Память моего сердца (СИ) - Южная Влада - Страница 79

– Мне кажется, это какое-то недоразумение, – постаралась успокоить она старуху. – Сейчас приедем, и я попробую с ними поговорить, чтобы все выяснить.

Но поговорить Нэн не дали. Едва фургон остановился, она подобралась в комок, готовясь выпрыгнуть, как только двери откроются. Но яркий свет больно ударил по глазам, парализовав на пару мгновений, а когда девушка смогла разлепить мокрые от слез веки, оказалась под дулом пистолета. Следом вытащили миссис Оуэн, а за ней – абсолютно безвольного и дрожащего Патрика.

Нэн увидела, что они стоят на берегу озера. Она узнала местность, хоть и бывала здесь не часто. По водной глади шла рябь. Плакучие ивы низко склонили ветви, касаясь ими воды. Берега еще зеленели травой, но большинство деревьев облетело, и желтые листья качались на волнах у берега. Где-то вдалеке взволнованно щебетала птица. Сердце Нэн забилось не менее взволнованно. Особенно, когда до ее слуха донесся тихий плач.

Неподалеку стоял небольшой, размером с гараж для легковой машины, лодочный сарай. Пленников повели к нему. Плач стал явственнее. Легко скрипнув, открылась дверь. Всех троих втолкнули внутрь, и тут же щелкнул замок. Нэн с ужасом огляделась. Среди снастей и прочего инвентаря, каких-то железок и канистр сидели люди. Набились, как селедки в бочку. Мужчин было мало, в основном женщины и дети. Они все посмотрели на вновь прибывших одинаково обреченным взглядом. У кого-то куском, явно оторванным от одежды, была забинтована голова, кто-то прижимал неестественно согнутую руку к груди. Нэн поняла, что они с Патриком и миссис Оуэн еще легко отделались.

Старуха вдруг тяжело задышала и начала оседать по стенке, держась рукой за сердце. У дальней стены испуганно закричал младенец, и послышался срывающийся в истерические нотки шепот его матери, пытавшейся успокоить дитя. Нэн приказала себе держаться, сколько хватит сил.

– Патрик! – толкнула она парня. – Миссис Оуэн. Помоги ей!

Он посмотрел на нее безумными глазами.

– Это все ты. Это все ты! Зачем ты полезла, тупая стерва! Если бы не ты, я бы сюда не попал, – он развернулся и заколотил в дверь руками и ногами. – Выпустите меня! Я здесь не причем! Мои родители заплатят выкуп! Выпустите!

Нэн нахмурилась. Под грохот едва державшейся на петлях двери и истошные вопли Патрика она присела на корточки, прикасаясь по очереди к женщинам, чтобы привлечь внимание и вывести их из ступора.

– Вода, – просила она, – у вас нет случайно воды? Миссис Оуэн плохо.

Одна из пленниц, женщина с тонкими чертами лица и сухой, словно пергаментной кожей, кивнула ей.

– Тут крыша протекает, и немного воды собралось вон в том тазу. Только бери чуть-чуть. Надо оставить детям.

Нэн поблагодарила за помощь. Вынув из кармана носовой платок, она смочила его в мутной лужице на дне таза и вернулась к старухе, обтерев ей лицо и пересохшие губы. Глаза миссис Оуэн были закрыты, и чем еще помочь ей, девушка не знала. Патрик продолжал кричать и биться в дверь. Перепуганные дети плакали, их матери взволнованно перешептывались. Мужчины сидели, склонив головы. Нэн не выдержала. Она вскочила и сильно ткнула кулаком Патрика в бок.

– А ну заткнись! Если бы тебя хотели выпустить, то давно бы это сделали.

Он умолк и круглыми глазами посмотрел на девушку. Нэн снова пожалела о том, что небольшого роста и не может, как следует, врезать ему по физиономии, чтобы заставить опомниться. Она лишь уперлась руками в бока и скрипнула зубами, придавая лицу самое злобное выражение из всех возможных.

В это время послышался плеск.

– Что это? – поднял голову один из мужчин.

– Чем-то поливают стены, – прислушавшись, ответила Нэн, а когда в помещение проник резкий специфический запах, почувствовала, как кровь отхлынула от лица. – Бензин! Они хотят нас поджечь!

Девушка бросилась к стене, растолкав сидящих там женщин, и прижалась носом к доскам, пытаясь сквозь неконопаченые щели разглядеть, что происходит снаружи. Она увидела край фургона, так и стоявшего с распахнутыми дверями. Увидела, как смуглый незнакомец вытаскивает из него ярко-оранжевую канистру и ставит ее на землю, чтобы удобнее было открутить крышку.

Сквозь щели между досками пополз густой дым. Люди отпрянули от стен, сбившись в кучу посередине. Пищали от боли и страха придавленные взрослыми дети, женщины толкались и ругались, пытаясь отвоевать побольше места. Патрик тоже забился куда-то в центр этой кучи-малы, так что можно было разглядеть только его торчащие ноги. Лишь миссис Оуэн, по-прежнему без сознания, осталась на своем месте, да Нэн никак не могла оторваться от щели. Ей не верилось, что это происходит наяву. В горле начало першить от дыма. Девушка отчаянно закашлялась, зажимая рот и нос ладонью. Из ее глаз потекли слезы. Вся сила духа покинула ее. Стоит ли храбриться, если надежды на спасение нет? Никто не поможет им. Никто не спасет. Даже если кто-то и видел, как их увозили, вряд ли найдут прежде, чем от сарая и заключенных в нем останется гора пепла.

Вытирая слезы, девушка продолжала смотреть в щель, словно могла просверлить взглядом дырку в стене и выбраться наружу. Ей не хотелось отводить взгляд и оборачиваться назад, к таким же, как она, жертвам. Лучше отвлечься, не думать.

В поле ее зрения попал блондин. Он остановился, с довольным видом отряхивая ладони, и смотрел на лодочный сарай.

– Горите в аду, ведьмы! – выкрикнул мужчина и рассмеялся.

- 41 –

Дорога от церкви до озера, если идти короткой тропой, ведущей через небольшой пролесок, занимала примерно полчаса. Отец Киллиан, в основном благодаря постоянной физической работе, которой не пренебрегал никогда, находился в прекрасной форме и был уверен, что преодолеет это расстояние минут за двадцать.

Собираясь в дорогу, он снова облачился в черный костюм с белым воротничком священника и взял с собой молитвенник, предположив, что таким глубоко верующим людям, как те двое мужчин, обязательно захочется преклонить вместе с ним колени. Но отец Киллиан в душе был прагматиком. Он понимал, что заботясь о разуме, нельзя забывать и о теле. Поэтому он свернул в рулон два толстых одеяла, чтобы удобнее было нести подмышкой, и сложил в пакет большой батон хлеба из муки грубого помола, несколько сваренных яиц, мясной пирог и немного овощей.

Ветер трепал его чуть тронутую сединой бородку, когда в прекрасном настроении, по привычке напевая «Пресвятая дева, радуйся», отец Киллиан легкой походкой отправился в путь. Зима подбиралась семимильными шагами, и оставалось только надеяться, что бедняги, выбравшие в качестве приюта его лодочный сарай, одумаются и поменяют его на теплые кровати под крышей дома милосердия. Отец Киллиан не любил, когда люди страдали. Он получал искреннее удовольствие, бескорыстно помогая им, и так же искренне расстраивался, если видел, что ничем помочь не может. На бездомных незнакомцев у него были большие планы по спасению.

Тропинка свернула в самую густую часть пролеска, где иногда можно было встретить зайчиху с выводком, а порой, в затяжные зимы, была опасность наткнуться и на оголодавшего волка. Но кого священник точно не ожидал увидеть, так это вышедшего из-за деревьев молодого мужчину в черном пальто. Когда отец Киллиан сам был помоложе, то тоже был таким высоким и крепким. Мужчина остановился посреди дороги, перегородив священнику путь. Он заложил руки за спину, уверенно расставил ноги и посмотрел вполне дружелюбно. Отец Киллиан тоже остановился, не зная чего ожидать. Священник знал, что брать у него нечего, кроме пакета с едой, но незнакомец был слишком прилично одет для человека, решившегося на преступление ради куска хлеба.

– Мир тебе, добрый человек, – первым заговорил отец Киллиан.

Мужчина слегка ухмыльнулся, но его взгляд оставался серьезным.

– И вам не хворать, преподобный.

– У вас ко мне какое-то дело? Если нет, то разрешите пройти, двое несчастных ждут свой ужин.

Отец Киллиан продемонстрировал пакет и двинулся было дальше, но мужчина по-прежнему не давал ему пройти.