Всё начинается со лжи (СИ) - Лабрус Елена - Страница 27

— Он? — помогла я ей сесть. — Этот Ренат? Я слышала. По телефону.

— Да, — шмыгая носом, торопливо рассказывала она. — Он его разбил, телефон. Пригласил меня типа поговорить. А сам приехал один. Иначе Камиль бы ему не позволил.

— Что не позволил?

 — Ничего! Вот этого, — всхлипнула она. — А он отослал Камиля по каким-то делам, а сам приехал от Верейского злющий как последняя сука, привязал меня к кровати и… А-а! — вскрикнула она, когда разглядывая кровоподтёк на шее я неосторожно задела куртку.  — Плечо!

— Юль, послушай меня, — я пошла взять из шкафа обезболивающее. Съёжившись в комочек, маленькая, худенькая, она была похожа на потрёпанную птичку со сломанным крылом, воробышка, что чудом выжил в схватке с котом. — Я сейчас поставлю тебе укол, станет немного полегче. Но это так оставлять нельзя. Надо написать заявление об изнасиловании. Пройти освидетельствование.

И я бы соврала, если сказала, что, глядя на неё, мне было не страшно и не боязно за неё, за себя, и вообще всё равно, но мой голос оставался спокойным и уверенным.

— Зря я к вам приехала, — уничижающе глянула она на меня, вытерла слёзы, хотела встать, но снова скривилась от боли. — Вы, наверное, плохо меня слушали?

— Я хорошо тебя слушала. Очень хорошо. Но кем бы ни был этот Ренат, по хрен! Он должен ответить за то, что с тобой сделал. А если ты будешь терпеть, скрывать, молчать и дашь ему то, чего он хочет, он всё равно на этом не остановится. Пока не заберёт всё.

— Эльвира Алексеевна, — покачала она головой. — Он же внук… — и, может мне показалось, но по её губам я прочитала «глава», только аббревиатуру не разобрала. Какого-то комитета? Ведомства? Я ничего в этом всё равно не понимала, чтобы вникать, поэтому не переспросила. — Ему всё равно сойдёт это с рук. Вы ничего не сможете сделать. Но он мне обещал, если я отдам… — договорить она не смогла, губы затряслись, скривились.

  — А я слышала, что он тебе и отсрочку обещал, — смерила я её ледяным взглядом. Набрала в шприц лекарство. Присела и помогла аккуратно освободить плечо.

Резко запахло спиртом от антисептической салфетки.

От укола девушка даже не дёрнулась. А вот от моих слов отчаянно замахала головой: нет! Но, что бы она ни сказала, я точно знала, что делать.

— Послушай меня. Внимательно. Мы можем это прекратить. Прямо сейчас. У меня есть знакомый судмедэксперт. Очень хороший, толковый. Он найдёт нужного следователя. И мы всё сделаем уже сегодня, потому что тянуть нельзя. Возьмём мазки. Сфотографируем. Запишем. Правильно составим протокол, чтобы ни один адвокат не подкопался, — я дала ей время подумать. Она смотрела на меня с ненавистью, но головой уже не качала. И я продолжила. — Но ничего никуда заявлять не будем. Только если понадобится. И ты сможешь выкупить за свои показания видео, которым тебя шантажируют. Да и с акциями отца расставаться не придётся. Но надо решать быстро.

— Прямо сейчас? — сомневаясь, переспросила она.

— Иначе никак. Пока на тебе есть следы его ДНК, прижучить его как не хрен делать. Кем бы он ни был, плевать. Никто не имеет права так с тобой обращаться.

— А ваш судмедэксперт… — вытерла она слёзы. Сразу мне показалось, что на лице синяки, но теперь я видела, что оно просто опухло и испачкано размазанной косметикой.

— Он отличный парень, неболтливый, у них вообще не принято болтать, — полезла я в карман за телефоном. — И он сегодня как раз работает.

Я замерла, глядя на неё, прежде чем нажать на звонок.

Она стиснула зубы, закрыла глаза и… кивнула.

— Не трогайте, не трогайте, пожалуйста! — заверещала Юлька, когда Костя упёрся коленом в кушетку, чтобы вправить вывих.

— Столько татуировок сделала, значит, боль терпеть умеешь, — невозмутимо возразил он. — А здесь недолго. Давай на раз, два… — он моргнул мне, чтобы я была готова. Под резкий вскрик Юльки вставил плечо на место и закончил: — …три! Я же говорил! Недолго.

Костя ободряюще похлопал её по здоровому плечу, пока она стонала.

Я никогда не видела его за работой и невольно залюбовалась. Он словно стал выше ростом и шире в плечах. Собранный. Спокойный. Невозмутимый. Из него бы получился отличный хирург, например. Но ему больше нравилась «анатомичка».

— Хорошо, что не перелом, — подытожил он, как и я, делая вид, что всё в порядке.

— Очень хорошо, — заговаривая зубы, чтобы отвлечь, повела я Юльку за ширму, куда уже поставили медицинскую каталку. — Винтообразные или спиральные переломы очень характерны для жертв изнасилований, когда вырываются так, что руки себе ломают.

— Только больше никому не разрешайте, пожалуйста, ко мне притрагиваться, — трясло девушку мелкой дрожью от боли, страха, потрясения. Хотя держалась она молодцом.

— Осмотр буду проводить я, а судмедэксперт с моих слов только записывать, не волнуйся. И раздевайся полностью. Зафиксировать нужно всё, каждый синяк и отпечаток. На всякий случай.

Следователь, серьёзный мужчина средних лет в мятом костюме, прокуренный и уставший, что приехал вместе с Костей, заполнял бумаги в смежном кабинете. Как говорят судмедэксперты, вёл осмотр «методом бокового стояния», в данном случае даже сидения. Но всё, о чём мы говорили, слышал.

Хотя о чём тут говорить. Я с трудом сдерживала тяжёлые вздохи. И старалась аккуратнее. Юлька, прав был Костя, была на редкость терпеливой, хоть и вздрагивала, и кусала губы, и морщилась на каждое моё прикосновение. Но был предел терпения и у неё, и я старалась закончить быстрее — ей нужна была помощь, а не осмотр. Главное, был образец ДНК — сперма. Остальное уже у хирурга на столе. А что понадобится хирург и шовный материал было видно даже при поверхностном осмотре. Этот сука явно не церемонился и ничего не боялся. Был действительно чертовски зол, судя по синякам на теле, ссадинам на её запястьях и лодыжках, за которые она была привязана, багровому следу на шее — видимо, душил, — и до сих пор кровоточащим разрывам. Развлёкся знатно.

— Всё, моя девочка, — наложив повязку на плечо, накинула я простыню на её истерзанное тело. И махнула медсестре. — Ты молодец, держалась как боец и всё правильно сделала, — имела я в виду подписанные бумаги и написанное её дрожащей рукой заявление. — Сейчас отвезём тебя в хирургию, а потом уже поговорим, когда от наркоза отойдёшь.

— Вы же хотели мне что-то сказать, — измученная, обессиленная, зарёванная, она даже голову не подняла с каталки.

— Потом, потом, всё потом, — пожала я её горячую ладошку. — У палаты поставим охрану, так что ничего не бойся.

— Я не боюсь. Но если вы про беременность, — она тяжело, отрывисто вздохнула, — то это уже неважно. Жених всё равно меня бросил. Никакой свадьбы не будет. Поэтому отец и акции Алескерову сам предложил.

— К сожалению, я не про беременность. Про неё ты сама ему скажи, жениху, — кашлянула я, словно запершило в горле, — когда придёт.

— Он не придёт, — уверенно покачала она головой, отвернулась. Из-под закрытых век снова потекли слёзы. — Больше не придёт. Я ему больше не нужна.

В груди заныло. Я прикусила щёку изнутри. Тяжело вздохнула.  

Не мне бы её утешать. Не мне стоять сейчас рядом. Но жизнь — такая злая насмешница, всё перепутала, перекроила, связала тугими узлами не там, где надо.     

— Пустите ко мне Камиля, — повернулась она.

— Кого? — удивилась я.

— Ну второго, телохранителя, — слабо улыбнулась она на мой вопрос.

— А фамилия того, кого он охраняет, как?

— Алескеров, — вздохнула она, прикусив губу. — Ренат Алескеров.

Увы, мне ни о чём не говорило его имя.  

Я проводила их с медсестрой до стационара на лифте. Из рук в руки Юлию Пашутину у меня принял дежурный хирург. А я устало побрела назад к лифту.

Но день на этом явно не хотел заканчиваться.

Я так и застыла в коридоре, когда спустилась.

Опергруппа, что приехала на «вызов» в количестве пяти человек со следователем и судмедэкспертом, стояла теперь в полном составе у входа. А точнее: держала оборону.