Его моя малышка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 23

— Ресторан «Решес Гартен». Доставка еды.

— Что? — недоумевая, разглядывала она в глазок парня в фирменной одежде, поварском колпаке, фартуке и с двумя большими сумками в руках. Но, накинув халат, всё же рискнула открыть.

— Где я могу накрыть для вас завтрак? — огляделся парень. И на неопределённый Маринин жест уверенно подвинул к дивану в гостиной журнальный столик.

Пока Марина суетливо убирала раскиданные бумаги, пока бегала из гостиной то в ванную причесаться, то в спальню — закрыть дверь, комната уже наполнилась чудными ароматами свежей выпечки, жареного бекона, омлета и волшебным образом преобразилась, когда на бордовую скатерть с белыми салфетками встала ваза с алой розой, а на тарелках с золотыми ажурными ободками, как на голландском натюрморте, легла еда.

— Бон аппетит! — улыбнулся парень, кланяясь. И подхватив свои сумки, направился к выходу.

— А тарелки? — совершенно сбитая с толку, распахнула ему Марина дверь.

— Всё оплачено. Их, как и столовые приборы и скатерть, вы можете выкинуть или оставить себе, — улыбнулся он белозубо. И пока Марина переваривала полученную информацию, словно по мановению волшебной палочки, исчез.

И не было ничего, ни открытки, ни карточки, кроме визитки ресторана, но Марина точно знала кто сделал этот заказ.

И она ещё не успела сполна насладиться послевкусием от нежнейшего паштета на тостах, изысканности салата, приправленного капелькой оливкового масла с травами и ароматом кофе, когда в дверь снова позвонили.

Она распахнула её не спрашивая, почему-то ожидая увидеть самого Гомельского, но это снова была служба доставки. В этот раз цветов.

И два букета, составленные строго в цвет интерьера, роскошных, необычных, благоухающих заняли свои места на барной стойке и на прикроватной тумбочке, а вот с третьим у неё возник вопрос.

— Это точно букет для ванной? — недоумевала Марина, разглядывая синие тона лепестков, что вежливый курьер расправлял на ранее неизвестных ей цветах, прежде чем поставить у раковины.

— Да, — уверенно кивнул он, глядя в доставочную карточку, пока Марина оглядывалась, чем эта одетая в розовый кафель, как в броню, ванная обязана столь оригинальному дополнению. — Синий — цвет верности и постоянства. А в астрологии считается символом Венеры, богини любви, — просветил её курьер, откланиваясь.

«Ах ты, коварный селадон!» — покачала головой Марина, не торопясь выходить за курьером, когда, наконец, догадалась в чём дело. На тонкой трубе полотенцесушителя за своей спиной она, наконец, обнаружила чему была посвящена эта синяя композиция из эустом — её кружевному белью.

И оставшись одна, достала из внутреннего кармана пиджака визитку — единственную вещь, что она обнаружила в этой части гардероба владельца.

— Гомельский, — прозвучал его тягучий баритон буквально после первого же гудка.

— Скворцова, — ответила она в тон.

И услышала, как заскрипели пружины матраса, на который он завалился, и улыбку, с которой произнёс:

— С добрым утром.

— Ром, — Марина села на диван. Откинувшись к спинке, она закрыла глаза, не зная, что ему сказать. «Спасибо» прозвучало бы жалко, «Какого черта?» — грубо, а «Я люблю тебя» как-то преждевременно. Хотя именно «я люблю тебя» и рвалось на язык. Не в том глубоком понимании этого чувства, а как благодарность за волшебные ощущения от вкусного завтрака и аромата цветов, за сказочное настроение от такого волнующего утра, за полноту жизни, в которой первый раз за долгие годы она вдруг ощутила себя женщиной. Желанной, привлекательной, интересной.

— Тс-с-с-с, — предвосхитил он её желание что-нибудь сказать.

— У меня всё равно нет слов, — улыбнулась Марина. И тут услышала в трубке детское лопотание и настойчивое пыхтение.

— Малыш, не сейчас. На, поиграй лучше вот этим, — сказал Гомельский, отодвинув телефон в сторону. Снова заскрипели пружины. — Дай папе поговорить, — и снова приложил телефон к уху. — Пообедаешь с нами?

— С вами?

— Ты, я, Дианка, — словно выбил он у неё из-под ног опору, на которой на самых кончиках пальцев Марина ещё пыталась стоять.

— А это будет удобно?

— Нет. Ты будешь смущаться и не проглотишь ни кусочка. Я — то бледнеть, то заикаться. Дианка обязательно что-нибудь перевернёт. Официантка скажет какую-нибудь неловкость вроде «вы такая красивая пара» или «у вас очаровательная дочь». Но всё же я тебя приглашаю.

Он назвал место и время. Марина с трудом проглотила так не вовремя подступившие слёзы.

— Я приду, — прошептала она и нажала «отбой».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И вот здесь её накрыло запоздалой паникой: «А что, если бы я вчера уехала? Что, если бы даже не узнала, как трогательно он позаботился о том, чтобы моё утро было счастливым? Как просто дал понять, что я для него важна».

И нет, ей не жалко было зря приготовленный завтрак, не жаль искусно собранных букетов. Марина представила, как бы Роман огорчился и печально вздохнул, что вместо вкусного завтрака она снова ест какую-нибудь пластмассовую еду. Вместо запаха цветов, вдыхает аромат чьей-нибудь жареной рыбы. Вместо «Доброе утро!» услышит гавканье чужих собак или мат обнаружившей в подъезде очередную лужу уборщицы.

Может, не так красочно, как Марина себе представила, но он бы точно расстроился. И сейчас она не готова была его расстраивать. Только не сейчас!

Как не готова была и отказаться от обеда, где будет её… его девочка.

И она, самодостаточная, уверенная в себе, преуспевающая, независимая женщина потратила полдня на то, чтобы собраться на рядовой обед. Перемерить всё, что было в её немногочисленном гардеробе. Отказаться от брючного костюма и строгой юбки. Пять раз убрать и распустить волосы. И дважды стереть макияж, который то казался ей слишком ярким, то неуместным.

Но по дороге Марина успела ещё заехать в игрушечный магазин и купить детский мобильный телефон. А ещё шуточный набор для «Настоящего мужика» со всякими глупостями: защитной каской, пожарным ведром, сапёрной лопаткой, лейкопластырем, спичками.

Солидный метрдотель сопроводил её до отгороженного высокими перегородками места у окна.

И Роман Гомельский поднялся ей навстречу.

Она была так трогательно хрупка в этом платье, так женственна, нежна, легка и призрачна, что Роман боялся моргнуть, глядя на неё. Боялся, что лишь одно движение ресниц её спугнёт. И это видение исчезнет.

Он помог ей с плащом, помог занять место, подал оставленное для неё меню, но всё никак не мог поверить, что она пришла. И никак не мог отвезти взгляд, пытаясь определить, что же в ней изменилось. Но одно понимал точно. Что этот счастливый блеск в глазах и это трогательное волнение были связанны совсем не с ним. Как и прежде, она едва глянула на него, и всё внимание направила на Диану.

Роман тоже принялся рассматривать принесённый подарок. И с облегчением выдохнул, что в выборе блюд она доверилась его вкусу, ведь он уже взял на себя смелость и сделал заказ. Но она словно почувствовала, что именно он от неё ждёт, и красиво украшенную золотыми вензелями кожаную папку даже не открыла. А ещё привела в полный восторг своим подарком Диану. И изрядно порадовала самого Романа тем, как тонко пошутила над его вчерашним геройством.

Если бы она только знала, каким на самом деле Негероем он был, особенно сегодня с утра, то подарила бы ему красные трусы Супермена или очки Джеймса Бонда, а не набор Настоящего мужика. Но с того дня как Роман с ней познакомился, его мир словно разделился на две реальности: та, в которой он жил и та, в которой была она. И та, в которой он жил, вынуждала его поступать подло.

Правда, можно ли назвать подлостью инстинкт самосохранения и заботу о ребёнке, трудно сказать. Но Настоящий мужик, прежде чем целовать другую женщину, сказал бы жене, что между ними всё кончено и он подаёт документы на развод. А непоколебимый Супермен благоразумно помалкивал, упрямо пресекая все отчаянные попытки жены склонить его к сексу, но умело делая вид, что всё у них как всегда. А Джеймс Бонд по совету адвоката и вообще озадачился поисками лицензированного частного детектива. Именно лицензированного, чтобы с договором и полномочиями, которые могут выступать доказательствами на суде. Правда, в своё оправдание он мог бы сказать, что на детективе настоял адвокат. Но он так уверенно это сказал на возражения Романа, что его жена как открытая книга: «Вы удивитесь, какие секреты порой неожиданно вскрываются», что Роман и хотел бы уже удивиться, и ждал звонка.