Странствие за Фарадоунами (ЛП) - Форд Рик - Страница 13

Девочка изумленно вслушивалась в подвывания, повизгивания, лай и ворчанье, исходившие от этого странного мальчика. Она решила, что он пытается с ней говорить; происходящее явно не было розыгрышем, однако озадачило ее так, что словами не передать. Он, видимо, тоже не понимал ее; значит, надо проявить доброту, ласку и терпение, как с животными. Она решила попытаться отвести его к матери — быть может, та смогла бы все объяснить. Девочка медленно двинулась к нему с протянутой ладошкой и попыталась поймать его за руку; подойдя поближе, она ощутила, что от него пахнет мхом, листьями, солнцем и травой, и тогда она каким-то образом догадалась, что мальчик не из их деревни, и вообще не из какой не деревни. Когда она коснулась ладонью его руки, он ее отдернул, и его темные глаза сверкнули.

Когда девочка дотронулась до него и Наб почуял ее нежный аромат, им с такой силой овладели смущение, растерянность и страх, что он в конце концов совершенно запаниковал. Только сейчас до него дошло, что он, собственно, делает. Он резко отшатнулся от ее руки и оглянулся на куст падуба, где оставил Брока и Перрифута; тех не было видно. Бросив беглый взгляд назад на девочку, которая внимательно смотрела на него с выражением крайнего изумления, он помчался обратно вдоль канавы и вверх по пологому склону, к гребню ложбины и кустам дрока, из-за которых вначале разглядывал мать и дочку. Мальчик глянул вниз в ложбину и увидел женщину, разлегшуюся на травке и наслаждающуюся солнцем, потом обернулся обратно туда, где оставил девочку. Та стояла, глядя прямо на него; ее красное платье в клеточку раздувалось под легким послеполуденным ветерком, а волосы отблескивали золотом на солнце. Она подняла руку и помахала ему, и Наб, сам не понимая, что делает, помахал в ответ. Он все же пообщался с ней! — с радостным волнением осознал он. Наконец, после краткого мгновения, показавшегося ему вечностью, а на самом деле продлившегося всего один удар сердца, Наб бросил прощальный взгляд на эту изящную фигурку, и, сделав над собой усилие, оторвал взгляд и побежал вниз по склону к кусту падуба.

— Ну что, наболтался, наконец, с уркку? — яростно прошептал Перрифут, — Что-то ты не больно торопился! Мы думали, ты вообще не придешь.

— Пойдем, — сказал Брок, — но без паники; она еще ничего не рассказала матери. Отходим осторожно, тихо и быстро.

Услышав голоса друзей, Наб ощутил тепло, которое встречает тебя только дома, когда возвратишься из отлучки; и от охватившей его любви к двум стоящим перед ним животным на глаза его навернулись слезы.

— Пойдем, — мягко повторил Брок, повернулся и стал пробираться обратно вдоль потока. Наб последовал за ним, Перрифут замыкал с тыла.

Был поздний вечер, когда три утомленных зверька оказались на гребне холма, выходящего на Серебряный Лес. Они сели, и Наб рассказал спутникам о происшествии на берегу; по крайней мере, попытался, но оказалось, что ему трудно выразить пережитые им чувства и объяснить, почему он так безрассудно приблизился к уркку. Но Брок вроде бы понимал и, несмотря на непослушание Наба, кажется, не сердился. По правде говоря, на самом деле Брок был очень доволен: все произошло чисто случайно, однако решило проблему знакомства Наба с сородичами самым удачным образом. Опасность была незначительной или ее вообще не было, и Наб сошелся лицом к лицу с уркку своего возраста; единственное, чего стоило опасаться, — это что девочка расскажет матери, и новости о существовании Наба пойдут по деревне. Тем не менее, они решат эту проблему, когда (и если) она возникнет. Первоначальный гнев Перрифута улегся, и теперь заяц наслаждался, заново переживая собственную часть дневного приключения и прикидывая, как именно преподнести ее своей зайчихе, когда они встретятся позже. Должна получиться хорошая история.

Так и вышло, что луна, взойдя той ночью, нашла мальчика, барсука и зайца все еще сидящими и смотрящими на лес; все они молча погрузились в мысли — каждый в свои. За полями из окна своей спальни смотрела на луну маленькая девочка и думала, думала с самой середины дня о таинственном и прекрасном мальчике, которого встретила у речки. Сейчас казалось, что ей это приснилось, но она знала, что все случилось в действительности. Конечно, она ни с кем не может поделиться; это испортило бы все очарование встречи, и это ее секрет, который она сохранит навсегда.

Свежие зеленые дни весны пролетели слишком быстро и перешли в жаркое, подернутое дымкой сухое лето. Наб проводил долгие часы солнцепека, подремывая в тени под высоким папоротником, который покрывал всю заднюю часть леса, или лежал у подножия одного из больших буковых деревьев, где земля всегда казалась прохладнее и можно было пощипать росшего в изобилии бодрящего щавеля и звездчатки. Когда наступал вечер, мальчик возвращался домой, а затем они с Броком или Перрифутом, а иногда с Руфусом Красным отправлялись на поиски пропитания.

Инцидент у речушки все лето не шел из ума у всех и каждого. Сначала старейшины Совета посчитали, что было бы неразумно объявлять лесу, что произошло, из опасения вызвать панику и даже недовольство Набом; но в скором времени пошли слухи, и, поскольку большинство этих диких и преувеличенных россказней противоречили друг другу, то старейшины леса решили, что наилучшей политикой будет созвать собрание Совета и все прояснить. Собрание вышло бурным, и Уизену пришлось воспользоваться всей полнотой власти, чтобы контролировать его ход; но Наб, страшно нервничавший на своем первом Совете, хорошо себя проявил, постаравшись в точности объяснить, что он сделал и почему. Это обстоятельство вместе с тем фактом, что большинство лесных животных теперь знали и любили его, в конце концов победило; было решено, что единственная опасность заключается в том, что девочка может рассказать о Набе своим родителям и уркку придут его искать. Таким образом, стражам леса Уорригалу и Броку велели внимательно следить за происходящим, но поскольку лето подходило к концу, а уркку в лесу после той встречи так и не появились, то все с облегчением решили, что девочка сохранила происшедшее в тайне.

На Наба случившееся оказало особенно заметное влияние. Хотя он и раньше знал, что отличается от остальных обитателей леса, никогда прежде это не имело для него большого значения. Теперь, когда он увидел других уркку, его одолевало любопытство, хотелось узнать о них больше. Он постоянно думал о девочке и не мог выбросить из головы ее залитый золотистым светом образ — как она стояла, улыбаясь, и махала ему с берега речки, а ветерок шевелил ее платье и раздувал волосы. Но у памяти появлялся сладко-горьковатый привкус, когда он вспоминал смятение, которое заставило его отдернуть руку и убежать. И еще он впервые начал подозревать, что не был рожден в лесу и что у него где-то должны быть родители из его собственного племени. Почему они оставили его под Большим Дубом множество сезонов тому назад?

Откуда они пришли? На кого были похожи? Снова и снова мальчик мысленно повторял эти вопросы, гуляя вечерами по лесу или задумчиво валяясь днем под папоротником-орляком. Однажды вечером Тара зашла к нему в кусты поговорить и обнаружила его сидящим в углу и полностью ушедшим в себя. Незамеченная, она тихонько вернулась в логово. Там она принялась раскапывать стену, в которой много сезонов назад скрыла разноцветную шаль. Стены логова были гладкими и твердыми, но ее сильные когти вскоре нащупали полость, куда она положила шаль. Осторожно вынув и встряхнув ее, чтобы отчистить от земли, Тара вновь заделала стенку, а затем отправилась обратно через проход и снова в кусты к Набу. Она подошла к нему и потерлась носом о его шею. Он медленно поднял голову и посмотрел в ее ласковые черные глаза.

— Привет, рад тебя видеть, — сказал он.

— Наб, я тут кое-что принесла. Это тебе, храни у себя.

Она протянула ему большую, ярко раскрашенную шаль. Он принял ее, и, встав, поднял так, что шаль повисла ровно и рисунок на ней стал отчетливо виден. Чем дольше Наб смотрел, тем шире открывались его глаза. Он погладил ее, водя пальцами вверх-вниз по мягкому шелку и бахроме, обрамлявшей шаль со всех сторон.