Продукт (СИ) - "Sutcliffe" - Страница 101

– Черт… – проговорил Сёрэн почти равнодушно, когда в нескольких метрах впереди увидел, что его лестница не доходит до пола. – Что за глупости какие-то… Кто так строит?

Может, те, кто это строил, умели летать? Сёрэн подошел к самой последней ступени, наклонился и посмотрел вниз. До пола оставалось метра два с половиной. Он выдохнул сквозь зубы, потом сел, свесив ноги. Пожевал недовольно губами, почесал шлем, поболтал ногами в воздухе, потом перевернулся, уцепился руками за камень и соскользнул вниз. Шум от его приземления разошелся тихим эхом по огромному залу. Сёрэн еще раз осмотрел сооружение. Было совершенно ясно, что лестница не сама обвалилась, ее так сделали нарочно. Хорошо, что здесь невысоко, но ведь другие обрывались в десятках метров от пола. Да и здесь очень неудобно. А если кто-то на каблуках? Или немолодой? А как обратно?

В самом деле, а как обратно-то?

Сёрэна этим вопросом будто ударило по темечку. Даже адреналиновое покалывание пронеслось до самых кончиков пальцев. Он вовсе не подумал о том, что ему может понадобиться возвращаться тем же путем. Впрочем, здесь невысоко, можно допрыгнуть в случае необходимости. Решил удостовериться, чтобы уже со спокойной душой продолжать осмотр. Отошел подальше, разбежался, прыгнул. Сполз по стене. Потом еще раз. И еще…

Сёрэн затравленно огляделся. Последняя ступенька не была настолько высоко от пола, когда он с нее спрыгивал. Он это точно знал. Однозначно, он это запомнил. И он не видел, чтобы в зале происходили какие-либо движения. Но факт оставался фактом: он теперь не мог добраться до лестницы, как ни старался, она явно поднялась на несколько метров в высоту. Как это вообще возможно? Он же постоянно смотрел на стену, ничего там не перемещалось! И ни единого звука, ни шороха, ни поскрипывания, которое можно было бы ожидать, если переползают с места на место исполинские камни…

Зло разобрало от бессилия. Мало того, что у него все внутри по-прежнему болело и давило, словно отложенные трубкой эмбрионы уже начали проклевываться, а теперь еще и вот такие… приколы. Даже на законы физики невозможно положиться. Ладно бы они тут совсем не работали! Они работали большую часть времени, но периодически давали сбой, который абсолютно не удавалось заранее предугадать… И вообще шлем Сёрэна тоже достал, хотелось умыться, освежиться, расчесать волосы… Но гибкая конструкция на голове сидела, как влитая, и была намертво заперта. Подергав за края защитных очков, ощупав плотный, эластичный ошейник, герметично закрывавший соединения шлема с костюмом, Сёрэн решил, что снять его сможет, лишь разломав. А он все еще не был уверен, что хочет полностью отказаться от защиты, которую давал шлем. Пожалуй, не в этом здании. Черт его знает, что могло тут сидеть в засаде.

Доселе неизведанное чувство пускало корни и крепло у Сёрэна в душе. Его можно было бы назвать легкостью от безысходности. Веры в то, что Хозяин его в конечном итоге вызволит, почему-то не осталось никакой. Господин растворился и потерял свое значение, едва утратило силу некое властное поле, в котором прежде находилась жизнь Сёрэна, словно перестала действовать гравитация, страховочный трос оборвался, и Сёрэн поплыл в невесомости. В каком направлении двигаться, в сущности, тоже было безразлично, ибо найти место, где инопланетянин мог поселиться в безопасности и отыскать пропитание, представлялось весьма маловероятным. Сёрэн был заражен яйцами какой-то космической дряни, которая его, скорее всего, в ближайшее время сожрет заживо. Ему не оставалось ничего, кроме как направить свои стопы туда, где пейзаж выглядел заковыристее, пока организм еще нормально функционировал и был в состоянии подарить мозгу необычные впечатления. Страха смерти Сёрэн не испытывал, когда думал об открывшейся перед ним перспективе. Все его вздрагивания и адреналиновые выплески при малейшем подозрении на опасность были чисто инстинктивными – смерти как конца существования он не боялся.

Не хотелось физических страданий. Да, вот этого не хотелось…

Кроме того, было немного обидно.

Было обидно, что самое поразительное, загадочное, фантастическое впечатление всей своей короткой жизни Сёрэн не сможет никому пересказать. Зачем вообще нужны эти впечатления тогда? Сёрэн слышал от господ, что многие считают жизненный опыт главным и единственным, для чего следует прожить жизнь. Однажды на вечеринке Сёрэна поставили на колени, приковали к стене с кольцом во рту, чтобы любой гость мог подойти и… словом, неважно. Вот Сёрэн тогда стоял тихо, подслушивал задушевный разговор, который родником струился где-то неподалеку, и в его сознание, словно семена первых сомнений, упали слова о жизненном опыте, приключениях, новых землях и людях. Даже господа не были согласны с тем, что говорил Наставник – что отклонения от режима, лишние потоки информации, переезды с места на место и смена обстановки чреваты перегрузками и нервными срывами. Он, правда, относил все это к ракшасу, существу слишком примитивному, чтобы быстро приспосабливаться к внезапным изменениям окружающей среды…

И вот затопила новая волна сомнений, но ее Сор-астронавт встретил со стоической отрешенностью. Он лишь размышлял, беззвучно ступая по серым широчайшим плитам на дне исполинского колодца: к чему жизненный опыт на пороге гибели? Господа на вечеринке интимно сообщали друг другу, что «вот все это» с собой не унесешь в могилу, и кивали, разводили руками – глаза Сёрэна закрывала маска, самих господ не видел, но представлял их жесты, прислушиваясь к поскрипыванию красивой кожаной одежды и позвякиванию браслетов на элитных запястьях. И до того успокоительно ему сделалось от их дальнейшего рассуждения о нематериальном богатстве, которое и есть то единственное, что неотделимо от самого человека даже после смерти – у питомцев ведь ничего своего не было, Сёрэну об этом регулярно напоминали. А сейчас Сёрэн посмотрел на господ чуть-чуть свысока. Они, похоже, толком не знали, о чем рассуждали. Они ведь говорили о смерти так, словно не столкнутся с ней еще тысячу лет. А какой такой жизненный опыт возьмут они с собой в могилу, если мозг в момент смерти… ну, умирает? Они и помнить-то ничего не будут… И вообще их самих не будет. Вот и выводилось странным и печальным образом, что накапливать истории, знания, воспоминания имеет смысл лишь тогда, когда ты можешь их передать кому-то, кто проживет дольше.

Сёрэну было все же очень обидно, что перед глазами его проходят картины, которые ни один человек на земле не видел, а рассказать о них так и не доведется. Взять, к примеру, здание. Сначала ракшас крался по исполинскому коридору, где сделалось светлее, но, как и прежде, хоть убейте, оставалось загадкой, откуда поступает свет. Коридор вывел его в зал, с которым сравниться размерами могло лишь колоссальное горное ущелье. Очевидно, основная часть постройки лабиринтом врастала в недра этой земли, потому что «акулий зуб» над пустыней, хоть и был велик, но столько в себя не вместил бы. Так вот, в зале происходили новые чудеса: Сёрэн увидел инопланетян. Точнее сказать, не инопланетян с телом, которое можно было потрогать, а полупрозрачные светящиеся проекции, колыхавшиеся над колонновидными тумбами-пьедесталами. Именно безмолвие, тишина, в которой не дрогнет ни одно колебание воздуха, внезапно поразило Сёрэна, а вовсе даже не инопланетяне. Он перестал слышать свои шаги и легкий шелест костюма, только звук собственного дыхания напоминал о том, что он еще не потерял слух. Проекций с существами Сёрэн насчитал не так уж и много, всего семь штук были разбросаны по залу на значительном расстоянии друг от друга. Все инопланетяне были, очевидно, женского пола. Во всяком случае, у них были женские груди, узкие талии и то, что между ног, тоже было женское. Рук и ног у них, правда не было… Сёрэн очень долго рассматривал одну, которая его особенно околдовала своим видом. Обрубленные культи выглядели очень странно, создавалось впечатление, будто руки и ноги отломили, словно трухлявые стволы, и на месте разлома зажило, обросло кожей неровно. Торчащие наружу кости тоже покрывала кожа. Одним словом, обрубки конечностей выглядели так, будто инопланетянок жестоко покалечили, но у них не было внутри крови и мяса. Талии у всех были настолько узкими, что, казалось, в животах отсутствуют внутренние органы, зато на спинах и головах кудрявились громадные опухоли, похожие отчасти на экзотических морских слизней, а отчасти на начинку двигателя внутреннего сгорания. В довершение всего, от инопланетных тел протягивались, качаясь, трубки или тонкие шланги, ввинченные одним концом в опухоли, в то время как другой их конец исчезал где-то в вышине, далеко над головой Сёрэна. Сёрэн долго, не отрывая взгляда и почти не моргая, изучал лицо призрачного существа. Оно обладало таинственной привлекательностью, хотя глаза были скрыты под неким образованием похожим на очки. Очки, правда, подобно обломкам костей, обросли кожей. На ней можно было рассмотреть даже мелкие шрамики и щербинки, а также веснушки и пигментные пятна. Губы приковывали к себе взгляд. Сёрэну подумалось, что это и есть идеальные чувственные губы в идеальном чувственном выражении, которому обучали его на уроках этикета. На лице инопланетянки совсем отсутствовала жировая прослойка, Сёрэн неотрывно наблюдал, как под тонкой, почти прозрачной кожей, будто во сне, сокращаются мышцы – проекция не то бормотала, не то подманивала к себе, посылая воздушные поцелуи. Сёрэн хотел протянуть руку и просунуть ее внутрь световой скульптуры, но духу не хватило. Пошел дальше, не приближаясь более к другим гуманоидным фантазмам.