У Черных рыцарей - Дольд-Михайлик Юрий Петрович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/85
• Следующая

Если бы начальнику школы было свойственно чувство юмора, он, верно, рассмеялся бы, увидав «натюрморт», представившийся его глазам: на столе между библиями — одной большой, роскошно изданной, второй — карманной, только недавно присланной из Нью-Йорка, и стопками сектантских журналов, тоже напечатанных в США, в живописном беспорядке расположились две бутылки вина: одна пустая, вторая только что начатая, тарелка с рыбьими хвостиками, головками и косточками, недоеденные куски хлеба.

У стола сидели Воронов и Протопопов, оба чуть подвыпившие.

— Пфе, как у вас грязно! — поморщился Нунке.

— Нормальная обстановка после дружеской беседы и скромного ужина. Человек с фантазией даже сказал бы символическая! Поглядите, как все подходит одно к другому. Хлеб, который преломил наш Иисус Христос с пустыне, вино из Каны Галилейской, рыба — символ христианства, наконец, проповедь слова божьего… Воронов положил руки на библию и на одну из стопок журнала. Все, как полагается священнослужителю…

— Босса интересует подготовка группы «Аминь». Вы сможете составить к утру отчёт? Без разглагольствований, только факты и цифры.

— Конечно! Ещё не было случая, чтобы старый Ворон не выполнил задания. Даже после приёма этих капель, — Воронов постучал ногтями по горлышку бутылки. — Аква вита вдохновляет.

— Как вы думаете, когда можно будет начать отправку людей из группы «Аминь»?

Воронов задумался.

— Сейчас конец ноября… Стало быть, в апреле-мае будущего года.

— Вы в своём уме? На такой срок мы никогда не согласимся!

— Раньше не получится, — Воронов поднялся, его раскрасневшееся, лоснящееся лицо побагровело.

— Но поймите, железо куют, пока горячо, а человеческие души «утешают», пока их разъедает боль и тоска утрат… Именно сейчас нам нужны руководители сект, а не тогда, когда люди придут в себя и с головой погрузятся в водоворот будничных дел. У большевиков их предостаточно, чтобы заставить думать о земном, а не о небесном.

— А о чём вы думали раньше, господин начальник школы? Ткнули мне неучей, которые не могут отличить часослов от евангелия, и требуете, чтобы я за три дня испёк вам трех богатырей! Какие же руководители сект будут из этих прохвостов без соответствующей подготовки? Какие молитвы они понесут людям?

— Думбрайт говорил, что у них при сектах существуют специальные отделы, обрабатывающие новые молитвы и гимны — текст и музыку к ним. Вы обращались к ним?

— Вот вчера прислали несколько таких опусов! Протопопов, что вы скажете о такой молитве? — Воронов раскрыл журнал на предпоследней странице и сердито швырнул его на стол.

— Читал, читал. Смех да и только! Мелодия точнёхонько как в той старой песне, которую выводили, умываясь слезами, обольщённые девушки. Вы только послушайте.

Протопопов вытянул вперёд руку с журналом и пропел:

— «До-о-го-рай, моя лу-чи-и-на, до-го-рю с то-боою я…» А теперь вот: «Се гря-дет моё спа-се-ние, се гря-дет моя за-ря…»

Нунке не мог удержаться от смеха, и это ещё больше рассердило Воронова.

— Вам смех, а мне слезы!

— И всё-таки подготовку надо ускорить, — сразу стал серьёзным Нунке. — Будь что будет. Давайте завтра утром соберёмся у меня и посоветуемся. Предупредите Шульца. Кстати, он давно на аэродроме?

— На аэродроме? Да его и духу там нет! Он у Пантелеймона возится с квартирантом.

— Ах да, вспомнил… Когда он вернётся, скажите, чтобы зашёл ко мне.

Нунке вышел.

А тем временем Фред, возвращаясь из Фигераса, и не думал спешить.

Как хорошо, что в его распоряжении машина без шофёра! Можно ехать, как захочется! Сейчас он сбавит скорость до минимума и поедет медленно, чтобы можно было обдумать все события сегодняшнего дня.

…Часов в шесть Фред подъехал к одинокому домику на окраине Фигераса, где вот уже почти неделю после встречи с Ноьяой живёт Домантович. Собственно говоря, не живёт, а томится, ибо его положение не изменилось: ни одной газеты или книги, ни карандаша, ни клочка чистой бумаги… У глухонемого, правда, «прорезался» голос, но два-три слова, брошенные утром, во время обеда и за ужином, только подчёркивали гнетущее молчание на протяжении всего дня. Оставалось отлёживаться или слоняться по саду под неусыпным оком хозяина, мурлыкать надоевший мотив, привязавшийся с утра, и сдерживать, изо всех сил сдерживать раздражение…

Оно прорвалось сегодня утром. Неожиданно для самого себя Домантович отказался завтракать, заявив, что с сегодняшнего дня он объявляет голодовку:

— Вы, холуй! Скажите вашим хозяевам, что они либо выпустят меня отсюда, либо вынесут ногами вперёд.

«Глухонемой», как мысленно продолжал называть его Домантович, лишь равнодушно пожал плечами и спокойно принялся убирать тарелки.

Обедать Домантович тоже не вышел, хотя ровно в четыре Пантелеймон, со свойственной ему пунктуальностью, накрыл на стол.

Прислушиваясь к звону ножей и вилок, Домантович глотал слюну и зло издевался над собой: «И не отнялся у тебя язык, когда ты это брякнул! Идиот! Вместо того, чтобы набираться сил на курорте у дядюшки Пани, продемонстрировать свою выдержку, так сорваться. Тьфу! А теперь, голубчик, держись! Назвался грибом, полезай в кузов!»

— Обедать! — лаконически оповестил хозяин, появляясь в двери.

— Убирайся! — так же коротко отрубил квартирант.

Отвернувшись к стене, он старался заснуть, но сосало под ложечкой, от непрерывного курения рот наполнился горькой слюной, в голове сновали такие же горькие мысли.

В конце концов его всё-таки одолела дремота. Может быть, пришёл бы и долгожданный сон, но до слуха донёсся шум машины, который внезапно оборвался у ворот. Необычайное событие для этого безлюдного уголка! Лишь дважды здесь появлялась машина: впервые — когда его привёз тучный старик, и второй раз, когда они с Пантелеймоном и его нежной «сестричкой» ездили в загородную таверну.

Может быть, опять приехала Нонна? Даже её Домантович повидал бы с удовольствием — всё-таки человеческая речь и новое лицо! Быстро поднявшись, Домантович подошёл к окну, но разглядеть, кто именно приехал, не успел. Впрочем, шаги, прозвучавшие на крыльце, а потом в комнате, были явно мужские.

Снова лечь и притвориться спящим? Это поможет вьшграть минутку, чтобы сориентироваться и решить, как вести себя с неожиданным посетителем.

Домантович лёг ничком, лишь слегка повернув голову к двери, ровно настолько, чтобы уголком глаза видеть, кто войдёт. Но как только дверь отворилась, вскочил:

— Сомов! Неужели и вы тут?

— Как видите. Только не Сомов, а Фред Шульц.

— Чудеса! Настоящие чудеса! — воскликнул Домантович, возбуждённо пожимая руку Шульцу. Рукопожатие было крепким и искренним, а вот удивление… Фреду показалось, что в нём было что-то нарочитое.

— Не хотелось бы повторять банальных слов о том, что мир тесен, но при нынешних способах передвижения он действительно становится все теснее и теснее. Рад снова встретиться с вами, Домантович!

— Не так, как я, Сомов! Я ведь здесь чуть не одичал!

— Повторяю, моё настоящее имя Фред Шульц.

— Простите, в дальнейшем буду вас так величать. Может быть, присядете?

— Конечно. К сожалению, пришлось прийти к вам не с дружеским визитом, а по делу.

— Вот как? Мной начинают интересоваться? Уже легче… Так в чём же заключается ваше дело?

— Мне поручено подробно ознакомиться с вашей биографией. И не только ознакомиться, но и записать. На плёнку.

— Может, вы скажете мне, как старому знакомому, кому она нужна и зачем?

— К величайшему сожалению, я должен только спрашивать, а вы — только отвечать.

— А если я откажусь?

— Не советую. Вы этим только усложните себе жизнь. Ведь вы лишены возможности не только бороться, а даже подать голос.

— А я так обрадовался, уввдав вас!

— Мне тоже приятно…

— Вести допрос?

— Так уж и допрос! Обычные анкетные данные… Подавали же вы наверняка письменную биографию Хейендопфу. Ведь без этой формальности…

— Хорошо, я согласен, только с одним условием…

• Предыдущая
• 67/85
• Следующая