Его моя малышка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 16

— Да, кстати, если ты не будешь против, я наняла повара по правильному питанию, — с удовольствием уплетала она мягкие ломтики моркови вперемешку со стручками молодого горошка и кусочками спаржи. — Если хочешь, он и тебе будет готовить.

— И как интересно его меню сочетается с твоим «Божоле»? — оценил Роман неполный бокал с вином.

— Это последний. Просто в честь начала нашей новой жизни, — недолго думая, подозвала Лиза девушку, что прислуживала им в столовой, чтобы та напила Роману.

— Новой жизни? — покрутил он бордовую жидкость в бокале.

— Конечно, и в прямом и в переносном смысле. Мы же решили завести второго ребёнка.

Пожалуй, ему и правда стоит выпить. Ведь предстояло пережить очередной виток Лизиной мании: новый проект, правильное питание, смена прислуги, второй ребёнок. И она очередной раз решила завязать. Это настораживало. Даже больше — пугало.

«Значит, мы уже всё решили», — хмыкнул он и осушил бокал. И это как раз тогда, когда юрист посоветовал ему собрать как можно больше доказательств её пьянства.

Но у его жены всегда было отличное чутье. Вот только хватало её обычно не на долго. Едва почувствует, что всё наладилось, и снова в накатанную колею. Как с тем праздником, к которому она охладела далеко до начала. А до этого было увлечение шитьём. Одна из комнат до сих пор завалена выкройками и отрезами ткани. Это во время беременности она решила создать свою линию одежды.

До шитья был буддизм. Там она сдулась почти сразу, в пятом или шестом Тайском храме.

А до буддизма совсем недолго Лиза была увлечена Романом. Точнее тёмными страницами его биографии. Разыскивала его родных. Но подробности катастрофы, в которой погибли его родители тридцать с лишним лет назад не освещались в сети. Это Лизу и остановило. А Роман в принципе не хотел знать, как оснащённая всеми современными средствами навигации яхта его родителей налетела в Индийском океане на рифы. «Порой сложнее всего смириться именно с тем, что плохие вещи случаются в жизни просто так, — похлопал его по плечу в десять лет приёмный отец, рассказав эту историю. — И лучшее, что ты можешь сделать в память о них: с умом распорядиться оставленными тебе деньгами», — добавил он в восемнадцать. Так Роман и поступил. И ему этого было достаточно.

— И о чём, интересно, вы разговаривали со Скворцовой? Помимо твоего грандиозного проекта, конечно, — хмыкнул он уже вслух.

— В основном о Диане, — уплетала Лиза за обе щёки овощи, которые до сегодняшнего дня терпеть не могла. — О родах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты же запретила мне об этом даже вспоминать. «Наследница Гомельских появилась на свет в захолустном роддоме», — передразнил он слова жены, что она, рыдая, бросила ему в лицо, когда Роман, наконец, добрался из дождливой Женевы и хотел забрать их с ребёнком в ту частную клинику, где Лиза только через месяц должна была рожать.

Он и сам после перелёта был не в себе, переволновавшийся, издёрганный. А Лиза просто невменяема. Она так боялась, что в сеть просочится эта информация, что казалось, ей на всё остальное было плевать. И в особенности на то, что именно в этом роддоме спасли их ребёнка, несмотря на разгибательное предлежание головки, слабую родовую деятельность, узкий таз, неправильно поставленный срок — всю ту информацию, что чуть не взорвала Роману мозг и которую он получил от главврача, категорически запретившей ему забирать и перевозить роженицу с ребёнком.

Он и не забрал. Осчастливил роддом неприличной суммой денег в знак благодарности. Потерял на темени первый десяток волосков, выклеванных за свою бездушность тёщей. И по сей день терпел упрёки жены, что его не было рядом, когда он был так нужен. И вот, пожалуйста, после всего, она сама рассказывает всё, можно сказать, первой встречной.

— Она же не побежит писать в своём блоге, — поперхнулась Лиза и закашлявшись, принялась активно промачивать горло из вовремя пополненного фужера. — Не завалит фейсбук сенсационной информацией, что в тот день, когда Лизе Гомельской приспичило рожать, в сторону центра стояла многочасовая пробка, а у неё отошли воды, начались схватки и «скорая» тупо сдала её в ближайший роддом от греха подальше. Ей это зачем? И вообще, всё равно уже все знают.

— И о том, как ты рыдала? Как несколько суток выла белугой? И кормить Дианку не хотела? И даже на руки брать? — вздохнул Роман. — Это тоже знают все?

— Рома, ну я же просила, — зло глянула она на него исподлобья. — Не напоминай! У меня была послеродовая депрессия. Это гормоны. Я не виновата.

Он молча кивнул. Да и что он мог ей сказать? Пусть это останется на её совести. А он костьми ляжет, а не оставит ей ребёнка, которого она терпеть не может. Уж лучше вырастит дочь сам, чем у неё будет мать, которая её ненавидит.

Роман допил своё вино. И ушёл, чтобы забрать у новой няни Диану.

Эту приятную молодую женщину он выбрал сам. Решив, что нечего ребёнку по прихоти ревнивой мамаши с детства смотреть на всяких уродливых престарелых крокодилиц, как правило бестолковых и неряшливых. А эта — аккуратная, внимательная, с опытом. Правда, слегка перебарщивала с косметическими услугами, но это её личное дело. И пока работала только до семи, поэтому весь вечер Роман провозился с Дианой сам.

Лиза нарисовалась, когда он как раз вынес дочь из ванной. Точнее, он просто нашёл жену в своей кровати. Дианка, розовенькая довольная после купания, просидела с матерью минут пять, пока он ходил за бутылочкой. И пока ела у него на руках, Лиза пыталась с мужем даже позаигрывать. Но дочь не уснула сразу, ползала, радовалась, что-то лопотала на своём детском языке, а Роман не торопился доставать из-под подушки её любимые книжки, с которыми она привыкла засыпать. И Лиза сдалась. Пару раз показательно зевнула и сбежала.

А вот Роман, несмотря на досадное фиаско, которым закончилась его попытка в первый же день встретиться с Мариной Скворцовой, сдаваться не собирался.

Тем более, как он и ожидал, дотошный Вагнер к его варианту документов запросил ещё кучу всего. И Роман мог бы сразу собрать весь дополнительный пакет, мог бы отправить бумаги с курьером, мог бы вообще не заморачиваться и отказать, но он каждый раз привозил их сам. Пятый день подряд.

И у него даже была почти уважительная причина — он тоже просил показать ему то одно, то другое, ведь в конце концов, это он вкладывал деньги, а, значит, имел право знать во что.

Вот только как ни старался, всё, что ему удавалось: это увидеть Марину мельком.

То, склонившись над какими-то бумагами, она говорила по телефону. То, размахивала руками, поясняя что-то сотрудникам.

Он первый раз увидел, как она смеётся, когда в отделе Ай-Ти программисты, видимо, показали ей какой-то забавный ролик и, собравшись у одного из мониторов, ржали как полковые лошади. Трудно было сдержать улыбку, слыша её искренний смех. Но как бы упрямо Роман не лез ей на глаза, она его словно не замечала.

Только один раз кивнула через стекло переговорной, обсуждая что-то с представителями компании, издалека похожими на близнецов: белые рубашки, чёрные костюмы, галстуки в цвет логотипа фирмы, стрижки помпадур. Но он даже не был уверен, что ему — так быстро она отвела глаза.

Он не мог отправить ей цветы. Не мог никуда пригласить. Не мог в сотый раз дёргать её подчинённых: «Не подскажете, где я могу увидеть Марину Вячеславовну?» Даже позвонить — только на рабочий, на который она, конечно, не отвечала. Да и что бы он ей сказал? Но он упрямо остался стоять за тем стеклом, хотя она так на него больше и не посмотрела.

Зачем? Он и сам не знал. Но чувствовал себя так, словно подхватил смертельный вирус. То есть он уже точно знал, что ему «жопа», но как бы делал вид, что он ещё ничего, молодцом. Точно понимал, что его невыносимо тянет к ней, но ещё пытался делать вид, что он тут исключительно по делу околачивает груши.