо. А то позабывает все свои обеты и нам всем тошно станет…

Царь поблагодарил Сильвестра. И вернувшись в свои палаты отменил приказ о выступлении Калужского и Серпуховского полков. Да и сборы остальных полков, кроме Московского, также отменил.

— Остыл? — тихо спросила жена, после долгого молчания.

Он рассказал все, что узнал от Сильвестра.

— А я говорила! — патетично воскликнула она.

— Что ты говорила? — раздраженно фыркнул Царь

— То, что не может он все бросить и уйти. Не тот он человек. Столько дел. Столько трудов. Столько имущества ценного. Да и ради своего человека он бы не просил, намереваясь бежать. Зачем?

Иоанн Васильевич промолчал. Лишь начал жевать губы, в волнительных размышлениях. Сложная ситуация. Сложный выбор. Курбский ведь и кое-какие бояре уже успели с ним переговорить и подкинули «аргументов» на чашу своей версии.

***

Тем временем Андрей уверенно вел свой полк на юг — юго-восток, методично прижимая отряд ногайцев. Они пока успевали вырваться. Но с каждым днем им становилось все хуже и хуже. Лошади и люди не успевали отдохнуть. Есть приходилось на ходу, спать урывками.

Воевода же, используя маршевое преимущество, связанное с нормальным обозом и централизованным питанием полка, сохранил относительную свежесть. И все сильнее загонял, как зайцев, своих противников.

Он бы уже сегодня их прижал.

Вон ведь — в двух километрах «упали» лагерем. Его бойцы все еще свежие. А ногаи — нет. Даже костров особо не разводят. Разгрузили коней. Попадали. И спят без задних ног.

Бери голыми руками.

А тульский полк относительно бодр. Выставили охранение. Люди готовились к приему пищи, которую централизованно готовили. И пока проверяли состояние свое снаряжение и коней. Осматривая все.

Это ногайцы почти весь день были вынуждены драпать практически без остановок. А полк сумел и отобедать. И на пятиминутные привалы вставать. И на четвертьчасовые. И вообще — не сильно умаялся. Нет, конечно, дневка бы не помешала. Но запаса сил еще хватало. С избытком хватало.

Чего хотел Андрей?

Воспользоваться моментом и потренировать своих людей. Чтобы в непосредственной близости от врага отработать элементы боевого охранения и слаженного взаимодействия на марше. Боевые действия ведь — только часть войны. И хорошо, если это пять процентов от всего объема. Основа же — маневры и марши. Марши и маневры. Изо дня в день. Из недели в неделю. Из месяца в месяц. Иные кампании заканчиваются вообще без пролития крови. Зато пота льется всегда великое множество…

***

Тем временем второй отряд ногайцев подошел к вотчине Андрея. Однако их своевременно заметили. Марфа сильно переживала и мучала Петра своей паранойей. Правда ее пугали не татары, однако с ними это тоже помогло. И когда они подошли к крепости, люди уже укрылись в ней. И мост подъемный подняли.

После прошлого нападения строители активизировались и сумели ввести надвратную башню в эксплуатацию. Пусть минимально, но ввести. Решетки подъемные и ворота еще не работали. Да и не стояло их. Однако подъемный мост уже действовал. Пусть и с временным механизмом подъема. Чего хватало за глаза. Раз. И все. Не войти не въехать.

Ногайцы приблизились.

Человек тридцать — тридцать пять. Чуть покрутились у ворот, сдавленно ругаясь. И отошли к причалу. К воде. Где и стали привалом. Не ясно пока — временным или уже лагерем. Они видимо не ожидали, что ворота теперь закрываются. Видимо кто-то им донес, что в крепости ворот еще нет, а защитники ушли с воеводой в поход…

— Опять ногайцы? — тихо спросила Марфа, наблюдая за ними со стены. Они были в изрядном отдалении, поэтому угрозы это не несло никакой. С такой дистанции никакая стрела не страшна.

— Они самые…

— Сколько у тебя людей?

— А то ты не знаешь? Семеро.

— А сколько тех, которых можешь вооружить? Ты ведь приглядывался. Муж сказывал про ополчение.

— Я его учить еще на начал, — отрезал Петр.

— Но к людям присматривался. Так?

— Твой муж желает всех мужчин поставить в ополчение. Чтобы при нужде стены обороняли. Сие непросто сделать. Они крестьяне да ремесленники и к такому не привыкшие. На стене смерть. Один-другой упадет и побегут. Да и опасно это — крестьян вооружать. Мало ли что им в голову взбредет?

— Мужу лучше знать.

Петр поиграл желваками. Но промолчал.

— Сколько?

— Человек тридцать, может сорок я, пожалуй, смогу привлечь.

— Тогда не медли.

— Против этих, — кивнул он в сторону ногайцев, — и моих бойцов хватит.

— А если это — передовой отряд? Сдюжишь?