Дело одинокой канарейки - Дельвиг Полина Александровна - Страница 57

Неожиданно, как по мановению волшебной палочки, замедленная съемка кончилась. Снова возникли шум московской улицы, наглая морда счетовода в нормальном режиме и холодные глаза подходящих мужчин.

Даша, почти не осознавая своих действий, размахнулась и изо всех сил врезала Ружичке в глаз. Тот закричал, словно раненый бабуин, и рухнул на колени, закрыв лицо руками. Спутники Ружички, как по команде, шарахнулись в разные стороны. Даша метнулась к счетоводу и с устрашающим звериным ревом рванула портмоне на себя. Если бы Ружичка в последнюю секунду не разжал пальцы, Даша оторвала бы их все до единого.

Когда участники этой сцены пришли в себя, она уже неслась через Тверскую и напоминала перепутанную насмерть антилопу. Несколько каскадерских прыжков – и она без единой царапины приземлилась на противоположной стороне улицы, перескочив через капоты шарахающихся автомобилей, рванула дверцу первой попавшейся машины и завопила побелевшему водителю:

– Быстрее! Быстрее! Там стреляют!

Старый «жигуленок» взревел и с завидной прытью помчался вниз по Тверской.

Лозенко отложил папки и включил компьютер. Некоторое время он ждал соединения с сетью, затем проверил почту. Писем пришло, как всегда, много, но Герман сразу открыл те, что пришли от его контрагентов. Одно – из Хабаровска, второе – из Воронежа.

Хабаровское послание было лаконичным: «Мужчина, 38 лет, 176 см, светло-русый, глаза серые, тип близок к саами. Имеет интерес к гастролям в Финляндии и Скандинавских странах. Страховка необходима, группа крови А. Выступление планирует на конец зимы. Сообщите возможность проведения гастролей в эти сроки, предполагаемую страну и приблизительную сумму гонорара».

В письме из Воронежа чувствовалась малоросская нахрапистость.

«Герман, приветствую! Есть парочка балалаечников, он – 29 лет, 185 см, кудрявый, темный каштан, глаза карие, В. Тип близок к аджарскому. Она – 38 лет, 169 см, типичная тетя Мотя, балалаечница, 0. Гастроли желательно для обоих, но в крайнем случае только для бабы. Страна не имеет значения, лишь бы не очень холодно, хорошо, если будет море или океан. Проблема в сроках – она хочет как можно быстрее, сумма гонорара особо не интересует. Ответ до среды. Привет».

Лозенко поморщился. Если бы этот Миша не был таким хорошим контрагентом, то послал бы его к черту. Тетя Мотя. Сколько раз ему говорили – только конкретная национальность, без самодеятельности. Ясно, что она русская, но русских миллионы, и все выглядят по-разному. Для этого и платят специалистам, чтобы с точностью до максимально возможного определили сходство с тем или иным типом. Уменьшить ему процент, чтобы сразу поумнел...

Лозенко принялся обрабатывать письма, переводя текст в обусловленный код. Через десять минут все было готово. Герман нажал кнопку «Доставить почту». Все. Через неделю-полторы придет ответ, а еще через пару месяцев при удачном завершении операции он получит свою прибыль. Получаемые суммы всегда зависели от требований, предъявляемых клиентами, и скорости выполнения заказа. В среднем около двухсот долларов, но были и приятные исключения.

Лозенко провел рукой по волосам и задумался. Чего еще не хватает ему для счастья? Ничего и... всего. В материальном плане желать больше нечего, но ему так долго казалось, что это самое главное в жизни, что, получив все, о чем можно было только мечтать, Герман с пугающей серьезностью вдруг осознал, что по сути дела он не получил ничего.

Материальные блага ему были необходимы для того, что бы ощущать себя хозяином жизни, читать в глазах окружающих восхищение, преклонение и безграничное обожание. Но именно этого-то он и не получил. Старые знакомые презирали его по-прежнему, только к этому теперь примешивалась жгучая зависть. Никого не радовало его богатство, никто не пришел и не сказал: «Гера, как здорово, что у тебя наконец все получилось!» Скорее наоборот, молва приписывала ему все мыслимые пороки мира.

Женщины... В настоящее время он идеал каждой женщины: молод, богат, красив, каждая его хочет, каждая. Даже та, у которой муж и два любовника. Позови он любую, и она пойдет за ним босиком по снегу... О каком желании можно тут говорить.

Аня с перебинтованной рукой угрюмо сидела в кресле. Выражение ее лица не сулило постоялице ничего хорошего. Дождавшись, пока Даша выйдет из ванной, Петрова с яростью набросилась на нее:

– Рыжая, слушай, а ты не пробовала лечиться? Ты же социально опасна! Тебя нельзя выпускать на люди без намордника.

Даша чуть не плакала:

– Анечка, ну прости. Мне показалось, что это единственный шанс получить кассету. Мне показалось, что эти громилы следили за нами и хотели ее отобрать!

– Ненормальная, ей-богу, ненормальная! Ты что, все никак не можешь перестроиться?! Может, конечно, по Праге и ходят одни интеллигенты в пенсне на морде, но в Москве нынче обитает кто угодно. Да люди просто хотели узнать дорогу! Зато твои мирные чехи чуть не сломали мне руку! – Петрова гневно помахала перевязанной рукой перед Дашиным лицом. – Провались ты пропадом со своими тайнами! Хорошо хоть ребята оказались нормальными, еле-еле оторвали от меня этого жирного ублюдка.

Даша молитвенно складывала ладошки и жалобно вздыхала:

– Но ведь все обошлось...

Хозяйка недобро рассмеялась:

– Да, разумеется, я кончила лучше, чем Игорек! Но проблема в том, что ты еще не уехала. Слушай, Рыжая, – у Анечки неожиданно заблестели глаза, – я накопила тысяч пять, давай я тебе их дам, ну как бы взаймы. Не отдашь, тоже ничего страшного. Езжай, езжай домой, на свою новую родину, только оставь нас здесь всех живыми и здоровыми...

На Дашу было жалко смотреть, даже веснушки на ее лице побледнели. Она сидела на диване, скрестив ноги по-турецки, и, горестно раскачиваясь из стороны в сторону, непрерывно вздыхала.

– Да не стони ты так! – Аня встала и похромала в свою комнату. – Иди сюда, показывай, что ты там моей кровью добыла...

Восприняв приглашение как частичное прощение, Даша поспешно вскочила и засеменила за подругой.

– Все здесь, Анечка, все со мной, в целости и сохранности. В его портмоне, правда, оказались еще документы и даже паспорт, и я вот думаю: может, не отдавать ему, а выкинуть на помойку? А? Пусть помучается...

– Рыжая, не зли меня! – зарычала Петрова. – Ты эти документы хоть сожри – мне на них наплевать! Я хочу знать, из-за чего меня чуть не угробили. Доставай кассету.

Даша смущенно отвернулась и достала из бюстгальтера микрокассету.

Аня вполголоса пробормотала:

– То-то, думаю, у тебя грудь на два размера больше стала. Ладно, давай сюда, – она выхватила из рук подруги кассету, оглядела ее со всех сторон и даже посмотрела на свет. – Эти сволочи диктофон разбили. А автоответчик у меня на нормальные кассеты...

– А другого диктофона у тебя нет?

– Зачем бы он был мне нужен? Программы надиктовывать? Подожди, у Сашки есть...

– У какого Сашки?

– Соседа, прямо подо мной живет. Он учится, хвастался, что лекции на диктофон записывает.

– Подожди, подожди, – остановила ее Даша. – Он студент, он умный. Вдруг чего лишнего поймет? Может, у Лельки попросить?

Аня посмотрела на нее, как на сумасшедшую.

– Диктофон? У Лельки? Да она не знает, как свет в туалете включается. Откуда у нее может быть диктофон? – И потянулась к телефонной трубке: – Алло, Санек, привет, это я... У тебя есть диктофон?.. Я к тебе заскочу, одолжу его на пару часов... Да прямо сейчас... Все, уже иду, спасибо.

По-прежнему сильно хромая, Петрова проковыляла к входной двери и из коридора крикнула:

– Сиди и не двигайся. К телефону не подходи, двери никому не открывай.

Две минуты Даша действительно просидела неподвижно. На сто двадцать первой секунде она вскочила и начала нервно прохаживаться по комнате взад и вперед. К концу третьей минуты из ее ноздрей валил пар. Наконец Даша не выдержала – легла на пол, отогнула ковер и попыталась прислушаться. Убедившись, что ничего не услышит, она вскочила, сунула ноги в туфли и покинула квартиру.