Его моя малышка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 33

А Марина с Романом пошли гулять. Вот в том самом платье и неудобных туфлях.



Но за взгляд, который он не мог от неё отвести, когда они целомудренного прогуливались по Английской набережной, даже не держась за руки, Марина готова была терпеть и не такие неудобства. И не было разницы где они были: в Париже, Ницце или деревне Кукуево, Марина всё равно не видела ничего, кроме его раздуваемых ветром спутанных волос, смуглых рук — боже, она первый раз видела их обе, обнажённые до рукавов футболки, и как же они ей нравились! — его губ, сегодня розовых и слегка припухших, и его божественной волевой ямочки на подбородке.

Правда ещё её нестерпимо слепило его обручальное кольцо. Но это были не последние неудобства. Сейчас, когда они были одни, пришло время и для неудобных вопросов.

— А с Тумановым ты давно знакома? — и как Роман ни старался выдержать нейтральный тон, прозвучало ревниво.

— Он брат Василисы, — улыбнулась Марина на эту ревность, обхватив себя руками. Всё же ветрище с моря дул неслабый, и в одном платье она оказалась легковато одетой.

— Той самой, из-за которой перенесли встречу?

— А ты, я смотрю, неплохо осведомлён, — хмыкнула она.

— Тебе надо сменить телефон. В твоём раритете будто включена громкая связь. Я не виноват.

Пропуская Марину впереди себя к пустой лавочке, Роман скользнул рукой по её спине, и у неё остановилось дыхание от его прикосновения.

Ах, эта Ривьера! Курортные романы. Богемная жизнь. Французская лёгкость, которая с солёным воздухом проникала прямо в кровь, и с ней почти невыносимо было бороться.

Так всё было волнующе, празднично, нарядно! Лазурные волны. Белоснежные виллы. Стройные пальмы.

Так хотелось раскинуть руки и взлететь как чайка в этом струящемся, тонком, почти прозрачном платье. И упасть из-под небес прямо в горячие мужские объятия, чтобы снова улететь уже к другим небесам.

Только всё что у них с Романом было, это — бесконечные разговоры, а к ним — мимолётные касания, нечаянные взгляды и целомудренные улыбки. Их они и нанизывали на тонкий проволочный каркас этой поездки, как бисер. И собирали своё маленькое Дерево Счастья.

— Так вот как вы оказались в ресторане, — пока Марина не села, Роман так и не убрал руку. Но даже когда убрал, она всё ещё чувствовала на спине след его горячей ладони.

— Ты не ответила, — напомнил он, когда занял место с другой стороны сдвоенной лавочки из тонких окрашенных в белый деревянных брусков. Пристроился боком, подогнул ногу и, как верный пёс, положил голову рядом с её плечом. — Вы были женаты?

— Нет, до этого не дошло, — подставила Марина лицо солнцу. Затылок неожиданно лёг на сильную мужскую руку, что так удачно там оказалась. И так хотелось повернуться и встретить ещё и горячие мужские губы, а не отвечать на эти вопросы. Но его желанные до мурашек губы без четырёх рюмок водки, благодаря её же стараниям, словно снова стали недоступны. Это было правильным, да, но как же сейчас и здесь она ненавидела себя за это.

Море шумно лизало галечный берег. Ветер шелестя, лохматил листья пальм. Мимо, переговариваясь, шли люди. Шуршали шинами велосипеды по специальной дорожке. Скрипели педали. Чуть дальше по дороге проносились машины и мотоциклы. Гудели клаксоны. Чуть ближе тявкали два щенка, резвясь на камнях у воды. Далеко в небе ревел турбинами самолёт. Город жил, дышал, звучал особым неповторимым голосом Ниццы. Но для Марины он проступал лишь как фон к ощущениям, что были для неё куда ярче любого Лазурного берега.

Никогда она не увлекалась настолько, чтобы сидеть в одном из красивейших мест мира, а думать о фигурах высшего пилотажа, что желал выписывать её слабый женский организм в объятиях того, кто сидел рядом. И виражи с креном в семьдесят градусов, штопоры и вертикальный взлёт были там самыми безопасными.

«А гостиница как назло в двух шагах», — подумала Марина, усилием воли завершая «мёртвую петлю», на которую уже зашла в своих мыслях, когда, глядя на неё не отрываясь, Роман едва заметно качнул головой в том же направлении. И можно было подумать, что качнул нечаянно, если бы они оба не знали правду.

«Боже, неужели это так заметно?» — уткнулась она лбом в его руку от стыда, а потом рассмеялась.

— Но ты же знаешь, — улыбнулся он. — Что это неизбежно.

— Конечно, — снова засмеялась она. — Но легко тебе не будет, — сказала словно самой себе.

— Пусть, — погладил он её по волосам. — Я буду ждать. Сколько угодно.

— Я тоже, Ром, — подняла Марина лицо, чтобы посмотреть ему в глаза. — Но дело даже не в том, что ты женат.

— Только не говори, что я тебе не нравлюсь, — подозрительно прищурился он.

— Ну-у-у, чуть-чуть нравишься, — кокетливо склонила она голову набок и показала пальцами: — Вот на столько.

Чёртово платье! Проклятая Ривьера! И этот Гомельский. Она кокетничала! Она была влюблена. И думала, блин, о чём не следует.

Он белозубо рассмеялся, но ответил вполне серьёзно, хоть и многозначительно:

— Если бы ты только знала, насколько на самом деле… нравишься мне.

— Э-э-э, кажется, знаю, — закатила Марина глаза, припоминая вчерашний размер его ширинки. Но он понял. Секунду подумал, прикрыв один глаз, словно оценивая насколько её ощущения были объективны и уверенно покачал головой:

— Нет. Но ради чистоты эксперимента, можем повторить, — он потянулся к её губам, ничуть не смущаясь, что, если только ради «чистоты», то между ними вообще-то лавочка.

— Я и так всё знаю, — слегка отодвинулась она.

— Не знаешь, — поймал он её за шею, подтянул к себе и прошептал в самое ухо. — Даже не догадываешься насколько не всё. И насколько это неизбежно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Ещё чуть-чуть и он утянет меня в гостиницу силой. И я ведь не буду возражать», — едва не задохнулась Марина от его близости. Сердце замерло, сжалось, заныло. И не только сердце. Но всё же отстранилась.

— Я знаю, Ром, что ты разводишься.

Можно сказать, выдвинула на оборону тяжёлую противотанковую артиллерию. Или нервнопаралитический яд. Так Роман застыл. Пару секунд смотрел на неё не моргая. А потом медленно выдохнул.

— Марин, я не могу тебе сейчас ничего ни предложить, ни пообещать. Не должен. Не имею права. Так это, — он поморщился, — может быть долго, изматывающе, некрасиво и без всякой надежды на успех.

— И это я тоже знаю. Наверно, слишком долго прожила с адвокатом по разводам, — улыбнулась Марина.

— Я не хотел тебе говорить. Но раз уж ты сама ВСЁ ЗНАЕШЬ, — улыбнулся он.

И как-то глупо было сейчас повторять, что дело не только в том, что он женат, тем более разговор ушёл совсем в другое русло, но всё же она поправила со лба его волосы, посмотрела в глаза и сказала:

— Уже не важно, что ты женат. Но сейчас так надо.

Он кивнул. Опустил голову. Выдохнул. А потом снова на неё посмотрел:

— Тебе сказал Туманов?

— Туманов был вторым. Первой приехала твоя жена.

Роман болезненно поморщился, но промолчал. А Марина продолжила:

— Я покривлю душой, если скажу, что мне жаль ваш брак. Но мне искренне жаль в твоей жене ту маленькую девочку, которой довелось пережить такую страшную трагедию в детстве. И жаль, что у вас не сложилось. Она по-настоящему горюет из-за развода, Ром. Никто за всю жизнь лучше тебя к ней не относился. Ты ей дорог.

— Настолько дорог, что она попросила никому пока не говорить и тут же поехала к тебе жаловаться, а с Моржовым… — он осёкся на полуслове.

Спать? «Шлюшка-жена», — тут же вспомнилась характеристика Туманова. Да и Ленкины замечания про сложные слова и вопросы, что задавала по чьей-то указке Лиза, очень вписывались в тандем Лиза плюс Моржов.

— Она с Моржовым? — недоверчиво прищурилась Марина.

Роман уверенно кивнул.

— Ром, не стоит слепо доверять ищейкам Туманова, — Марина покачала головой. И как же ей хотелось, чтобы они на самом деле ошиблись. Измена — это больно. Это словно перечеркнёт всё хорошее, что было в браке. А оно ведь было. Да ещё беспощадный адвокат будет без конца ковырять и ковырять эту рану. А значит, этот уже безумно дорогой ей человек будет страдать. — Они просто собирают факты, — убрала она снова упавшие на его лоб волосы. — Но даже факты можно истолковать по-разному. Установи жена слежку за тобой, и мы бы тоже подозрительно долго пили чай у меня на кухне, эти царапины могла оставить вовсе не кошка, — коснулась Марина его руки, — и цветы, заказанные тобой на мой адрес… Всё это факты. Но что они доказывают? Ничего.