Нежеланная невеста, или Зимняя сказка в академии магии (СИ) - Джейн Анна - Страница 79

— Оставьте меня одного, — вместо ответа велел Даррел.

Белль и Кайл переглянулись, но не спешили выходить. Верные телохранители, что не покидали его, — тоже. Принц завел глаза к потолку — да что за дела, почему его никто не хочет слушаться?

 — Вы глухие или соображаете плохо? — раздражённо спросил он. — Оставьте меня одного.

— Но мы не можем, — начал было Арт.

— Можете. Просто оставьте меня одного, и я найду этого идиота, — бросил Даррел.

Кэлл и Арт переглянулись.

— Мы будем за дверью, — сдержанно ответил серый дроу. — Дайте знать, если что-то понадобится.

— Мне уже понадобилось. Оставьте меня одного.

Они вчетвером действительно направились к двери

— Он какой-то странный, — донесся до него голос Белль, которая обращалась к Арту. Тот что-то довольно дружелюбно ответил ей, а ведь недавно еще приставил меч к горлу за то, что она оскорбляла принца!

— Не менее странный, чем ты — вслед им ответил Даррел. Девушка обернулась и показала ему язык. Принц постучал себя пальцем по лбу, явно давая понять ей, что думает о ее мыслительных способностях. Ничего хорошего. Он хотел выглядеть суровым, хотя на самом деле ее детская дурашливость забавляла его.

Прикрыв глаза, Даррел повторил про себя слова, активирующим Пряталку, которые помнил до сих пор. В детстве Пряталка казалась ему чем-то невероятным, самым большим сокровищем мира, но сейчас он отлично понимал, что это был искусный артефакт, скорее всего, темный, который мог перемещать в искусственный пространственный карман, и активировался с помощью определенных слов на старомагическом. Откуда Пряталка была у Эштана, Даррерл помнил весьма смутно — кажется, тот что-то врал про вторую мать, но принц не верил подобной чепухе. Скорее, верил в то, что с такой матерью, как его тетка Реджина, ребенку не мудрено начать придумывать несуществующих родственников и друзей.

Даррелу не слишком хотелось возвращаться в пространственный карман, где он однажды побывал вместе с братцем, однако он все же сделала это. Сказал те слова, что врезались в память:

— Aseir laan montever.

И почти тут же его подхватил вихрь, чтобы через мгновение опустить на ноги в смутно знакомой темной комнате с большим окном, выходящим на ночное море. Эштан лежал на кровати, беспокойно спал, и его волосы разметались по подушке. Сейчас кузен не был похож на того бравого парня, который вечно раздражал Даррела, и которому хотелось вмазать только за один факт его существования. Во сне Эштан казался уязвимым — на лбу его собрались капли пота, дыхание было тяжелым, и изредка он шептал что-то неразборчивое. Что, Даррел так и не понял. И разбудить его тоже не смог — видимо, еще одно из последствий чаорского вина. Все же неплохо ангел придумал. Надо взять на вооружение.

Стоя у кровати, принц огляделся. Комната со времен их детства почти не изменилась, даже несуществующее море за окном шумит точно также. Однако на столике в углу Даррел заметил того, чего раньше тут точно не было. Фотокарточку Белль. Она стояла на фоне украшенной ели в одном из залов академии, улыбалась, заводя за ухо прядь длинные светлых волосы, и говорила что-то. Для фотокарточки Белль не позировала — смотрела в сторону, из чего принц сделал вывод, что девушка даже не замечала того, что ее снимают. Даррел сам не понял, что залюбовался ею. Белль была красивая и какая-то звенящая, весенняя, радостная, а улыбка у нее была светлой, даже и не скажешь, что сама она — темная. Однако почти тотчас его голову сжал обруч ревности. Ему не нравилось, что Эштан общается с Белль еще до того, как он узнал, что она — его невеста. Они раздражали его, когда он видел их вместе. До такой степени раздражали, что кровь начинала пульсировать в висках, а в груди становилось невыносимо жарко от злости.

Это его невеста. Братец должен оставить ее в покое. И ему незачем хранить у себя ее фотокарточки.

Даррел хотел было направиться к столику, схватить фотокарточку и разорвать на куски, однако Эштан неожиданно схватил его за руку. Даррел вздрогнул — он был готов ко всему угодно, даже к нападению. Однако вместо того, чтобы напасть, брат крепко держал его за руку, сидя на кровати. Глаза его были белыми — зрачки пропали, а дыхание стало неровным.

— Ты чего? — удивленно спросил Даррел.

— Помоги мне, брат, — сказал Эштан измученным голосом, глядя на него белыми глазами. — Помоги мне. Я больше не могу.

И откинулся на подушку. Его хватка ослабла, и рука опустилась на кровать. Ему снова стало сниться что-то дурное — от чего голова металась во все стороны, и с губ слетали приглушенные стоны.

— Эй! Что с тобой? — Даррел потряс брата, но тот и не думал просыпаться. Его ярость пропала, и осталось только недоумение. Почему этот идиот так странно ведет себя? Нет, понятно, что он под воздействием вина, но почему такое ощущение, будто бы с ним что-то случилось?

Даррел нахмурился, думая, как поступить. А потом все же опустился на кровать рядом с братом и положил ладонь ему на грудь. От его ладони стал исходить голубоватый свет — прохладный и успокаивающий. Свет проникал в тело Эштана, мягко окутывал его, и чем больше было этого света, тем спокойнее он становился. В какой-то момент его дыхание выровнялось, а на лице появилось безмятежность, присущая спящему человеку. Спящему и видящему добрые сны, а не терзающие кошмары.

Убедившись, что Эштан в порядке, Даррел встал и все-таки подошел к столику с фотокарточкой — хотел забрать, однако заметил, что на полу валялось еще несколько, и на них была изображена вовсе не Белль.

С первой на Даррела смотрела Ева. Она не улыбалась, но выглядела так, словно только что смеялась и стала серьезной лишь на мгновение. В ее глазах искрился смех. Даррел нахмурился — глядя на Еву, он  так и не понимал, что между ними произошло, как они стали парой и как расстались. Безусловно, его тянуло к ней, как ни к одной другой девушке до этого, и в постели она его с ума сводила, и он ужасно скучал, когда они тайно встречались, и думал сделать своей императрицей, когда вступит на трон. Но почему это все прошло, к тому же еще так резко? Почему он так быстро и резко охладел к ней и даже не захотел прикасаться, когда она в тот вечер в академии почти разделась перед ним? Может быть, это не любовь была, а страсть? Даррел даже решил бы, что приворот, однако его магическая охрана не находила внешних воздействий. Значит, он просто придумал, что Ева ему нужна, а ведь когда-то клялся сам себе, что жить без нее не может.

Об этих мыслях он позабыл, когда поднял еще одну фотокарточку — на этот раз со своим изображением. Она была сделана во дворце, на одном из бесконечных приемов, и Даррел даже не заметил того, что его снимают.

Он ухмыльнулся. Зачем братцу понадобилось его изображение? Может быть, практикует новый вид темной магии, когда проклятья насылаются с помощью фотокарточек? Об этом во дворце, на совещании у отца, недавно рассказывал начальник тайного отдела.

На последних фотокарточках был изображен император. На одной он стрелял из лука — тренировался на полигоне, и был, как обычно, сдержан и суров. На другой император был еще молод, и Даррел с трудом узнал отца — он улыбался. А рядом с ним стояла симпатичная худенькая девушка, которая фривольно держала его под руку, а голову положила на плечо. Невысокородная, рядом с которой его отец сам казался невысокородным.

Даррел некоторое время вглядывался в эту фотокарточку, не понимая, кто это такая, но одно он понимал точно — кем бы девушка ни была, отец рядом с ней мог улыбаться. А значит, чувствовал себя счастливым.

Рядом с матерью он никогда не улыбался. И рядом с ним и братьями  — тоже. Будто они все были ему чужие. Только рядом с младшей сестрой, и то редко и совсем не так радостно. В детстве Даррел даже ревновал сестру к отцу — он никогда не повышал на нее голос и порою даже хвалил. Мать говорила, что отцы относятся к дочерям иначе, чем к сыновьям, более нежно, и ревновать точно не стоит.

«Ты первенец. Наследник престола, — говорила она ему. — Ледяной дракон. Ты второй после императора. И однажды ты станешь первым».