Птицеферма (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 85

— Осторожнее, — прошу, вглядываясь в его лицо так, будто боюсь снова забыть.

Ник усмехается.

— Взаимно, напарник, — шутливо отдает честь и уносится по коридору.

В отчаянии кусаю губы. Надо было сказать, что я его люблю. Дура!

В последний раз я была на крыше в тот роковой день, когда умер Чиж. Когда я начала вспоминать. Меньше месяца тому назад. А кажется — целая вечность.

Взбираюсь по металлическим скобам к потолку. Ремень винтовки перекинут через плечо, само оружие болтается за спиной.

Засов люка заржавел еще больше, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы сдвинуть его. В итоге обдираю пальцы, но мне таки удается не наделать шума.

Открываю крышку люка, выглядываю. Мелкий противный дождь тут же оседает на лице. По крайней мере, в отличие от того раза, сегодня нет ветра.

Выбираюсь на крышу, стараясь не выпрямляться в полный рост. Пелена дождя играет мне на руку, делая меня в темно-серой одежде почти невидимой, но рисковать не хочу. Если среди прибывших найдется хороший стрелок и меня пристрелят, ждать помощи больше неоткуда. Наркоторговцы положат здесь всех. И Ника в том числе.

Крыша покатая и скользкая, оружие довольно тяжелое. Но сегодня у меня более удобная одежда, а еще — куда более значимая цель, чем залатать дыру в потолке.

Не тратя времени попусту, спускаю ноги на скат, расположенный с обратной стороны двора, сползаю по мокрой поверхности животом и лишь потом высовываюсь, чтобы осмотреться.

Во дворе люди. Трое стоят возле припаркованного катера с распахнутым люком. Один, с оружием наизготовку, обходит двор. Дверь барака распахнута, и неизвестно, сколько убийц вошло внутрь.

Сквозь шум дождя доносятся приглушенные выстрелы. Это там, внутри. Сова говорила, что наркоторговцы не хотят оставить следов в бараке и постараются учинить расправу во дворе. Значит, это Ник? Но его пистолет стреляет не так — другой звук, такой издает что-то лучевое. Впрочем, вряд ли напарник станет использовать огнестрельное оружие без крайней необходимости — только привлечет к себе внимание. Нож и эффект неожиданности в данном случае — лучшие помощники.

Снимаю винтовку с плеча, подношу к лицу, чтобы лучше рассмотреть местность в прицел. Краем сознания отдаю себе отчет, как точно каждое мое действие с оружием. Однако память молчит, не спеша раскрывать секреты, где и когда я успела отточить свое мастерство. Оно и к лучшему — еще не хватало приступа на скользкой крыше.

Струи холодной воды текут по лицу, одежда липнет к телу, мокрые волосы щекочут шею — слишком много отвлекающих факторов. Но я ведь профессионал, не так ли? Даже если не помню.

В прицел могу рассмотреть лица троих мужчин, ждущих у спущенного трапа. Один из них что-то жует, другой чистит ножиком ногти, третий — полощет носок ботинка в луже. Спокойные и расслабленные. Для них это незначительная деловая поездка, после которой они протрут испачканную обувь, помоют руки и счастливо пойдут пить чай.

Крепче сжимаю зубы.

Я могу положить их тут, у катера, прямо сейчас. Всех троих. И уйдет у меня на это меньше чем по секунде на каждого. Но меня выдаст траектория выстрелов, и четвертый попытается «снять» уже меня. Вряд ли попадет, однако на крышу ведет только один выход — перекрыть мне пути отступления проще простого. А уже потом пристрелить с близкого расстояния.

Значит, пока стрелять нельзя. Нужно выбрать момент. Потому что отступать будет уже некуда. Неизвестно не только, сколько людей вошли в здание, но и сколько осталось в катере.

Вздрагиваю, увидев спускающееся по трапу новое действующее лицо — фигуру в белом. Теперь грудь и живот рубахи Филина пропитаны бурой, уже засохшей кровью.

Палец на кнопке пуска напрягается. Мне до боли хочется вогнать смертоносный луч между бровей этой сволочи. Знаю, что не промажу даже в дождь. А ещё лучше: отстрелить ему ноги, затем руки, прострелить пах и только потом завершить выстрелом в голову.

Смаргиваю видение корчащегося на земле человечка в белой с красным одежде. Филина я оставлю напоследок. Как бы мне ни хотелось, поддаться эмоциям сейчас — значит, заведомо проиграть бой и подставить напарника.

— Пусти, пусти, выродок! Аааа! — из барака появляется первый мужчина в черном, волочащий за собой Чайку. Прямо за волосы. Из разбитого носа женщины хлещет кровь (не везет ей с носом на этой неделе). Она то и дело падает, но не успевает подняться, так как мужчина не останавливается. А потому большую часть пути Чайку транспортируют волоком.

Тот, кто приволок Чайку, швыряет ее на землю.

— За что?! За что?! — верещит женщина, зажимая нос и корчась у ног своего палача.

— Бо, чего там? — окликает этого другой, тот, кто только что делал себе маникюр ножом. — Почему Кирк молчит?

— Кирк лежит с перерезанным горлом прямо у порога в этот свинарник! — зло сообщает Бо и пинает Чайку ботинком в живот. Та визжит. — Кто-то у них тут решил поиграть в прятки, — Ник, даже не сомневаюсь. — Эй, Филин, вали сюда. Эта баба?

Бывший Глава презрительно кривится.

— Я сказал: рыжая и молодая.

— Да? — Бо склоняет голову набок, рассматривая Чайку, потом на другую сторону. — Да вроде с рыжиной.

— Ты тупой? — рявкает Филин, сжимая от бешенства кулаки.

— А ты бессмертный? — мужчина в черном красноречиво кладет руку на оружие на своем поясе.

— Филин, Филин, это ты? — жалобно стонет Чайка, приподнимаясь с земли.

— Эту — сразу в расход, — морщится бывший Глава Птицефермы и брезгливо отходит.

— Аааа! — голосит Чайка.

Хлопок. Тишина.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю пропитанный влагой воздух. Под лежащей на земле Чайкой расплывается кровавое пятно, смешиваясь с водой из лужи.

Я могла бы ее спасти. Быть может. Или отсрочила бы кончину, прикончив Филина и типа по имени Бо. Но я не успела бы прицелиться, чтобы уложить тех троих у катера и четвертого — на другом конце двора.

Поэтому, скорее всего, если бы я кинулась на помощь Чайке, нас с ней убили бы на пару минут позже. Обеих. Во всяком случае, не позволяю себе думать иначе.

— Что там, говоришь, с Кирком? — вот оно, оставшиеся трое подтягиваются от катера к бараку. — Мертв, серьезно?

— Серьезней некуда, — кивает Бо. — Горло — от уха до уха, — и для наглядности проводит пальцем поперек своей шеи.

— На себе не показывай, идиот, — обрывает его тот, что пару минут назад что-то жевал. Явно выше по должности или по полномочиям. — Труп надо забрать с собой. Эй, Риж, сюда, живо! — и уже тише: — Где там остальные запропастились?

— Идем! — в этот момент из дверей барака появляется целая процессия: Ворон с окровавленным лицом, Дергач, Фифи, Аист, Майна, Сарыч, Дрозд, Фазан. Все — со связанными за спиной руками. Погоняют их двое мужчин в черном. — На колени! — командует пленникам один из конвоиров.

— Рыжей опять нет? — вмешивается Филин.

— Да сдалась она тебе! — сплевывает себе под ноги Бо.

Бывший глава дергает плечом.

— Хочу оставить себе. Больно красивая… И верная.

Сглатываю. Вот оно что. А мы-то решили, что на выручку к Филину бросился один Ибис. Выходит, ещё и Кайра. Которая потом бегала и изображала шок от случившегося.

Я ее недооценила. Получается, она в числе первых требовала суда над Главой, чтобы отвести от себя подозрения, а потом вызволить его, когда все угомонятся. Умно.

— Кончайте этих и пошли за остальными, — командует тот, кого я приняла за главного. — Кирка нет. А Сорен и Люк? Эти где?

Все переглядываются, пожимают плечами.

— Что вам от нас нужно? — подает голос Ворон. — Филин, что происходит?

И получает прикладом винтовки в висок. Падает.

— Кончай их, — велит командир.

В это время к центру событий подтягиваются остальные. Вот оно — семеро наркоторговцев и Филин. Бинго, ребята.

Настраиваю винтовку на стрельбу очередью. Трое стоят, держа пленников на прицеле. Четверо разворачиваются к крыльцу, чтобы притащить остальных местных жителей и найти отставших своих. Надеюсь, Ник успел позаботиться о «потеряшках».