Ливонская партия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 32

И вот — готово.

Четыре ряда ракет заряжено в первой пусковой установке. Слуги Леонардо начинают заряжать вторую. Сам же де Винче начинает наводить эту западную версию хвачки.

Чуть подвинул. Поднял смоченный слюной палец, определяя ветер. Еще ногой стукнул немного разворачивая. Немного подумал. Пристукнул клин подъемного механизма, снизив возвышение. Вышел на стену. Понаблюдал с минуту. Вернулся. Еще раз пристукнул клин, уменьшая возвышение.

После чего протянул руку и взял у слуги пальник с тлеющим фитилем. Кивнул. Тот открыл окна запальных полок. И Леонардо лично запалил их последовательно. Первую, вторую, третью и самую нижнюю — четвертую.

И деру.

А то вдруг какая беда случиться?

Но не в кусты, а на стену, чтобы понаблюдать за полетом его детищ. Чуть в стороне от пускового коридора. Там, на стенах, кстати, собрались, наверное, все обитатели крепости, плюс многие представители союзной русской армии. Прежде всего артиллеристы, которым наблюдать за такими опытами было важно с профессиональной точки зрения. А также иностранные «зеваки», никогда прежде не видевшие ничего подобного. Иоанн ведь не допускал их даже до испытаний, держа эту пусковую установку в секрете.

И вот — пошло.

Первая ракета зашипела и сорвавшись с места начала разгоняться. И стремительно набирая скорость выскальзывать из соты кованных, железных направляющих, устремляясь на волю. Вторая. Третья. Четвертая.

Летели они красиво.

Этакие огромные языки свечи, что спешили куда-то по своим делам. На османском флоте в этом время почти не было личного состава. Гребцы находились в бараках на берегу. Отдыхали. А бойцы десанта располагались ближе к стенам, дабы, в случае чего, отразить штурм Иоанна, за котором числились ночные нападения.

Пусковая отстрелялась, отправив за минуту сорок ракет. Те пролетели около километра и накрыли флот, стоящий на якорях. Но не самым удачным образом. Ветер их немного отнес к берегу из-за чего, накрытие оказалось частичным.

Пять минут.

И оказалась заряжена вторая пусковая. А слуги бросились заряжать первую. Леонардо же ввел коррективы в наведение и вновь подпалив все четыре запальные полки, побежал на стену — наблюдать за этим зрелищем…

Попадания этих маленьких ракет в корабли в ночи прекрасно наблюдалось. Вот удлиненный язычок пламени влетал в деревянную конструкцию. И вспышка! Такая, синеватая, полупрозрачная. Но все одно — хорошо заметная в ночи. Разбитая боевая часть выплескивала древесный спирт, который тут же вспыхивал от раскаленной струи работающего двигателя. Спирта было немного, но для насквозь просмоленных древесины, канатов и парусов этого хватало. Где-то, конечно, такое возгорание удавалось потушить. Но в основном личного состава для подобных целей просто не хватало.

— Еще! — вопила толпа.

— Еще, — благосклонно кивал Иоанн.

И Леонардо отправлял в османский флот очередные сорок малых ракет. Из них всего несколько попадали в цель. Но… попадали. Что вело не только к пожарам, но и срыву с якорей. Где-то личные составы рубили якорные канаты, чтобы попытаться вывести горящую галеру или фрусту из плотного ордера. Где-то канаты перегорали. Однако уже через час османский флот начал хаотично дрейфовать в прибойных волнах. Отчего все его пылающие корабли выступали как брандеры, ускоряя и усиливая этот пожар.

А когда целей на воде не осталось, король велел перенести обстрел на город. Куда остатки ракет и расстреляли, спровоцировав там совершенно чудовищный пожар огромной площади, раздуваемый свежим бризом…

Ужасное зрелище! Просто ужасное!

В свое время в 1807 году англичане проделали такое же дело примерно теми же средствами с датчанами. Применив ракеты Конгрива они не только сожгли скученный и не ожидающий нападения датский флот, но и спалили сам город — Копенгаген. В этот раз что-то подобное произошло на триста с гаком лет раньше. И совсем в иных политических условиях. Но зрелищем оказалось ничуть не менее ужасным и невероятным…

1478 год, 29 июля, Минас-Итиль

Раннее утро.

Только-только отошел туман.

А полковник Алексей Кулаков уже стоял на стене своей крепости. Именно своей. Он здесь был всем, выступая самым старшим на многие версты окрест. С достаточно широкими полномочиями.

После того, как войска Менгли Герая вырезали населения Хаджи-Тархана, Иоанн наделил коменданта крепости большими полномочиями. Он теперь там и крепостью заведовал, и местным войском командовал, и кое-какие дипломатические задачи выполнял, и над всей округой был начальник, и за таможней присматривал. В общем — царь и Бог в одном отдельном глухом углу.

И этот подход принес свои плоды.

Да, конечно, комендант мог воровать. И, без всякого сомнения, это делал. Но конкретные прикладные задачи, сроки и ресурсы, выделяемые ему, мотивировали его прикладывать усилия и к державным вопросам. Особенно в той их части, которые были связаны с укреплением его резиденции. Ведь Минас-Итиль находился под непрерывной угрозой нападения.

Старый редут, возведенный войсками сразу после захвата Хаджи-Тархана, стал своего рода ядром укреплений. А перед ним был возведена пятилучевая «звезда» бастионной крепости. Земляная, разумеется. Основание этой пятилучевой звезды прилегало к прямоугольному редуту цитадели. И в этом месте располагались ворота — южные и северные. Аккурат между редутом и бастионами, из-за чего простреливались превосходно. И любой, кто туда сунулся бы, оказывался в огневом мешке перекрестного стрелково-артиллерийского обстрела.

Понятное дело, что не землей одной обходились. Поэтому в Минас-Итиль все эти годы с момента ее возведения, продолжали поступать и кирпичи, и древесина. Что позволило не только серьезно укрепить цитадель, но и оборудовать бруствер с бойницами в остальной крепости.

Кирпичи поступали римские, как более пригодные для долговременного строительства в южных краях. Вот из них, опираясь на старые известковые блоки, бойцы под руководством итальянского архитектора и трудились.

Гарнизон Минас-Итиля также увеличился. Ныне он состоял из четырех рот аркебузиров и сотни гусар, осуществляющих патрульно-постовую службу в округе.

А как усилилась артиллерия? О!

Теперь тут кроме батареи фальконетов на редуте имелось пять полубатарей легких бомбард на «звезде» и батарея аспидов, которыми можно было маневрировать: то ставя на редут для перекрытия речного фарватера, то выдвигая на «лучи» «звезды», для ведения контрбатарейной борьбы.

Аспидами король назвал легкие 3-фунтовые кулеврины с очень длинными стволами и заряжанием с казны. По своей сути это была попытка повторить знаменитые «Три аспида» из батареи первого русского царя. Но царства не было и не предвиделось. И образца не имелось. Поэтому мастера короля работали, ориентируясь на техническое задание заказчика и собственное разумение.

Вот и вышло нечто более впечатляющее, чем «Три аспида». Да, ствол во все те же сто калибров. Но теперь уже под ядра в три фунта, из-за чего орудие в целом вышло длиннее и тяжелее. А чтобы ствол не провисал и не слишком сильно вибрировал, король велел делать его рифленым — с ребрами жесткости. Так его и отливали. Что получилось отнюдь не каждый раз, тратя от десяти до двадцати попыток на каждого такого аспида.

Стрельбу из него вели, кстати, так называемыми обливными ядрами. То есть, чугунными шарами, которые были покрыты тонким слоем мягкого свинца. Что позволяло им очень плотно прилегать к каналу ствола. Хорошо калиброванного и геометрически выверенного.

Казенная часть аспидов представляла собой классическую П-образную рамку с прорезью, куда вставлялась сменная «кружка» с зарядом и запиралась клином.

«Кружка» — просто бронзовая зарядная камора с П-образной ручкой, из-за чего она и напоминала большую кружку. Для орудия с большим калибром — плохое решение, так как масса каморы слишком значимой получается, особенно заряженной, и оперировать ей не удобно — тяжело. А вот для таких — сойдет. Тем более, что этих камор на каждое орудие полагалось по пять штук, что позволяло при необходимости развивать очень приличную скорострельность для таких длинноствольных орудий.