Морока (сборник) - Козырев Михаил Яковлевич - Страница 2

Основная тема этого художника – тема о подмене сложной многогранной личности документом, карточкой, ордером, мандатом. «Личность», «Поручик Журавлев», «Мистер Бридж» – это все та же тема об утрате личности. М. Козырев – человек с обостренным чувством личного, индивидуального. Все шаблоны, трафареты, обезличивание встречают в нем едкого обличителя. Как сатирик он проповедует любовь «враждебным словом отрицанья». В его отрицании много правды.

Только важно, чтобы сквозь это отрицание сквозь этот горький смех из любви к человеку ярче просачивало то «во имя», без чего сатира теряет свою общественно-революционную силу.

М. Козырев пишет, как мы видели, уже давно, но еще не нашел своего синтеза. Главный материал для его сатиры дал ему период военного коммунизма, но за последнее время рост творческих сил, творческая работа, рост деревень «Козлихи» и «Лепртихи», рост уездной советской России выдвигают новые темы. Идет восстановление личности, вместе с растущей связью этой личности с творческим коллективом. Этого объективный добросовестный художник не может не видеть.

Мы уверены, в творчестве Козырева, выходца из демократической среды, зазвучат поэмы более жизнерадостные, чем его «Покосная тяжба», во и теперь Козырев делает трудное общественное дело – он ведет беспощадную борьбу против всего, что искажает великое дело трудовой жизни, жизни разумной и светлой.

В. Львов-Рогачевский

Приехал Ванька в Москву по талону; талон ему матка в городу за десять тысяч выхлопотала.

– Мотри, говорит, не теряй, а то назад не вернешься!

Хлеба да творогу дала – Андрону в подарок.

– У него и ночуй! Да приезжай скорее!

Как в вагон сел – не помнит. Прижали к стене, да парень спать здоровый – стоя заснул; а чуть свет, тут и Москва.

Андрон за городом живет.

– Я к тебе денька на два да и назад!

– Пожил бы с недельку – куда торопиться?

Нет и нет – Ваньке домой надо – купить чого да и назад.

– Я, – говорит, – жениться надумал!

– Ну, в добрый час! Попьем чайку, да вместе и на базар!

Купили сукна Ваньке на костюм, настоящего сукна, английского, какого теперь не достанешь, а невесте платок шелковый, да с разводами – смотреть – не наглядишься.

Только выбираться начали, а тут такое пошло – не приведи господь! И крик и свистки, а народ весь так и шарахнется! Бабы кричать, да мешки под подол – не тут-то было – почали проверять, что и зачем, да бумаги. У Андрона бумаги есть, а у Вальки – один талон, да и тот фальшивый.

Сукно отобрали, а платок оставили:

– То, – говорят, – спекуляция, а это, видно, что для себя!

Таскали, таскали – и вышло: на биржу труда.

– Оправьте, – просит, – на родину!

– Не можем, – у нас приказ такой.

На бирже обо всем расспросили, что делал и какое ремесло знает.

– Ремесла не знаю, а был одно время писарем.

Записали его по отделу советских барышень, да на телефон. Все бы ничего – работа нетрудная, только неловко как-то: все ему по телефону-то: «барышня, милая», а он басом отвечает:

– Соединила!..

Жить у Андрона остался, – далеко, да свои люди.

На службе жалованье известно какое, да литер Б, а тут – что по хозяйству поможет, и обед бесплатно.

Поутру вместе с Андроном на службу выходят: шел Андрон пайки получать – служба у него такая. Туда верст пять, да и там – за хлебом стоять, за обедом стоять, а если ужинать хочешь тоже свое время отстоять надо – да он и не ужинал – измаешься за день-то! Не притти нельзя – штраф, увольнения нет – все такие работники на учете.

Жена его страсть этих пайков не любила:

– Жрали бы сами, тоже вздохнуть не дают, а дома работы не оберешься – и огород, и корова, и все одна!..

Ванька ей немало теперь помогал. Вернется со службы и все на огороде копается да песни мурлычет – тоскливо, видно.

Много-ль, мало-ль прошло – приходят какие-то:

– Ваш, – говорят, – дом срыть надо!

– Что так?

– Не по плану стоит.

И план этот самый показали; так и выходит – срыть.

– Да мы его сами по бревнышку на другое место перетащим!

Смеются.

– Да он сгнил совсем!

Стену ковырнули – и верно сгнил!

– Да вы не бойтесь, мы вас в коммуну переселим, как вы пролетарии…

А где в коммуне огород? А где в коммуне корова? Да и Ваньке в коммуне жить нельзя – не физического труда!

– Таких не прописываем – ищите комнату!

Приходит на телефон.

– Давайте комнату.

– Комнаты не у нас, а мы вам бумагу дадим.

Пошел с бумагой. Черед – конца краю нет! Дошел до окошечка.

– Комнат у нас нет, поищите сами, а найдете – мы вам ордер дадим.

– Где ж я найду – у меня знакомых нет!

Барышня такая серьезная:

– Проходите, проходите, не задерживайте!

Он к старушке:

– И-и, милый, я сама семой день стою!

Посоветовала сходить в квартхоз.

– Скажите, что будете благодарить… Пришел.

– Мы, – говорят, – не можем – идите в отдел! Ванька туда, сюда:

– Я, – говорит, – благодарить буду!

Посмотрели на него, усмехнулись:

– Какая же от вас благодарность?

Ванька к Андрону – денег просит, а тот на переезд издержался:

– Не знаю как, обожди маленько!

Ночь у Андрона переночевал, да сам видит – нельзя больше.

– Ну, а завтра комнату найду!

Да где найдешь? Ночевал на бульваре.

День, два ходил – опять на телефон:

– Я говорит, у телефона ночевать буду!

– В учреждении не полагается!

Да на него же кричать – на службу не ходит!

– Мы тебя в чеку отправим!

Тут на него смелость нашла:

– Что ж – в чеке-то хоть хлебом кормят, а я у вас даром работать не буду!

Видят его бессознательность:

– А это не читал?

Книжечку дали, да листок, и все там таково-то хорошо объяснено: выходит – надо потерпеть.

Да голод не свой брат!

Идет мимо дома – оттуда щами пахнет. Ванька тоже в черед – дошел до окошечка.

– Без талона нельзя – обратитесь к заведующему!

Барышня там и в кожаной куртке:

– Дайте, товарищ, талон – три дня не емши!

– Идите в эмпео!

А другая ей:

– Как же так – человек на ногах не стоит!

Уперлась – нет и нет:

– Ни с какой точки зрения.

Та на нее, да обе как закаркали – совсем, как вороны.

Ванька постоял, постоял да ушел без обеда.

Ногам ходу нет, и голова кружится. Хоть бы прилечь, – да светло – стыдно.

Видит дом, огромадный, только что без стекол, да крыши нет. Пробрался двором и в окошко. Осмотрелся, сед на кирпич, вынул новый платок – вспомнил все – и заплакал.

Уж не знает, как и заснул, только проснулся – человек стоит.

– Ты что – уж не помирать ли собрался? Вот так раз!

И головой качает.

– Как попал-то сюда?

Ванька все рассказал – и про талон, и про план, и про благодарность.

– Ну что-ж – дом хороший, чем тебе не житье.

И опять головой покачал.

– Как зовут-то тебя?

– Ванька…

– Ну, это нехорошо, я тебя Лексеем звать буду, а ты меня Агафоном зови. Ну, так вот, Лексей, хочешь я тебя на фабрику определю?

Ваньке все равно.

– Тут у меня под полом и фабрика.

Спустились – и в самом деле фабрика: и штемпеля, и печати, и бланки.

– Мы даже на учреждения поставляем!

Ваньке все это в голову никак не войдет.

– Ну, ты подумай, а я завтра забегу…

– А ты не здесь разве живешь?

– Э, брат, у меня жильев много – я и в чеке ночевал, снов не видал!

С тем и скрылся.

Дал ему Агафон задачу – для фабрики паек получить, Выписали на пятьдесят человек.