Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe" - Страница 222

Со стороны озера донёсся тихий плеск, и Луна увидела, что водяной народ высунулся из озера, чтобы тоже послушать прощальное слово. Человечек в чёрном лопотал довольно долго. Луна видела, что папа, сидящий далеко впереди неё, что-то быстро записывает на большом куске пергамента. Когда говорящий умолк и вернулся на своё место, Луна решила, что сейчас с речью выступит Скримджер. Но ни министр, никто другой не двинулся с места.

Потом Луна едва не подпрыгнула, услыхав, как сразу несколько голосов громко вскрикнули. Она не сразу поняла, что произошло, когда яркое белое пламя полыхнуло, охватив тело Дамблдора и стол, на котором оно лежало. Языки пламени вздымались всё выше и выше, заслоняя собой тело. Белый дым винтом поднялся в небо, создавая очертания странных фигур. Сердце Луны словно остановилось на миг, ей показалось, что она увидела радостно уносящегося в синеву феникса, но в следующую секунду огонь погас. Там, где он только что бился, стояла белая мраморная гробница, укрывшая в себе и тело Дамблдора, и стол, на котором оно покоилось.

Снова испуганные крики — целая туча стрел взвилась в воздух, но все они упали на землю, не долетев до толпы. Луна до этого не замечала прятавшихся за деревьями кентавров, которые тоже пришли проститься с Дамблдором. Теперь, повернувшись к волшебникам спинами, они уже уходили в древесную прохладу. И подобно им, водяной народ тоже медленно опустился в зеленоватую воду и скрылся из глаз.

Собравшиеся ещё какое-то время сидели на своих местах, оглушённые и подавленные, но вскоре стали подыматься и медленно разбредаться, кто поодиночке, кто, собравшись кучками. Луна подошла к папе и обняла его. Только теперь она поняла, как соскучилась по нему. И как нужен ей был рядом кто-то родной, близкий и понимающий. Луна чувствовала, что папа тоже очень соскучился по ней. Но сейчас он был страшно возбуждён, ощущая «журналистский зуд» и желание поскорее описать только что увиденное, донести всё до читателей, ничего не растеряв по дороге.

— Ну, здравствуй, здравствуй, капелька!

Ксенофилиус торопливо поцеловал дочку, крепко прижал к себе и быстро отстранился, нежно оглядывая свою подросшую и как-то неуловимо повзрослевшую девочку.

— Ты уже собрала вещи? Идём домой?

Луна заметила, что папа тщетно пытается скрыть нетерпение. Она не стала мучить его — призвала с помощью Акцио свой собранный чемодан и вместе с отцом направилась к воротам замка. Краем глаза Луна успела заметить Гарри, шедшего по берегу озера. Рядом с ним, опираясь на трость и припадая на одну ногу, шёл Руфус Скримджер. Они о чём-то говорили, при этом лицо Гарри показалось Луне сердитым и упрямым. Проходя мимо стульев, на которых всё ещё сидели Рон, Джинни и Гермиона, Луна помахала им рукой со словами:

— До встречи.

Ей никто не ответил. Гермиона, плакавшая на плече Рона, кажется, вовсе не услышала её слов. Рон, обнимавший её, не обратил на Луну внимания, полностью сосредоточившись на утешении подруги. А Джинни, не отрывавшая взгляд от Гарри, не заметила Луну или сделала вид, что не замечает её.

Подойдя к воротам, Луна в последний раз оглянулась на замок. Сердце её тревожно сжалось. Она вдруг почувствовала, что не хочет никуда уезжать. На мгновение ей показалось, что стоит ей вернуться и войти в Большой зал — как всё станет по-прежнему: за преподавательским столом она увидит и Дамблдора, и Северуса, все вокруг будут жевать и весело болтать… Луна с сожалением вздохнула и вслед за отцом вышла за ворота. Ксенофилиус взял дочь за руку, свободной рукой ухватил её чемодан, и они все вместе аппарировали к странному дому на горе, над которым днём и ночью светила луна.

Первое, что сделала Луна, оказавшись в своей комнате — написала на ребре монеты послание Северусу: «Я дома. Люблю». Ответ пришёл не сразу, но заставил сердце Луны трепетать от нежности: «Я в порядке. Л.»

Написав о том, что он «в порядке», Снейп слукавил. Порядка и покоя в его душе не наблюдалось вовсе, хотя внешне он был, как всегда, холоден и подчёркнуто равнодушен. На следующий день после того, как он почти сутки проспал в комнате для гостей в Малфой-мэноре, Снейп вновь явился пред красные очи Волдеморта и попросил позволения укрыться в убежище, которое уже давно приготовил для себя, планируя убийство Дамблдора. Убежище было тем более надёжным, что готовил он его не без помощи покойного директора, рассчитывая скрываться в нём не только от авроров, которые будут разыскивать его, как преступника, но и от самого Волдеморта, в случае, если это понадобится. Однако Волдеморт приказал Снейпу по-прежнему оставаться в замке впредь до особого его распоряжения, чем очень раздосадовал зельевара. «Тебя будут разыскивать, Северус… И мне бы не хотелось, чтобы тебя нашли». Какая забота о подчинённых! Снейп понимал, что на самом деле это контроль. Возможно, у Хозяина были на него какие-то планы, что не совпадало с планами самого Снейпа. Разумеется, он не подал виду, насколько сильно раздосадован. Поклонившись Повелителю и изобразив на лице готовность выполнить любое его приказание, Снейп в ярости вернулся в свою комнату и, не раздеваясь, повалился на кровать, тщательно заправленную домовым эльфом. Закинув руки за голову, Снейп томился вынужденным бездельем, разглядывая от нечего делать обстановку, на которую он до этого не обратил ни малейшего внимания.

Комната скорее подошла бы аристократу из высшего общества, чем неприхотливому полукровке из нищей семьи, несмотря на то, что ему удалось выбиться в профессора. Собственно, для таких она и предназначалась — других гостей в Малфой-мэноре принимать ранее не планировалось. Лишь с появлением Волдеморта замок стали посещать люди, которых в лучшие времена гордое семейство не пустило бы дальше кованых железных ворот, увенчанных фамильным гербом. Мечты о ещё большем возвышении, которые Люциус лелеял, финансируя приход к власти Тома Ридла, обернулись для него Азкабаном, а для его семейства — вынужденным общением с теми, кого они раньше и за людей-то не считали. Докатились, что и говорить…

От изящной лепнины на стенах и потолке, от тонкой резьбы, украшавшей мебель, от безделушек на полочке у высокого старинного зеркала, от массивных часов на каминной полке и от украшений на самом камине Снейпа мутило. Он закрывал глаза, но легче не становилось. Перед его мысленным взором тут же вставали картины недавних событий — Дамблдор, сползающий по стене от слабости, его подгибающиеся колени, угасающий голос и взгляд… Взгляд властный и требовательный, несмотря на явную мольбу в голосе. «Северус… прошу тебя…» Мерлин всемогущий! Кажется, он до конца дней не забудет взгляд Альбуса за мгновение до того, как жизнь навеки покинула его тело! Его лицо, когда он падал вниз с башни и смотрел на Северуса уже мёртвым, но, казалось, всё ещё осмысленным взглядом.

Эти картины сменялись видениями корчившегося на полу собственной гостиной Драко, исходящего криком боли от первого в своей жизни Круциатуса. И воспоминаниями о чувствах самого Снейпа, сидящего с безучастным видом, ничем не могущего помочь сыну Люциуса.

Но хуже всего были воспоминания о погоне — искажённое гневом и болью, залитое кровью и запачканное грязью лицо Поттера, который из последних сил пытался убить его и исходил яростью от невозможности сделать это. Как же мальчишка ненавидел его в тот момент! Какой злобой пылали его зелёные глаза — глаза Лили. Никогда в жизни у неё самой не было такого взгляда.

В ушах Снейпа звучал полный гнева и отчаяния голос Поттера: «Сражайся! Сражайся, трус!» И, как и тогда, Снейп вздрагивал, как от удара бичом. Он мог вынести, что угодно, но только не обвинение в трусости. Трусом он никогда не был. В отличие от папаши самого Поттера со сворой дружков, которые считались отчаянными храбрецами, смело нарушавшими школьные правила и вчетвером издевающиеся над неугодными одиночками. Ноздри Снейпа раздувались, руки сжимались в кулаки. Слово «трус» в устах мальчишки жгло, как огнём.

Этот паршивец пытался использовать против него его же заклинание. Всё-таки, чему-то он, Снейп, сумел научить Поттера, хоть и помимо его воли. Дамблдор знал, что делал, когда спланировал, как подсунуть мальчишке старый учебник Снейпа. Хорошо продуманная комбинация с заменой преподавателя зельеварения, которая позволила дать возможность Поттеру продолжить изучать столь важный для него предмет. И не просто изучать, а демонстрировать существенные успехи. Раз мальчишка был настолько глуп, что не мог получать необходимые ему знания из-за собственной ненависти к преподавателю, Дамблдор решил дать им обоим — и Снейпу, и Поттеру — шанс. Первому — всё же впихнуть эти самые знания в упрямую голову того, кто упорно этому сопротивлялся. А Поттеру — их получить. Заодно и понять, насколько опасна Тёмная магия при бесконтрольном и безответственном её использовании. Кажется, Поттер здорово испугался последствий Сектумсемпры, что тоже дало хороший воспитательный эффект.