Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения - Страница 102
- Предыдущая
- 102/128
- Следующая
За окнами, не прикрытыми гардинами, медленно плыли в небе две луны: снегопад сдался перед стужей, разогнавшей тучи, обратившей небо черным хрусталем со звездным напылением.
— Ты не обязан ее отпускать. Если тебе так этого не хочется. — Впервые за всю беседу Айрес пропустила в слова вкрадчивые кошачьи нотки. — Пока она зависит от тебя, она не сможет уйти.
— Раз она хочет уйти, пусть уходит. — Герберт вдруг улыбнулся. — Ты права. Я забыл, что делает меня мной. Зато пытался стать тем, кто все равно недостаточно хорош… дурак.
Если б в этот миг он мог себя видеть, он бы заметил: в его улыбке скользнул тот же фирменный яд Тибелей, что он привык наблюдать в лице покойного дяди. Тот же, что когда-то отвращал Еву от них обоих.
Тот же, что мог напугать стороннего наблюдателя до дрожи.
— Спасибо. — Некромант отстранился. Выскользнув из материнских объятий, встал. — Я сделаю то, что должен сделать. Все, что должен сделать.
Айрес смотрела, как расправляются его плечи: знаком, что ее наследник готов вернуться в мир, ждавший за границами ее уютной тюрьмы.
— Если ты спасешь ее, ты ее потеряешь.
— Она мне не нужна, — отворачиваясь, сказал Гербеуэрт тир Рейоль, Избранник Великого Жнеца. В глазах его ледяной бирюзой стыла зима. — Мне никто не нужен.
Две луны за окном безмолвно наблюдали, как открывается и закрывается дверь, ставя точку в его коротком визите.
Айрес Тибель, недавно утратившая право называться Ее Величеством, смотрела вслед племяннику — и на губах бывшей королевы играла улыбка темнее, чем самая темная и студеная ночь.
Глава 21. Silenzio
(*прим.: silenzio — безмолвие, молчание, тишина (муз.)
О том, насколько все плохо, Ева узнала следующим вечером, когда в ее спальню без стука влетел Мирк.
— Что ты ему сделала? — выдохнул он, не дожидаясь, пока резко оборванная мелодия затихнет, запутавшись в бархатных складках кроватного балдахина.
Ева не вылезала из-за инструмента почти весь день. Порой жалея, что не может стереть пальцы в кровь; а даже если б могла, не ощутила бы боли. Даже музыка не сумела до конца отвлечь от воспоминаний о вчерашнем. От мыслей. От сожалений.
От мучительных раздумий о том, о чем сейчас думать точно не стоило.
…«я знаю, как вернуть вас домой»…
Ева в замешательстве опустила смычок, задев им парчовую обивку стула:
— Я не…
— Уэрт сегодня явился во дворец. Велел приготовить все, что нужно для ритуала. Хочет, чтобы Айрес была там, «ведь она заслужила это увидеть». — Его сжатые кулаки обливала кожа тонких перчаток; Мирк даже не скинул плащ, и снег с его сапог сыпался на ковер осколками тающей глазури. — Он призывает Жнеца.
Ева не сразу поняла: этот странный жалобный звук, похожий на стон перетянутой струны, смешавшийся с отголосками Апокалиптики, слетел с ее губ.
…она боялась и ждала вечернего визита. Не Миракла, конечно. Боялась заглянуть Герберту в глаза и увидеть там то же, что стыло в них перед их прощанием. Боялась, что не сумеет сказать «прости». Боялась, что снова сорвется и вместо «прости» скажет нечто совсем иное, потому что в глубине души еще злилась — за ревность, за несправедливость обвинений, за то, что даже не подумал протянуть руку ей, упавшей, корчащейся на полу.
В один миг все это стало до глупости, до слез неважным.
— Я знаю, это ты. Только ты смогла отговорить его. Только ты могла толкнуть его обратно.
— Я… не хотела, — прошептала Ева. Не желая оправдываться, просто сейчас это было единственным, что она могла сказать.
— Верю. — В голосе Мирка скользнуло то, что никогда раньше не проявлялось в нем под этой крышей — холодная властность короля Керфи. — Тем не менее я очень хочу знать, почему за один вечер мой брат снова превратился в того заносчивого засранца, с которым я имел несчастье видеться последние шесть лет.
Будь ответ не таким болезненным, Ева бы даже подчинилась. Такому Мирку сложно было не подчиниться. Но она просто сидела, глядя в его лицо, расплывавшееся в полумраке невнятным светлым пятном.
Странно. Она ведь даже не плакала.
— Твоя мама… Мирана сможет отправить меня к нему? Сейчас?
Собственный вопрос даже она расслышала с трудом.
К счастью, Мирк все понял и так. К еще большему счастью — вместо пыток новыми расспросами просто отвернулся к двери.
— Я узнаю.
Вместо всех иных возможных слов прозвучал лишь стук, с каким дерево соприкоснулось с деревом, оставляя Еву в одиночестве.
— Если ты волнуешься, что утратишь память об этом мире, — сказал Мэт, нарушив тишину, впервые за день воцарившуюся в сознании, — можешь не волноваться.
— Сейчас это последнее, что меня интересует, спасибо.
— Вот с магией там паршиво, сама понимаешь. Но память останется при тебе. Можешь утешить малыша тем, что до конца жизни будешь плакать в подушку, вспоминая его прекрасное личико.
— Тебе-то откуда знать?
— Я демон или кто?
Ева смотрела на дверь: не видя ничего, кроме лица Герберта, с каким он говорил, что отказывается от призыва. Насмешливого. Человечного. Это было всего лишь этажом ниже, всего несколько дней назад.
Как мог один вечер, один час, один разговор перечеркнуть все, к чему они шли так долго?..
Госпожа полковник вошла в комнату, как на плац, даже в домашних туфлях чеканя каждый шаг.
— Мирк мне сказал, — кратко отрапортовала Мирана. Жестом — коротким движением двух пальцев, словно приглашая на бой — велела Еве приблизиться. — Полагаю, Эльен угостит меня фейром, пока вы с Уэртом беседуете по душам.
Ева не стала говорить почти-свекрови, что той не стоит утруждаться. Не стала даже зачехлять Дерозе. Просто отложила виолончель на кровать и как была шагнула к двери: не побежав лишь потому, что Мирана Тибель на ее глазах не бегала никогда.
— Если вы с Уэртом уладите этот вопрос, к слову, я буду благодарна, — заметила госпожа полковник, пока они спускались на первый этаж. — Организовывать подобное мероприятие — та еще морока. Об одной охране риджийцев придется знатно поломать голову.
— Я постараюсь, — пообещала Ева глухо, пока деревянная лесенка скрипом аккомпанировала их шагам.
— Они ведь должны наблюдать за всем из первых рядов, — продолжила Мирана, на ходу застегивая плащ. — Ритуал проходит на площади Одиннадцати богов. Там же каждый год устраивают традиционное празднество в честь нового года. Король следит за всем с балкона Храма Жнеца, другие почетные гости довольствуются помостом на площади.
Ева не знала, зачем ей это рассказывают. Лишь когда они вышли в раннюю зимнюю ночь, встретившую их искристой стужей, поняла: госпожа полковник всеми силами пытается отвлечь и развлечь почти-невестку. А, может, не прочь отвлечься сама.
Она не могла не печалиться о возможной судьбе мальчика, бывшего братом ее сыну. Как и о возможной судьбе сына, если тот потеряет брата — снова.
Перемещения Ева почти не заметила. Прикосновения Мираны, обхватившей ее холодное запястье мозолистыми пальцами, тоже. Неприятные ощущения в теле, сопровождавшие короткий полет сквозь скрученное пространство, просто растаяли в тех, что терзали душу.
— Хотя жаловаться дроу будет не на что. Помост выстроен перед самой трибуной, — как ни в чем не бывало продолжила госпожа полковник, стоило ночи вновь утвердить вокруг незыблемую тьму вместо зыбкой круговерти красок и форм. — Но там будет уйма народа. Даже если их потянет к риджийцам праздное любопытство, а не враждебность, это сулит… проблемы. Сможешь открыть или придется стучать?
Ева посмотрела на ворота замка Рейолей.
Нет, она не будет плакать. Не до того сейчас.
— Тебя ждут, — услужливо подсказал Мэт.
— Едва ли, — пробормотала она.
— А ты проверь.
Калитку Ева потянула неуверенно, но та и в самом деле поддалась. С другой стороны, чары защищали замок и его обитателей куда надежнее засова.
Только вот бдительный Эльен, как и его хозяин, ни за что бы не оставили его поднятым случайно.
- Предыдущая
- 102/128
- Следующая