Прометей: Неандерталец (СИ) - Рави Ивар - Страница 18

Кроманьонцы совещались, до меня долетали обрывки фраз. Речь, у них, судя по всему, была развита на уровне моих Луома или других составляющих племени Русов.

Я очень удивился, когда увидел, что рослый черный показывает пальцем на меня. Именно на меня, в этом я не сомневался. Из толпы оставшихся кроманьонцев, немного вперед выдвинулся дикарь с дротиком в руках. Один все-таки подобрали. Ну что они сделают с одним дротиком? Не факт, что попадут смертельно.

«Так этот дротик для тебя, дурень, зря, что ли на тебя пальцем показали. Видимо решили, что ты шаман и камлаешь круто», — в этот раз я не был уверен, откуда был этот голос.

Из головы или из пятой точки, что так отчаянно подавала сигналы не оставаться на этом месте целых два дня. Меня прошиб холодный пот, когда я понял, что я являюсь целью черного. Здесь нет моих друзей, нет моей аптечки, любая рана для меня может оказаться смертельной. За неандертальцев не спрячешься, их осталось всего шестеро, надо принимать решение, пока нас не перебили.

— Ха, — привлекаю внимание вождя, показываю на черных и добавляю: — Га (надо уходить).

— Ха (согласен), — откликается вождь, и мы начинаем медленно отходить, не поворачиваясь к врагу спиной.

Кроманьонцы не отпускают нас, идут следом, соблюдая дистанцию в двадцать метров. Одинокий метатель дротика идет чуть сбоку, выискивая момент, чтобы поразить цель. По ходу отступления подбираю еще семь дротиков, четверо остались в убитом неандертальце, который, даже падая, ломал эти орудия убийства.

Метатель дротика меняет позицию, теперь он идет на несколько шагов впереди, сканируя траекторию для броска. Я стараюсь не давать ему этой возможности и прячусь за спинами неандертальцев. Мы уже оставили позади кусты с мясом, женщины и дети ушли вперед и сейчас находятся примерно в двухстах метрах от нас. Так продолжаться вечно не может, и, улучив момент, метатель бросает свой дротик. Чудом успеваю увернуться и в этот момент черные бросаются в атаку.

— Хаааа! — раздается из глоток неандертальцев, и в этот момент я кричу с ними, потому что здесь и сейчас я не потомок кроманьонцев, я неандерталец!

Первый дротик бросаю с расстояния в десять метров, второй уже с трех, остающихся до врага, третьим просто орудую, словно шпагой. Все три дротика достигли своей цели, один чёрный с дротиком в плече выбывает из боя, второму ранение нанесено в грудь, и он валится под ноги своих соплеменников, третьему дротик входит в живот сантиметров на двадцать.

Воодушевленные моими успехами, неандертальцы кидаются на врага, и еще четверо черных с раздробленными головами валятся на землю. Этого достаточно, чтобы кроманьонцы дрогнули. Восемь оставшихся бросаются бежать, а неандертальцы хладнокровно добивают раненых, в том числе тяжелораненого неандертальца, у которого нет шансов. Вождь, я и четверо везунчиков — это все, что осталось от мужской части племени. Девять неандертальцев и двадцать кроманьонцев полегли в этой получасовой схватке. И хотя потери кроманьонцев были выше, и они бежали, скрываясь в лесу, мы проиграли. Племени нанесен такой урон, что еще одну схватку мы не переживем. Это понимает и вождь, который торопит людей, заставляя собирать мясо.

Двое здоровых неандертальцев спешно роют неглубокую яму, чтобы похоронить своих. Когда яма готова, людей относят и кладут набок. Над трупами едва ли десять сантиметров земли, звери разроют в ближайшее время.

Двадцати минут хватило на то, чтобы собрать мясо, женщины и дети нагружены, словно вьючные животные. Обе шкуры придётся оставить, их просто некому нести. Я подошел и ударами рубила, теперь их стало много бесхозных, выбил два клыка медведя, спрятав их в шортах. Подарю Мие и Нел, когда вернусь домой.

Мы трогаемся в обратный путь, только два человека не несут мясо, я и вождь. Я, потому что мои руки заняты дротиками, которые являются оружием и я его не оставлю, вождь потому что он главный. До края поляны я всё время оглядывался, но погони не было. Не было сомнений, что погоня будет, кроманьонцы ясно видели, что большинство наших мужчин убиты. Вопрос лишь в том, насколько их племя многочисленно, и как далеко их стоянка. День форы у нас есть, преследование не начнется пока их шаман не покамлает, и не соберутся все воины. День, но не больше. Интересно, понимает ли вождь, что само существование его племени находится под угрозой.

Страх придает силы, даже нагруженные неандертальцы шли быстрее, чем обычно, периодически переходя на бег. До стоянки добрались уже ближе к вечеру, люди от усталости валились с ног. Даже дети несли на себе груз. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что сегодня мы никуда не уйдем.

Я попробовал показать, как метают дротики, но неандертальцы презрительно отнеслись к маленьким тонким копьям, хотя сами метать умели. Но они метали свои большие тяжелые копья и метали их прилично. Просто боязнь промахнуться и испортить наконечник не давала им повсеместно использовать это умение.

То, что стало происходить дальше, меня просто изумило: неандертальцы стали спокойно раскладывать ломти мяса по скалам, словно несколько часов не было жестокой схватки, и они были уверены, что бежавшие кроманьонцы все спустят с рук. Условно, от места схватки, нас отделяло не более пятнадцати километров. Допустим, что и кроманьонцы проделали такой же путь, все равно расстояние было мизерным. В эпоху, когда охота и собирательство — единственный вариант пропитания, такие расстояния преодолеваются за день даже по лесам. Наличие кроманьонцев под боком говорило об одном: надо немедленно уходить.

Я подошел к вождю и, дотронувшись до его плеча, привлек внимание:

— Га (они придут сюда), — сказал я, показывая в сторону, где была схватка.

— Ха (они трусы и бежали), — голос вождя преисполнен презрения.

Я еще дважды пытаюсь донести до его тупой головы, что бегство черных нельзя рассматривать как трусость, и они обязательно вернутся. Все, что мне удается, это вызвать раздражение вождя, граничащее с гневом. Он сдерживает себя, понимая, что воинов у него кот наплакал и даже я (худосочный червяк), могу пригодиться.

— Ял (еда, кушай), — вождь протягивает мне ломтик мяса.

Я беру, отказ будет означать оскорбление и неминуемый вызов на поединок. Сейчас не время меряться пиписьками, я ухожу с первыми лучами солнца.

Племя празднует победу, наши убитые уже забыты, ярко горит большой костер, и вождь собственноручно раздает полусушенные ломти мяса, удостаивая этой чести даже женщин и детей.

Мне надо готовиться. Возьму с собой запас мяса, наполню свою фляжку водой. После битвы мне достался очень неплохой каменный топор. Надо закончить с унтами, которые я шил из заячьего меха, путь предстоит долгий и, возможно, зима меня настигнет в пути. Моя накидка из шкурок зайцев тоже готова, даже в прохладную осеннюю ночь в ней будет комфортно.

Сходил к ручью и наполнил свою фляжку доверху. Когда вернулся, пиршество было в самом разгаре, ночь уже опускалась, еще немного и дикари улягутся спать. Выходить ночью было плохой идеей, но мне хотелось иметь пару часов до того, как меня хватятся. Насчет следов я не беспокоился, унты из заячьей шкурки следов не оставят, главное не сбиться с направления. Беспокоила меня огромная саванна, по которой мы шли больше недели, где практически не было ориентиров. Но, ведь, наш вождь прекрасно знал куда идти. Значит и я буду тупо ориентироваться по солнцу. Если мы сюда шли на северо-запад, значит обратный курс на юго-восток. Туч днем практически еще не бывает и солнце видно хорошо.

Конечно, я мог взять прямо на восток, так мне удалось бы сократить путь. Но идти через весь континент по неизвестным землям было рискованно. Моя цель — добраться до побережья и потом идти вдоль него. Хоть с момента путешествия на плоту вдоль побережья прошло больше четырех лет, но кое-какие места я еще помню. Помню речку, где мы подверглись нападению дикарей, помню хижину отшельников, откуда мы взяли Лоа и Моа, помню берег, где впервые увидел пальмы. И старую деревню Гара, от которой до Плажа всего пара дней пути.