Рождение сверхновой (СИ) - "Генрих" - Страница 69

Судья делает паузу, затем продолжает:

— Итак, суд делает первый вывод. Приложение № 1 к Петиции в Министерство культуры, подписанной вами, является подделкой, фальшивкой. Я повторяю свой вопрос: вы продолжаете настаивать на том, что истица — личность аморальная и безнравственная?

На этот раз ответчики совещались довольно долго. Потом двое из них встают и отсаживаются в сторону. Кажется, мне на спецсчёт сегодня придёт ещё пара миллионов вон.

Адвокат подтверждает мои подозрения. Ответ ему приходится делить.

— Мои клиенты… (называет имена отсевших) признают справедливость требований истицы и согласны на материальную компенсацию в её пользу. Остальные, господин судья, отвечают на ваш вопрос — да.

Настаёт момент икс, я переглядываюсь со своим юристом, киваю ему.

— Господин судья, позвольте задать вопрос ответчикам!

Судья, естественно, разрешает.

— Господа ответчики, на чём основывается ваша уверенность, если доказано, что важнейший документ, на основе которого составлена ваша Петиция, фальшивый?

Совет ответчиков, как многоголовый дракон, после паузы отвечает:

— На других доказательствах, подлинность которых не вызывает сомнений.

— Вы имеете в виду видеоматериалы? — дежурным тоном интересуется мой юрист. ДонЛи его зовут, он мне и в деле против тех пятерых помогал, что пострадали от моей Мульчи.

— Да.

Слегка опускаю ресницы вниз на паузу, явно дольше, чем обычное моргание, в ответ на вопросительный взгляд ДонЛи. Можно бить.

— Вы признаёте, что вы или какая-то группа из числа подписавших Петицию организовали за истицей незаконную слежку с целью сбора компрометирующих или конфиденциальных сведений, не подлежащих разглашению без согласия истицы? — голос ДонЛи наливается бронебойной сталью.

А вопрос очень хитренький. Ответить положительно на него просто невозможно. Отрицательно тоже нельзя, там ловушка, и если адвокат её не увидит, то моим противникам можно сливать воду и поднимать руки в знак сдачи в плен.

Я решила не показывать суду свои опровергающие любые инсинуации в мой адрес видеоролики без особой нужды. Пока будем напирать на незаконность, а лучше сказать, преступность способа получения компромата на меня.

— Ответчики, присутствующие здесь, незаконной слежкой не занимались, и им не известны лица, которые следили за истицей.

Выкрутился, сучонок! — ругаюсь про себя. Умный адвокат попался, не дал этим утыркам глупость сказать. Скажи он «нет», мы бы тут же обвинили их во лжи. По простой причине, они не могут говорить за отсутствующих двадцать с лишним тысяч человек. За себя могут, за других — нет.

Но ещё не вечер, и ДонЛи им это сейчас продемонстрирует. Но судья останавливает порыв моего юриста.

— Предупреждаю обе стороны. Суд доводит до вашего сведения, что решений судебных органов о разрешении вести слежку за истицей нет. Негласную оперативную видеосъёмку имеют право вести спецслужбы, но разглашению они не подлежат. Прежде чем я продолжу, я должен задать вопрос истице. Госпожа Пак ЮнМи, вы давали согласие на вашу видеосъёмку?

— На те видеоматериалы, которые приложены к Петиции, нет, не давала, — встав, даю лукавый ответ. На самом деле, один ролик сделан и негласно выброшен в сеть моими ребятами. Кто сделал второй, мы не сумели отследить. У нас и второй свой был, но раз нас опередили…

— Почему вы делаете такое уточнение, касающееся только этих видеосъёмок? — интересуется адвокат ответчиков. Я что, ошиблась насчёт его ума? Хорошо бы…

— Потому что существует масса видеотрансляций с моих концертов, пресс-конференций, интервью, репортажей, которые, разумеется, сделаны официально и с моего согласия.

Судья, видя, что вопросов больше нет, продолжает:

— Суд выносит промежуточное решение. Видеоматериалы, являющиеся приложением к официальной Петиции, подписанной ответчиками, признаются незаконными.

Мои ответчики снова совещаются. Ещё четверо отсаживаются. Можно ждать ещё четырёх миллионов вон, — усмехаюсь я про себя. Осталось двое самых упрямых. Адвокат извещает об этом судью.

ДонЛи продолжает атаку.

— Скажите, господа ответчики, а как вы относитесь к тем личностям, которые скрытно устанавливают видеаппаратуру в женских туалетах, кабинках для переодевания, чтобы снять женщин в интимные моменты?

— Протестую! Прошу суд снять вопрос! — Адвокат ответчиков реагирует мгновенно, не дав себе труда посовещаться с клиентами.

Мы затрагиваем больную в последнее время тему для Кореи. Наличие в общем доступе высокотехнологичной техники не всегда благо. Это ещё соблазн для незрелых личностей. Подглядывание под женские юбки иногда просто с помощью смартфонов принимает характер эпидемии. Корея страдает от великого множества озабоченных маньяков. Полиция не успевает снимать и реквизировать видеаппаратуру в тех же самых женских туалетах и раздевалках. С отловом тоже плохо получается. «Счастливчики», которым удаётся добыть горячие кадры, продают их на тематические сайты, с которыми тоже трудно бороться. В общем, та ещё проблема.

Судья обращается к ДонЛи.

— Прошу пояснить. Как относится ваш вопрос к предмету обсуждения?

— С удовольствием, господин судья, — ДонЛи довольно улыбается. Не хотите отвечать? Так мы это сделаем за вас!

— Ведь ответчики сделали то же самое, что и тематические порносайты. Они воспользовались материалами, добытыми незаконным способом, путём вторжения в личную жизнь. Возможно, они не заказчики, вполне вероятно, что среди подписантов нет никого, кто вёл слежку за Агдан, но, несомненно, они потребители этой информации. А значит, они поощряли незаконные и преступные действия. Полагаю, можно ставить вопрос об их соучастии в преступлении.

— Протестую! — Вскакивает адвокат ответчиков.

Судья задумывается. Но пока он думал, сторона ответчиков испаряется. Последние двое отсаживаются от адвоката в сторону. Адвокат растерянно оглядывается, я хихикаю. Тихо-тихо и в сторону ГаБи, чтобы никто не заметил.

Судья с заметным облегчением завершает заседание. Дезертирство ответчиков избавляет его от необходимости принимать решение. Он зачитывает все принятые решения и спрашивает нас:

— Вы согласны на публикацию итогов первого слушания дела? Дело в том, что извещение двадцати с лишним тысяч ответчиков может занять слишком много времени и сил.

Мы с ДонЛи переглядываемся. Пожалуй, нам такой вариант выгоден.

— Истица согласна, — отвечает ДонЛи.

— О дате следующего слушания сторонам будет сообщено дополнительно! — Провозглашает судья.

Я спохватываюсь.

— Господин судья, дело в том, что у меня на носу гастроли во Францию. Прошу вас предварительно согласовать с нами дату следующего заседания. Либо разрешить мне отсутствовать.

— Если доверяете своему защитнику, то заседание можем провести без вас. В случае вашего отсутствия.

— Я доверяю своему защитнику, — без тени колебания отвечаю я.

На этой оптимистической ноте всё и заканчивается.

Агентство FAN

7 февраля, время — 6 часов вечера.

Всех выгоню — одна останусь! Я в кабинете, примыкающему к студии звукозаписи. Той самой, где-то когда-то слишком эмоциональный звукорежиссёр блямкнул ЁнЭ головой о пол, сбив её с ног своим могучим глупым телом.

Одна в кабинете не просто так. Кажется, я нащупала музыкальное Эльдорадо. Нет, не скопище хитов, их и так в моей голове целый Монблан, мнится мне, что я нащупала МЕТОД. Наверное, громко сказано, только начинаю разрабатывать жилу, но первые результаты уже есть.

Несколько дней назад.

— Глядите, хореограф ГанЮ, вот этот элемент переносим на две связки назад, под вот эту музыкальную фразу, под самый пик. Ещё пару элементов слегка изменим… — тычу пальцем в экран видеомонитора и гоняю музыкальный фрагмент туда-сюда, иллюстрируя свои пояснения.

Хореограф не спорит, всем лицом и фигурой выражает бесконечное терпение меня, выскочки бестолковой. Ей чудиться, что она успешно прячет своё пренебрежение ко мне, но я его прекрасно вижу, и оно меня ничуть не заботит. Она специалист, работает от и до, и мой авторитет в её глазах на уровне пола не мешает ей беспрекословно выполнять мои пожелания. Ну, и слава небесным апельсинам! Её богатый внутренний мир, на фасаде которого, обращённом ко мне я отчётливо читаю: «Может, ты и прекрасная певица и неплохая танцовщица, но лучше меня в моём деле ты быть не можешь!», меня абсолютно не волнует.