Раненое сердце (СИ) - "полевка" - Страница 107

- Давайте сядем вместе, – Макс указывал Рану на большой стол в глубине, там официанты уже наводили порядок, – ты скоро уедешь, и я даже не могу представить, когда и при каких обстоятельствах мы увидимся вновь.

- Я буду сюда приезжать, как представитель фармацевтической компании родителей, – Ран улыбнулся и подтолкнул Альби внутрь диванчика, – отца давно заманивают на всевозможные выставки и презентации. Все же, лекарствам на основе шур-шура нет аналогов при лечении аутоиммунных заболеваний. А лично мне очень интересна новая разработка для трансплантаций. Представьте себе препарат, который позволит донорским органам окончательно совместиться с организмом и исключит их отторжение. Или нанопротезирование, когда создается новая костная ткань, и к ней крепятся выращенные из стволовых клеток мышцы, а при помощи нового препарата возможно вырастить нервные окончания и капиллярную сетку сосудов непосредственно внутри самой мышцы. Не искусственно выращенные вены, или взятые из других мышц, а непосредственно выращенные, как заложено в генокоде. Это позволит реально восстанавливать утерянные конечности, а не жить с протезом, пусть и высокотехнологичным. Выращивать глаза внутри пустых глазниц, восстанавливать зрение за счет восстановления погибших нервных окончаний.

- Такое возможно? – удивился Пабло, – это было бы действительно чудо! Может, нужно финансирование?

- Нет, спасибо, – отмахнулся Ран, – нам, скорее, не хватает времени и специалистов для проведения испытаний на добровольцах. Над самим препаратом работают более десяти лет, я планирую заняться именно этим проектом. И, кроме этого, дам родителям, наконец, заслуженный отпуск, они бессменно руководят концерном и заслуживают отдыха от дел, хотя бы на немного. Отец никогда не мог вырваться, даже для презентаций новых препаратов, а не то, чтобы отдохнуть мозгами и уделить все внимание своему любимому супругу.

- Знакомая ситуация, – Пабло и Макс переглянулись и синхронно вздохнули. – Даже уезжая в гости, или в так называемый «отпуск», они с семьей вполглаза, а мозгами все равно на работе.

- Может, помочь с набором необходимых специалистов? – Макс махнул Намиру и Энди, чтобы они присоединялись, а следом за ними пришли и Роберт с Аэрином, – какие бы ни были требования, я смогу озадачить грамотных людей, и они найдут, кого надо.

- Не стоит, – улыбнулся Ран, – мы заинтересованы, прежде всего, в постоянных кадрах, а не временных сотрудниках. Как бы мы ни пытались создать условия жизни для приезжих, но они могут жить спокойно только в стенах академгородка. Стоит им выйти за его пределы, как они вляпываются в неприятности. И не только омеги, хотя наши полицейские берегут их почти как местных, но и альфы, и приезжие беты. У нас открытый город и часто к нам заезжают не только караванщики, но и другие эмиры со своими альфами-охранниками.

Стоит им унюхать на улице альфу федерации, и они сразу начинают его задирать. У нас очень кастовое общество. Каждый альфа в первую очередь воин. И если альфа не может держать меч и дать надлежащий отпор на вызов, то… его унижают. Прилюдно. Наши альфы, конечно, вмешиваются, и поскольку ученые – гости в нашем доме, то все заканчивается схватками между охраной и разборками в суде. Да и бетам не легче. Местные всегда опустят голову и отведут глаза. И никому в голову не придет дерзить или смотреть в глаза альфе. Это может быть расценено, как вызов, со всеми вытекающими последствиями. Поэтому вокруг академгородка всегда много охраны, за каждым, вышедшим за периметр ученым присматривают и, как правило, все проходит гладко. Но эксцессов не избежать. И это тяжело не только для приезжих, но и для местных. Весь средний медперсонал, как правило, местный. У нас великолепные училища и уже давно мы берем по контракту только специалистов для научной и исследовательской работы. Представьте, каково людям, когда их научных руководителей и начальников по работе оскорбляют неучи, у которых единственный навык в жизни – это убийство? Которые кроме Корана не читали ничего и гордятся этим? И поэтому мы растим собственных специалистов. В этом году много выпускников: агрономов, учителей, ветеринаров, геодезистов и специалистов по геологоразведке. Закончили интернатуру много врачей и среди них пятеро нанохирургов, а один остался для аспирантуры, получив место на Земле в институте гематологии. Это я поеду домой недоучкой и сразу же примусь руководить… Так шаблонно, что зубы сводит…

- Ну, Лекси, подгадил, как только мог, – Макс тяжело вздохнул и виновато насупился, – мне было лет шесть, когда я пытался найти родителей Лекси, чтобы вернуть его им. Но отец долго со мной разговаривал и добился от меня первого в моей жизни обещания не искать, кому сплавить брата, и воспринимать его, как данность, со всеми его выбрыками. Отец сказал, что он послан мне в испытание, чтобы в борьбе с ним я осознал собственную силу и стойкость духа. И как бы я порой ни хотел его удавить подушкой или заказать киллеру, но он всегда был для меня образцом того, что делает с людьми отсутствие дисциплины и тормозов. Глядя на него, я точно понял, каким не стану никогда в жизни.

- Моя судьба сложилась тоже благодаря Лекси! – рассмеялся Аэрин. – Мне было лет двенадцать, когда я решил найти его родителей, и для этого сделать генэкспертизу. Я выяснил, что так просто ее не закажешь, но вполне реально сделать в одной закрытой организации, которая работает в ведомстве моего папы. Ну, не буду утомлять, как именно я выяснил все подробности и детали. Но в итоге, когда я подготовился, как казалось, по всем пунктам, я уговорил папу взять меня с собой на работу. А там я запустил схему «милый дядя Донг», он всегда потакал мне во всех шалостях, и поэтому устроил экскурсию по закрытым коридорам военного центра. Даже не представляете все уровни допусков и протоколов, через которые он за руку провел меня в качестве гостя.

И когда я добрался до «точки Х», я сделал хитрый финт ушами и потерялся. Пока Донг бегал по коридорам, я взламывал секретный объект с помощью старой банковской карточки, перемагниченной с папиного допуска, отпечатка его пальца, сделанного с помощью клея ПВА на своем запястье, и генного маркера крови. Это, пожалуй, был самый тонкий момент. Но я решил, что раз я кровный родственник, то половина ДНК у меня в любом случае папина, а вторую половину можно попытаться слямзить из папиной слюны. И в итоге, у меня на пальце был слой подсохшей папиной слюны, только не спрашивайте, как я ее раздобыл и как подсушивал, но в итоге, когда аппарат взял мою микрокаплю крови, то после долгого раздумья дверь все же отворилась! – ВАУ – у Макса и Пабло отвисли челюсти, – и что было дальше?

- Когда я забрался внутрь и решал, куда именно загрузить ватный тампон со слюной Лекси и как именно задать программу, сработал АЛАРМ. В комнату прибежали злющие охранники и офигели увидев в комнате омежку с принтом розового пони на майке, бантиками и в балетках с блестками. Весь такой конфетно-наивный, как раз, чтобы размягчить мозг «дяде Донгу» и не вызывать сомнений в своей недалекости у охранных церберов на этажах. Хорошо, что папа примчался почти сразу и заявил, что все это происходит в качестве эксперимента на мою профпригодность для новой профессии и, естественно, как очередной тест от Донга для систем охраны.

– И чем все закончилось?

- Папа мило улыбался и почти не скрипел зубами, пока я рассказывал суровым дяденькам из внутренней охраны, как именно я перемагнитил карточку, раздобыл отпечаток папиного пальца, и что придумал по поводу генного маркера крови. Папа уверял, что мы поспорили, что я смогу доказать ему креативность наследственного мышления и он был условно в курсе, что именно произойдет. И поскольку у меня получилось сделать то, что ранее считалось невозможным, то папа с милой улыбкой заявил, что систему безопасности надо усилить и улучшить, если даже его двенадцатилетний сын, не обладая специальной подготовкой, смог практически все провернуть в одиночку.

Когда мы в полной тишине вернулись домой, я был твердо уверен, что папа меня убьет и прикопает в саду, но он молчал. Он вызвал всю свою группу и рассказал им, что и как именно произошло. Я тогда впервые расплакался, когда пятеро взрослых молча смотрели на меня, как мне казалось, с осуждением. Но я очень хотел, чтобы Лекси больше не было в жизни дяди Тео. Я уже тогда понимал, что он «де камертон» в нашей семье. Если камертон несет баланс звука, то «де камертон» в моем детском понимании нес противозвучание, дребезжание вместо созвучия, вносящее хаос в порядок. Папа тогда не ругал меня, но и не похвалил за то, что я практически нарушил закон и по факту, совершил федеральное преступление наивысшего порядка. Это потом сделали его друзья, пока восторженно меня тискали и восторженно пищали, потому что я оказался, как папа, а для них это было наивысшей похвалой. Но с тех пор папа с этими самыми «восторженными» друзьями взялись гонять меня и физически, и по учебе, подгоняя и телом, и духом к поступлению в военную академию. И вот, в итоге я стал тем, кем стал – «генеральским сынком», который попал в военную спецшколу по факту родства сразу после окончания школы. Мне пришлось доказывать, что я там оказался по праву, но в принципе, все началось с Лекси. Если бы не он, то, возможно, я стал бы… ну, не знаю, школьным учителем?