Александровскiе кадеты (СИ) - Перумов Ник - Страница 20

— Ну, начальник корпуса, Дмитрий Павлович человек весёлый, сам первым смеяться начал, — продолжил Две Мишени. — И сказал, что, мол, руки мыть — дело благое и спрашивать об этом не грех и самого государя, коль заглянет. А то ведь забудет за грузом державных дел!..

На столах пыхтели пара огромных самоваров, в которых Ерофеич поддерживал угли горячими. Чайная разделена была короткими перегородками, так, что можно сесть компанией.

Фёдор сел с Петей Ниткиным и Юркой Вяземским, с которым успел познакомиться. Неподалёку обосновался кружок кадета Бобровского — сам «Ле-эв», Севка Воротников и примкнувший к ним Костя Нифонтов.

— Не боись, — услыхал Фёдор высокомерный голос Бобровского. — Так и быть, Се-эва. Подскажу тебе с французским. А ты, Костька, с арифметикой поможешь!

«Как это у него получается, у Бобровского? — с некоторой завистью подумал Федя. Почему это Воротников, которого все боятся, перед ним заискивает? И списать просит робким голосом?

— Я тебе, Сев, — пообещался Нифонтов, — шпаргалочку напишу. Такую шпаргалочку, что никто ни в жисть не сыщет! Иоганн Иоганныч даже и не заметит!

— Так ведь там задааааачи, — протянул Воротников.

— А я тебе напишу, какие формулы, где нужно!

— Вот уж да, расстарайся, Костька, — покровительственно роняет Бобровский. — На увольнительную тогда в гости ко мне пойдём, а потом в синематограф, и в кондитерскую. Не бойся! Я угощаю.

«Ишь, щедрый какой! — мрачно подумал Федя. У него самого с карманными деньгами было не очень, да и зачем они кадету, поступившему на полный казённый кошт? — Конечно, они с ним дружиться будут!.. Только… только ведь всё равно это не по-настоящему. Вот не по-настоящему и всё тут.

Феде Солонову пока всё нравилось, и даже Нифонтов с Бобровским и Воротниковым не могли испортить ему настроения. На вешалках в их с Петей Ниткиным обиталище висела форма, та самая, что они получили заранее, подогнали дома и которую он тащил в чемодане утром, вместе с обычной мальчишеской одеждой. На полках расставлены полученные учебники, по ящикам разложены тетради; Петя даже несколько утешился, подбирая место каждому угольнику и транспортиру.

Фёдор невольно загляделся, как его сосед, что-то тихонько приговаривая себе под нос, ставил в гнездо на столешнице чернильницу-непроливайку, как занимали места в стаканчиках перья, остро очиненные карандаши; словно батарейные брустверы, ложились пухлые резинки.

Стопку тетрадей Петя выровнял, точно по отвесу. Учебники расставил по алфавиту; и так получилось у него всё красиво, что Федя невольно принялся ему подражать.

Учебники были толстые, новые, тяжёлые. Особенно приятно лежал в руках увесистый том «Основъ военнаго дела»; да, не зря папа говорил, что теперь в корпусах всё совсем по-иному, чем когда учился он сам.

— Интересно, а книжки из библиотеки сюда, в комнаты, брать можно? — задумчиво проговорил Петя, критически оглядывая свою работу — по мнению Феди, это хоть сейчас фотографируй и отсылай в журнал «Светлячокъ» с подписью — «Такъ должны выглядѣть столъ и книжная полка всякаго прилежнаго ученика».

— Можно, можно.

— Точно? — просиял Петя. — Хорошо! Я слыхал, только в читальном зале разрешают…

Так, за приборками и разговорами, настала вечерняя поверка.

Запел сигнал горна, Федя дёрнул Ниткина за руку — тот как раз пустился в рассуждения о том, успели ли в корпусе получить последние номера «Практикума начинающаго химика».

Вечерняя поверка оказалась самой обычной. Двух Мишеней уже не было, пришёл только капитан Коссарт, объяснивший, что под конец дня роту в очередь обходит один из отделенных начальников.

— На ночь каждая комната запирает дверь изнутри, — говорил капитан, прохаживаясь вдоль строя. — У меня, у господина капитана Ромашкевича и у господина подполковника Аристова имеются универсальные ключи. А вам, господа кадеты, хождения после отбоя по коридору категорически воспрещаются. Нечего вам тут делать; только в случае пожарной тревоги. Всё ясно, господа кадеты?..

Конечно, смешно, когда боевой офицер-маньчжурец, целый капитан проверяет, хорошо ли вымыты уши, чистые ли руки, и правильно ли повешена на плечики форма.

Потом, когда они уже расходились, Федя поймал на себе неприязненный взгляд Кости Нифонтова, и подумал, что да, запереть дверь изнутри будет нелишней предосторожностью. Иметь дело со здоровенным Воротниковым, придавившем его подушкой, Фёдору решительно не хотелось.

Кончался первый день в корпусе; на соседней кровати завозился Петя Ниткин, вспыхнул электрический фонарик.

— Прости, — виновато сказал Петя, — я тебе не помешаю? Не могу спать, пока не почитаю хоть немного, видишь, какая история…

Свет мешал, но выговаривать новому приятелю (а что они станут приятелями, Федя уже не сомневался) не хотелось.

— Ничего-ничего, читай себе, — сказал Фёдор, поворачиваясь на бок и натягивая одеяло на голову.

Ему казалось, что он так и пролежит до самого утра с открытыми глазами, но вместо этого он вдруг услыхал внезапное «Рота, подъём!» и не сразу сообразил, что уже успело наступить утро.

Первое его настоящее утро в корпусе.

[1] Мои дорогие кадеты (нем.)

Зал построений 7-ой роты

2-ое сентября 1908 года, Гатчино

— Рота, подъём! — раздалось из чёрного раструба. И тотчас же заиграли горнисты.

З-я Елисаветниская даром не прошла. Там запоздавших младших старшие классы лупили мокрыми полотенцами, завязанными узлом, и Фёдор кубарем скатился по ступенькам.

— Рота, подъём! — настойчиво повторил раструб голосом Двух Мишеней. Сбросив ночное, Солонов ринулся умываться. Нет, как же здорово, что не надо бежать в общую туалетную!..

Он так торопился надеть форму, что не сразу даже заметил, что Петя Ниткин продолжает сладко спать, с головой укрывшись одеялом.

— Петя! Да Петька же!..

— М-м-м… — раздалось сонное.

— Вставай! Подъём уже сыграли!..

— Чи-чиво?..

— Вставай, говорю! — Федя сдёрнул с соседа одеяло. — Сейчас дежурные придут!..

— М-м-м…

— Не мычи! Счас водой оболью! — пригрозил Фёдор. — Потом спасибо скажешь!..

— Ну ладно, ладно, — заворчал Петя, кое-как спускаясь. — Дома меня никогда в такую рань не будили…

— Так-то дома, а то в корпусе!..

Замок на двери, старательно запертый Фёдором на ночь, предательски щёлкнул. Створки приоткрылись, хлынул свет из коридора.

— Подъём, господа кадеты, — заглянул к ним подполковник Аристов. — Подъём и построение!.. Вам следует поспешить, господин Ниткин.

— Так точно! — выручая друга, Фёдор поспешно вытянулся.

— С каких это пор ваша фамилия стала «Ниткин», господин кадет Солонов?

Федя не знал, что сказать, и только ел глазами начальство, потому что за его спиной Петя Ниткин прыгал на одной ноге, тщетно пытаясь попасть в ускользающую штанину чёрных форменных брюк.

Две Мишени едва заметно улыбнулся.

— Поторопитесь, господа кадеты, — и шагнул обратно за порог.

Выяснилось, что одеваться быстро, согласно уставам, Петя Ниткин категорически не умеет. Он всё делал тщательно, со старанием, но ужасно, непредставимо медленно. В зал, где уже строилась рота, они с Фёдором выскочили последними, удостоившись ухмылок от Нифонтова, Бобровского и Воротникова. Последний вообще глядел на Петю, словно кот на сметану, ну, или как удав на кролика.

Построение не сильно отличалось от привычного всем, кому довелось учиться в военных гимназиях. Две Мишени и командиры отделений шли вдоль строя, проверяя, чистые ли руки, уши, ногти, всё ли в порядке с формой, блестит ли бляха на ремне и начищены ли полуботинки. Хоть и лёгкие, сиять они должны были не хуже, чем предназначенные для парадов сапоги. Поодаль, в оконной нише, устроился с раскладным столиком портной-старослужащий; капитаны Коссарт и Ромашкевич отправили к нему пару кадет, уже ухитрившихся лишиться где-то пуговиц.