Его моя малышка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 38

— Миш, — вздохнула она обречённо. — Я не гожусь для твоей мести.

— А если это не месть? — откровенно начинал он пугать Марину своей серьёзностью. — Я, понимаю, что всё слишком быстро и неромантично. Но ты так одинока, а я катастрофически неженат.

— Нельзя столько лет любить женщину и вдруг из-за маленькой невинной лжи от неё отказаться.

— Можно, — как отрезал он. — Обычно именно так и происходит. Называется «разочарование».

«О, боги! Как же меня достали уже эти мужики! Словно вынырнув из небытия, я вдруг появилась на одном из радаров, но теперь меня заметили на всех. И решили использовать. Кто для чего. Ну как же, свободная касса!»

— Миш, она ведь могла соврать, чтобы просто не ранить твои чувства. Но это не значит, что думала она иначе.

— Давай лучше поговорим о тебе, — болезненно сморщился он. — О нас. Если опустить чувства, мы ведь очень подходим друг другу. Оба из простых семей. Оба всего добились своим трудом. И оба сейчас небедные люди.

— Что как бы исключает классовую разницу? — посмотрела на него в упор Марина, а он несчастный так разволновался, аж вспотел. — Или подразумевает финансовую незаинтересованность?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Можно посмотреть на этот брак как на деловое предложение, — вытер он лоб ладонью. — Пусть даже так. А чувства, порой они же появляются с годами. И поверь, я не так уж плох и в посте…

— Миш, — оборвала его Марина на полуслове. — Я даже ребёнка родила от донора. Потому что ребёнок мне был нужен, а отношения с его отцом — нет. И это было обдуманное и взвешенное решение, а не потому, что «да кому я уже нужна».

— Я совсем не это имел в виду.

— А я именно это. Мне не нужны сейчас отношения. И, пожалуйста, давай закроем эту тему. Скажи мне лучше, зачем мной интересовалась Лизина мать?

— Она услышала твою фамилию на дне рождения Дианы, стала расспрашивать, — вздохнул он, достал платок, вытер почти облысевшую макушку.

— И дальше что было? После того, как ты ей рассказал?

— Ничего. Посочувствовала тебе. Сказала, что вспомнила: ей говорили про тебя в больнице. А я даже не знал, что вы с Лизой в одном роддоме рожали, да и Вагнер категорически предупредил, чтобы я не смел лезть к тебе с расспросами.

— Вагнер, да, он такой, — усмехнулась Марина, пытаясь представить, как её застенчивый финансовый директор, такой же типичный ботаник, как и сам Моржов, его «предупреждал». — А почему втайне от Лизы?

— Какая-то нездоровая суета случилась тогда вокруг этого ребёнка. Лиза была в панике и истерике, тряслась от страха, что Гомельский её убьёт, жаловалась мне в ужасе, что не знает, что делать. Её мать, напротив, была в гневе, даже в ярости. Категорически запретила той даже заикаться о всяких анализах.

— Почему? — не верила своим ушам Марина.

— Наверно, боялась, что та ребёнка нагуляла, — пожал он покатыми плечами. — Решила, что пусть лучше будет, как есть. Его ребёнок, чужой, какая разница. Гомельский получил, что хотел. Пусть наслаждается.

— И пусть привяжется к девочке, а потом можно и правду сказать, да? Какая вопиющая жестокость. И что Лиза?

— Не послушалась. Сделала втайне от матери анализ. И всё, вроде как успокоилась.

— Вроде как? — покачала головой Лиза. — А ты его видел, тот анализ?

— Нет, — видимо, поняв, что наболтал лишнего, недовольно поморщился Моржов. — Но, если тебе так это интересно, можешь сама её спросить. Вы же вроде подружки. И я, наверно, зря раньше тебе не сказал, но Лиза сегодня тоже прилетает в Леуку. Я пригласил их с мамой и малышкой на яхту, когда Гомельский ещё не собирался лететь. Но потом он передумал, предложил пригласить тебя, а менять уже что-то было поздно. Надеюсь, для тебя это не станет проблемой? Наветта — яхта большая, это не крошечная Бавария, места всем хватит.

— Нет, нет, никаких проблем, — уверенно покачала головой Марина, чтобы его не обижать, хотя ну никак не планировала провести выходные с этой семейкой.

Машина как раз приехала в аэропорт. Но перед самым выходом на лётное поле, Моржов всё же предупредил:

— Лиза просила родителям о разводе пока ничего не говорить.

— От меня не узнают, не беспокойся, — как-то неприятно кольнул Марину его резко похолодевший тон.

А потом сердце и вовсе остановилось, когда она увидела Гомельского, стоящего у трапа с букетом.

— Мой парень решил, что здесь мне букет выкинуть некуда? — попыталась она свести неловкость этой ситуации к минимуму, громко намекнув на Туманова, хотя прекрасно знала чья эта композиция из синих цветов.

— Твой парень решил, что пора заканчивать эти игры в шпионов и уже вести себя по-взрослому, — прошептал он ей в самое ухо. — Никакому Туманову я тебя не отдам, а уж Моржову и подавно.

И, недолго думая, оставил на её губах такой поцелуй, что земля покачнулась под ногами.

Вот только ему Марина не смогла влепить пощёчину. Просто не смогла.

И хрупкая защита, что она так отчаянно пыталась построить вокруг их нечаянного счастья, разлетелась на тысячи тысяч острых осколков в один миг.

— Браво! — услышала Марина словно звон этого стекла — редкие хлопки в ладоши, а, когда Гомельский её отпустил, то увидела и перекошенное ненавистью лицо Моржова. — Как ты там сказала? Невинная ложь, чтобы не ранить мои чувства? Тебе не нужны сейчас отношения? Да ты даже хуже, чем она.

— Он что, предложил тебе встречаться? — с недоумением проводил Гомельский глазами спину Моржова, гордо и оскорблённо поднимающегося по трапу.

— Боже, Ром, что ты наделал, — уткнулась Марина лбом в его грудь. — Хуже. Он мне замуж предложил.

И ужаснулась, как же она плюнула мужику в душу. Так, что вместо лучшего друга только что, кажется, нажила злейшего врага.

— А что так можно было? — хмыкнул Гомельский презрительно, в отличие от Марины и не думая переживать, а затем передразнил писклявым голоском: — Марин, выходи за меня замуж. Нет? Всё, я обиделся, — капризным жестом махнул он рукой и обнял Марину, увлекая за собой. — Я надеюсь, ты сказала «нет»?



— Я сказала, что не готова сейчас к отношениям, — совсем расстроившись, закрыла она рукой глаза.

— Не переживай. Я с этим разберусь, — направил её Гомельский к трапу. — Вот прямо сейчас и разберусь.

— Что я должен был тебе сказать? — звучал из-за двери спальни, где они заперлись с Моржовым, сильный голос Гомельского, пока Марина нервно вышагивала туда-сюда по гостевому салону. Причём слышала она только Романа, что там блеял в ответ Моржов, она только догадывалась.

— Правда? А что же ты не прибежал мне докладывать, что трахаешься с моей женой? Да, надо было прислать мне открытку. Или приглашение. А ещё лучше сразу объявление в газете дать. С анонсом радостного события.

— Бу-бу-бу, — ответил ему Моржов, как Марина ни присушивалась. Очень долгое и нудное бу-бу-бу.

— А я скажу иначе, Миш. Видел ты прекрасно, что она тебя не любит. И меня не любит. Но надеялся, что впухну в этот брак дурак я, а умный ты будешь сливки снимать и радоваться. Надеялся, что все проблемы будет решать идиот муж, а ты просто потрахивать мою жену в удобное для тебя время и подставлять ей жилетку для плача. Только девочка оказалась себе на уме. Тебе она плакалась, а ножки раздвигала для другого. Конечно, тебя это задело. Задело, смотрю, даже сильнее, чем меня. Только знаешь, что? Это больше не мои проблемы. Ты попросил Лизу, я тебе её отдал. Так будь мужиком — бери! Она теперь твоя. А к Маринке не лезь. Я за свою женщину — порву.

Гаденький смех стал ему ответом и очередное невнятное мычание.

— Не твоё дело, Моржов! — рявкнул Гомельский у самой двери так, что Марина отпрыгнула. — Я свои проблемы решу. А всё, что касается Мурзиных и всей их своры — теперь твоя головная боль. Так что жопу в кулачок и дерзай. Но попробуешь мне ещё раз перейти дорогу — мокрого места не оставлю.