Зеркало Горгоны (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 96

Неловко вынув левой рукой из сумки блокнот, а затем ручку, Андреас положил его на выдвижной столик. Писать левой рукой, было жутко неудобно. Левая рука быстро уставала, болела. Но надо было привыкать. Правая рука восстановится… Он сможет держать и ложку, и вилку, и ручку. Вот только пианистом ему уже не быть. Никогда.

Андреас набрасывал ноты на бумагу, но не понимал, что именно пишет. Ему хотелось написать небольшую пьесу: полет сквозь пустоту, погружение в лиловые сумерки, сгущающийся мрак с его далекими огнями… Но он вдруг осознал, что это – лишь продолжение его произведения, где были Антон и Матиас.

Музыка становилась все мрачнее, минорные тона все гуще, в них были вспышки света, но это было инфернальное свечение, в котором возникало безжизненно-красивое лицо Кронберга с его алчными и жестокими глазами.

Избавиться от Кронберга было нельзя. Он затягивал Андреаса в водоворот рождающейся музыки, наполнял собой его музыку. Бездонная пустота, сгущающийся мрак, тревожные вспышки и призрак Кронберга – зловещий, полный ненависти, скрывающий что-то… И это непонятое «что-то» тоже звучало в нотах, лихорадочно набрасываемых уставшей рукой Андреаса. «Что-то» переливчатое, тревожное, пугающее, полное затаенной грусти, отчаяния и любви. Пару раз эта любовь взрывалась бурными аккордами, но лишь на несколько мгновений, чтобы снова исчезнуть в тревожном мраке. А вот Антона в этой музыке не было. Не потому что Андреас не хотел его присутствия. Напротив, именно его он и хотел! Но не мог отыскать. Только Матиас. Матиас. Матиас. Он был сумерками. Он был тьмой, в которую погружался Андреас. Он был его музыкой.

Почему Кронберг не уходил из его сердца? Почему он поселился там, словно смертоносная бацилла? В чем была загадка?

Андреас все яснее понимал, что в истории его отношений с Кронбергом было слишком много странностей. Их сразу потянуло друг к другу. И это было не просто физическое влечение двух парней. И не мимолетный флирт. Нет, с самого сначала было ясно, что это нечто иное. Любовь. Причем знакомая им обоим, но тлевшая под спудом, в глубинах их сердец. Словно они любили друг друга еще до того, как встретились. Поэтому Андреас в какой-то момент решил, что Матиас и есть его погибший Антон. Каким-то чудом выживший, изменивший внешность, имя, национальность. Из романтичного мальчика превратившийся в циничного, аморального подонка.

Но фотографии, которые Кронберг прислал Антону, это опровергали. Кронберг не мог быть Антоном. Фотографии … Они безжалостно убивали светлый образ в памяти Андреаса, и тот смотрел на них лишь раз. И хотел уничтожить. Но решил, что это будет трусостью. Пусть хранятся. Они - часть правды. Правды, полной яда.

Была еще странность. Рассказ о том, что Антон жив, но по вине Кронберга стал слабоумным паралитиком, был совершенно неожиданным. Но Кронберг рассказал его не в порыве откровенности. Он заранее знал, что расскажет. Еще накануне, во время их безумного секса Кронберг прошептал: «Пусть не наступит завтра». Теперь было ясно, что он имел в виду. Но зачем ему это было? Ответ был один: Кронберг хотел оттолкнуть Андреаса. Он открыто поставил условие: «Ты должен немедленно улететь». Зачем? Кронберг либо знал, либо догадывался, что над Андреасом нависла опасность, и потому отчаянно пытался заставить его уехать. Потому и рассказал эту чудовищную историю. Отталкивая от себя Анлреаса, он его спасал. Пусть и неудачно. Но правдой ли была эта история? Или это была очередная ложь Кронберга? Ложь то ли во зло, то ли во спасение?

Вообще-то, Андреасу всегда казалось странным, что Антона похоронили на обычном кладбище. Об этом же с ненавистью ему сказала Горгона: мол, ее муженек, мог найти бы сыну и более престижное место. И памятник соорудили очень быстро: месяца не прошло, как он уже стоял. Словно торопились. Да и сам отец, погибший вскоре, завещал себя похоронить не рядом с сыном, а на другом, более престижном кладбище. Ум Андреаса, продиравшийся сквозь лабиринты зазеркалья, как будто видел впереди просвет. У него было ощущение, что есть еще какая-то нестыковка. Что-то раньше бросилось ему в глаза, но он не обратил внимания. Какая-то деталь… Где? Когда?

Красноватая вспышка сигнального огня в иллюминаторе как будто на миг осветила его сознание. Фотографии! Те самые, на которых были Антон и Кронберг. Андреас их толком не разглядывал, ему было больно и противно смотреть на них.

Теперь он заставил себя достать смартфон и открыл папку с проклятыми фотографиями. Вот они. Антон и Матиас занимаются сексом. Антон обхватил рукой член Матиаса. На руке у Антона кольцо, то самое, подаренное Андреасом. Кольцо с черным опалом. Рука Матиаса в момент, запечатленный фотокамерой, висит в воздухе. И на ней тоже кольцо. Точно такое же. С черным камнем. Два одинаковых кольца?? Не может быть. Кольцо делалось по особому заказу, существовало в единственном экземпляре. Но на фотографии ясно было видно два кольца. Два одинаковых кольца.

Что это значило? Андреас поднес руки к голове и спохватился: правая рука в гипсе. Но так и остался сидеть неподвижно, словно весь он был схвачен застывшим гипсом.

***

Атланта-Франкфурт, январь 2016 года

Скелтон в своем рабочем кабинете разговаривал по скайпу с Элен Бреннан. С их последней встречи Элен очень изменилась. Она разом постарела. Если раньше она выглядела лет на 35-40, то теперь - на 50 с лишним. Растеряла лоск. Прежде это была королева с идеальной осанкой, тщательно продуманными нарядами, украшениями, идеальной прической, макияжем, скрывающим возрастные изъяны. Она казалась неприступной для любых невзгод. Казалось, весь мир может полететь в тартарары, но Элен Бреннан останется незыблемой как сверкающая ледяная скала. Как опасный айсберг, о который разбилось множество кораблей.

Теперь же Скелтон видел немолодую усталую женщину с осунувшимся лицом, затравленным взглядом, резко обозначившимися морщинами и сединой в волосах. Даже по скайпу было видно, что осанка Элен изменилась. Она сидела не прямо, как обычно, а подавшись вперед, сжав кулаки.

- Ты мерзавец, Скелтон, - голос Элен, прежде звеневший металлом, теперь клокотал бессильной яростью. – Я всегда знала, что ты мерзавец. Но вот чего я не предполагала, так это того, что ты такой трус.

- О чем ты? – Скелтон сохранял самообладание, хотя внутренне был напряжен.

Разговор с Элен не доставлял ему ни малейшего удовольствия, но он хотел знать, что она замышляет. Элен по-прежнему была опасна. Даже опасней чем прежде, потому что Кронберг загнал ее в угол, и терять ей было уже нечего.

- Я о тебе, - с ненавистью выплюнула Элен. – Знаешь, я поняла бы, если бы ты открыто принял сторону этой шлюхи, я имею в виду Кронберга. Ты же пытаешься угодить всем. Помогаешь Кронбергу в его интригах и при этом выполняешь мои поручения. Выжидаешь, чья возьмет? Думаешь, я этого не вижу?

- Я выполнил все, что ты требовала, - холодно произнес Скелтон. – Ты знаешь, что произошло на Манхэттене.

- Знаю. И знаю, что аналогичный приказ тебе отдал мой муженек. Именно поэтому ты его и выполнил. Если бы приказ шел только от меня, сомневаюсь, что я дождалась бы его исполнения.

- Я не собираюсь тебе что-либо доказывать. Тем более что смутно понимаю, о чем ты говоришь, - уклончиво ответил Скелтон, опасавшийся, что их разговор по скайпу может записываться людьми из ФБР. Он, конечно, принял все меры с целью обезопасить линию связи, но стопроцентной уверенности не было.

- Ты все понял, - зло бросила Элен. – И, кстати, я уже знаю, что случилось с Фоем.

- Ужасная трагедия, - Скелтон постарался придать лицу скорбное выражение.

- Да-да, - саркастически заметила Элен. – Ливень, скользкая дорога. И заседание совета директоров Brennan, на которое он направлялся.

- Полиция ведет расследование. Наша служба, естественно, тоже. Ничего криминального в гибели Фоя на данный момент не найдено.

- Можно даже не сомневаться, - хмыкнула Элен. – Особенно, если расследование ведет твоя служба. Слушай, Крис. Я прекрасно знаю, что ты метишь в мое кресло. Я даже говорила, что не возражала бы против этого. Раз уж все так повернулось. Но ты превратился в шавку Кронберга! По его приказу ты занимаешься шантажом и подкупом, чтобы добиться отставок в совете директоров…