Очень храбрый человек - Пенни Луиза - Страница 14

У Трейси отвисла челюсть. Словно на него свалился мешок с песком.

– Ты можешь звонить на этот номер, – продолжал Гамаш. – Если ответа не будет, присылай сюда патрульную машину. Они знают куда. Да, и когда будет ордер на обыск, пришли их помочь с обыском. Только пусть имеют в виду: дорога местами непроезжая… Нет, все в порядке. Я сообщу тебе, как только у нас появятся новости о мадам Годен. Au revoir.

В управлении Квебекской полиции Жан Ги Бовуар повесил трубку и быстро приготовил запрос на обыск, потом позвонил судье:

– Да, ваша честь, нам он нужен немедленно. Старший инспектор Гамаш находится на месте и ждет. Пропала женщина. Возможно, убита мужем. Я отправляю запрос прямо сейчас.

Он нажал кнопку «отправить».

– Пожалуйста, дайте мне знать.

Он повесил трубку и посмотрел в окно.

Дождь уже начался. Типичный апрельский бесконечный дождь.

Гамаш с улыбкой протянул трубку Трейси:

– Merci. Вы нам очень помогли.

– Что это была за фигня?

– Вы все слышали, месье Трейси. Через несколько минут этот телефон зазвонит. Звонок по поводу ордера на обыск вашего дома и территории. Я советую вам ответить. Давайте войдем в дом, и в ожидании звонка вы сможете прояснить для нас некоторые вопросы.

Лицо Трейси окаменело. Он стал похож на упрямого ребенка.

– Вы можете отказать нам, – любезно произнес Гамаш. – Но мы замерзли и промокли и будем признательны вам за сотрудничество.

Он почти слышал, как Камерон и Клутье хихикают над его вежливым тоном.

На их верхней одежде, брюках и ботинках образовалась корка грязи. Они выглядели и чувствовали себя как квебекская версия воинов Терракотовой армии[16]. Полицейские скинули куртки и ботинки, оставили их на крыльце. Но снять мокрые грязные брюки они, конечно же, не могли.

Трейси ничуть не волновала грязь на полу, и он пошел по дому, не снимая резиновых сапог.

В помещении было жарко, даже душно. У плиты в кухне лежала пожилая дворняга.

– Скоро пивная прогулка, – сказал Трейси, показывая на собаку.

Гамаш знал, что это означает, но другие – нет. Он посмотрел в усталые старые глаза на седой морде и подумал о прогулке в лесу с ружьем.

И спросил себя, не такая ли судьба постигла хозяйку собаки.

Тарелки, кастрюли и сковородки были свалены в раковину и рядом с ней. Здесь пахло жиром и гниющей пищей. Алкоголем, старой собакой и куревом. Запах был почти невыносимый.

Гамаш сделал глубокий вдох через нос. Подумал, сумеет ли в этой удушающей жаре уловить еще один запах.

Нечто знакомое. Нечто безошибочно узнаваемое. Нечто гораздо худшее, чем все остальное.

Ничего такого он не почувствовал. Возможно, его маскировали другие запахи гниения. Хотя вряд ли. Ничто не может скрыть эту вонь разложения.

Трое полицейских присоединились к Трейси за кухонным столом с пластмассовой столешницей. Трейси закурил сигарету. Клутье и Камерон ждали, когда Гамаш начнет действовать.

Но он уже действовал. Арман Гамаш слушал.

Надеялся уловить какой-нибудь звук, пусть и отдаленный, свидетельствующий о том, что в доме есть кто-то еще. Стук. Приглушенный зов о помощи.

Что угодно.

Но все было тихо.

Наконец он сказал:

– Месье Трейси, вы говорите, что вашей жены здесь нет. Вы не знаете, где она?

Клутье достала свой айфон и включила запись.

– Я уже сказал вам, копы. Я знаю только то, что проснулся вчера утром, а ее нет. Ни записки, ничего.

– И вы даже не догадываетесь, где она может быть?

Трейси рассмеялся:

– Да где угодно. На пьянке. Трахается с каким-нибудь чуваком. Я вам сообщу, когда она вернется…

Он слишком поздно вспомнил, с кем говорит.

– Да-да? – сказал Гамаш. – Продолжайте.

– Нечего тут продолжать.

Арман Гамаш сидел напротив подозреваемых за множеством столов на множестве мест преступления. Он не обманывал себя насчет того, будто за много лет у него выработался некий особенный талант – определять убийцу.

Вот и сейчас он не мог наверняка сказать, что перед ним сидит убийца. Но он чувствовал, как нарастает в нем отвращение к Карлу Трейси.

– Как нам стало известно от отца Вивьен, она беременна.

– Ага. Кто знает, с кем она нагуляла? Вряд ли это от меня. И если она думает, что я буду воспитывать ублюдка, то ее ждет еще одна неприятность.

– Какого рода неприятность? – спросил Гамаш.

Трейси осклабился:

– А что чувствовали бы вы, если бы ваша жена закрутила бог знает с кем и забеременела?

Гамаш поднял голову и уставился на Трейси.

А Карл Трейси смотрел в эти спокойные сосредоточенные глаза и понимал, что, хотя его выстрел и прошел мимо цели, этот полицейский тоже человек. А потому уязвим. И он рано или поздно найдет это уязвимое место.

– Вы совсем за нее не беспокоитесь? – спросила агент Клутье.

Трейси перевел взгляд с Гамаша на женщину-копа:

– А зачем? Слушайте, я ведь уже сказал: птичка упорхнула, а когда тот тип устанет от нее, она вернется. Я вот не могу понять, вам-то какое дело?

В этот момент зазвонил телефон.

– Можете ответить сами, – сказал Трейси. – Это наверняка вас.

Гамаш нажал кнопку, но, прежде чем он успел сказать хоть слово, на него хлынул поток обвинений. В завершение мужской голос прокричал:

– Где моя дочь? Если ты мне не скажешь, я приеду и вышибу из тебя все, что тебе известно. Ты меня понял?

Все присутствующие слышали голос в трубке, и Гамаш увидел, что Трейси сидит с торжествующим видом.

«Видите, с чем мне приходится иметь дело?» – было написано на его лице.

– Месье Годен? – начал Гамаш.

– Кто это?

– Моя фамилия Гамаш, я служу в Квебекской полиции…

– Боже мой, неужели что-то случилось? Вы ее нашли? Боже мой…

– Non, monsieur. У нас нет новостей о вашей дочери. Я здесь с Лизетт Клутье. Она ваша приятельница, насколько я понял. Агент Клутье попросила нас провести расследование.

С другого конца доносилось тяжелое дыхание – Годен брал себя в руки.

– Мы сейчас беседуем с месье Трейси.

– С месье Трейси? Месье? Он монстр, а вы называете его «месье»? Он, может быть… он мог… Вы знаете, что она беременна?

– Да. Пожалуйста, успокойтесь. Мы делаем все, что в наших силах. Я вам обещаю, мы ее найдем.

– Найдете? Живой?

Это было сказано так жалобно. Не просто слово, а целый мир. «Живой». «Живой». И все, что это значит. Для него. Для нее. Для ребенка. Целая жизнь впереди. С днями рождения и праздниками. С торжествами.

«Живой».

– Мы ее найдем, – повторил Гамаш, гадая, обратил ли внимание месье Годен, что он не сказал «живой». – С вами есть кто-нибудь?

– Non, non. Вивьен мой единственный ребенок. Моя жена умерла несколько лет назад. Понимаете, я ждал ее здесь. Она собиралась уйти от него. Я много лет просил ее уйти от этого сукина сына Трейси.

Он замолчал. Гамаш слышал тяжелое дыхание, чуть ли не всхлипы, прежде чем месье Годен снова смог заговорить:

– Что он с ней сделал? Спросите у него. Он знает. Заставьте его сказать. Если вы этого не сделаете, то сделаю я.

– Оставайтесь дома, месье Годен. На случай, если она позвонит.

Произнося эти слова, Гамаш чувствовал, что прибегает к дешевой, потенциально жестокой манипуляции. Но ему нужно было не допустить Годена до Трейси. И к тому же оставалась вероятность, что его дочь жива и позвонит отцу.

– Я свяжусь с вами, когда мы здесь закончим. D’accord?

С другого конца линии до Гамаша доносилось тяжелое дыхание. И наконец:

– D’accord.

– Можно я с ним поговорю? – прошептала Клутье, протягивая руку к трубке. – Омер, это Лизетт… Oui. Oui… Обещаю… Oui.

Она внимательно слушала его, опустив глаза на стол. Голос Омера Годена стал спокойнее, так что остальные не могли слышать, о чем он говорит.

– Старший инспектор Гамаш позвонит тебе, как только сможет, – сказала Клутье, когда отец Вивьен закончил говорить. – Oui. Обещаю.