Как я увела жениха с чужой свадьбы (СИ) - Волкова Дарья - Страница 16

А мне надо как-то жить одной. Так мне твердили хором Феня, Ганя, тетя Надя, Фенина мать и дядя Витя, Фенин отец. И деньги, в общем-то, кончались.

Про университет я даже не думала. Та, веселая студенческая жизнь — она для другой девочки — беспечной, счастливой, с мамой. А я, осиротев, повзрослела. На последние деньги окончила курсы и — вуаля! Перед вами я, вполне успешный, с хорошей репутацией мастер индустрии красоты.

Старина Джек опустел. Или это старина Джонни — я их вечно путаю. Зато я была полна — виски, скорби и воспоминаний. И именно в этот момент позвонили в дверь. Я вздрогнула. Даю честное слово — я испугалась! Я решила, что это Виолетта вернулась. Одна или с мамой своей. А я тут такая, вся слезах и соплях. Я зажалась в угол дивана, прижала к груди пустую бутылку и слушала, как тренькает дверной звонок. А потом он стих. И в наступившей тишине я услышала, как в замке повернулся ключ.

— Зая, ты спишь?

Вот уж чего мы с Джеком — или Джонни — совершенно не ожидали…

И вот уже тот, кого не ждали, стоит на пороге гостиной и созерцает представшее его очам.

— Вон оно как… — задумчиво протянул Ярослав. — Кот из дому — мыши в пляс. А я-то думаю — вернусь пораньше, порадую заю. По какому случаю праздник? — он кивнул на пустую бутылку у меня в руках.

— Годовщина падения Трои, — икнула я.

— Это повод, — после некоторого размышления согласился Ярослав. — Стриптизера в траурных черных плавках приглашала?

— Ты обещал стриптизёра! — капризно надула губы я.

— Обещал, — согласился Ярослав, устраиваясь с другого конца дивана. — Но черные плавки забыл, каюсь.

На этом диалог застопорился. Чтобы его оживить, я поднесла к губам бутылку и допила остатки.

— Сильна, — цокнул языком Ярослав. — Так тебя беспокоит судьба Трои?

Я икнула. Мы с Джеком и Джонни икнули втроем. А потом я взяла — и выпалила:

— Виолетта приходила.

Огарев сразу выпрямился, подобрался весь, как тигр перед прыжком.

— Зачем?

— Вещи забрать.

— Какие?

— Те самые! — фыркнула я. — Которые мне малы.

Огарев смерил меня изучающим взглядом. Словно мерку снимал.

— И? Ты по этому поводу так надралась?

— Я не надралась!

— Что тебе сказала Виолетта?

Я была не в том состоянии, чтобы спорить. Скажем честно — я была вообще в никаком состоянии. И поэтому… поэтому…

Если ж cтоль сильно желание слышать о наших страданьях,

Слышать о страшном последнем часе разрушенной Трои, —

Сколь ни тяжко душе вспоминать о бедах cтоль великих,

Я повинуюсь.

И тут снова взметнулись брови — в отличие от Виолеткиных — натуральные, широкие, темные и красивые.

— Твою мать… — тихо и обреченно прошептал Ярослав. — Опять стихи…

Но меня было уже не остановить.

Нет, ни Вергилия, ни Гомера я наизусть не стала шпарить. Ибо не знала столько, так, отрывки какие-то невесть откуда всплыли в памяти. А вот историю своего рождения и дальнейшей жизни изложила. Во всех красках и деталях.

Под конец я совсем расклеилась. Джек и Джонни меня покинули, и я сидела и шмыгала носом. Огарев молчал.

— Ты не пожалеешь меня? — я зачем-то решила пойти в наступление.

— Нет. Не умею. Но обнять — могу.

И гостеприимно распахнул свои длинные руки.

Я в них оказалась спустя секунду. Там было мне сейчас самое место.

Под моей щекой мерно стучало сердце под серой рубашкой. На спине лежала широкая горячая ладонь. Нос щекотал запах теплого чистого тела и немного парфюма. Так пахнет дом — подумалось мне. И эта мысль была тревожащей. Мой дом — он же в другом месте.

— Ярослав, — я пыталась говорить уверенно. Ну по крайней мере внятно. — Наверное, мне уже пора возвращаться к себе. Уже месяц прошел. Кажется.

— Домой? — хмыкнули мне в макушку. — Ты уверена?

Я закивала, елозя щекой по гладкой ткани рубашки. Как же мне это нравится…

— Ты после разговора с Виолеттой — просто разговора, — палец Ярослава постучал мне по темечку, — вообще никакая. Куда тебе домой, они ж тебя раскатают как ДС-143.

— Это что?

— Это асфальтоукладочный каток.

Против асфальтоукладочного катка мне было возразить нечего. И я решила продолжить сопеть в гладкую вкусно пахнувшую рубашку. И не говори потом, Ярослав, что я тебе не предлагала!

Тяжелая огаревская ладонь переместилась мне на голову.

— Слушай, какая-то ты неправильная красная женщина, — ладонь огладила голову, добралась до затылка и легла не шею. Стало совсем хорошо. — Где там твоя огненная магия?

Нечего мне на это было ответить. Нечего.

— Да и вообще, — рука Ярослав сползла ниже, на плечо. — Зима близко, а ты мне свитер не связала. Вот как свитер довяжешь, так и отпущу.

- Как в какой-то сказке, — пробормотала я. На меня вдруг навалилась сонливость. И сердце так убаюкивающе стучало мне прямо в ухо.

— Ты вяжи давай.

Это были последние слова, которые я услышала, перед тем как уснула.

— А я распускать буду, — тихо добавил Ярослав. Но это я уже не услышала.

Следующий день наглядно продемонстрировал действие закона парных случаев. Ибо я снова преподнесла Ярославу в одном лице сюрприз и проблему имени себя любимой и своего самочувствия. То есть — я заболела.

И — нет, не с похмелья. У меня вообще с этим проблемы бывают редко. Хотя, если учесть начало нашего с Ярославом знакомства… Впрочем, он тогда не знал, что у меня накануне был загул, и тем вечером с бутылкой увидел меня впервые. А на следующий день…

А на следующий день я свалилась с простудой. Утреннюю головную боль приписала старикам Джеку и Джонни, умылась, выпила чашку кофе — завтрак не полез, и пошла нести в мир красоту. К обеду мне стало уже конкретно нехорошо, но я накатила порошка и жизнь вроде немного наладилась. Но ненадолго. Последних двух клиентов пришлось отменить.

Как я преодолела то небольшое расстояние, что отделяло торговый центр от «Березовой рощи», я не помнила. Меня бил озноб и голова от температуры одновременно раскалывалась и кружилась.

Дома я содрала с себя все, кроме трусов, закуталась в одеяло и собралась умирать. Херово было прямо очень. На белом потолке включили какое-то затейливое кино со светильником в главной роли. Тени от проезжавших машин и колыхающегося от сквозняка тюля превращались на потолке в коней, свиней и самолеты. Там было так много всего, а я одна…

Сквозь вязкость жара я услышала, как стукнула дверь. Как что-то спросил Ярослав, но ответить ему не могла — во рту пересохло. Я сбила с себя одеяло и потребовала пить. Пить мне Ярослав принес. Но это было только начало его испытаний. Даже, наверное — мучений.

Первым, что я увидала утром, когда открыла глаза — был Ярослав. Он спал на полу в метре от кровати, подмяв под голову подушку и укрывшись махровой простыней.

Расклад, прямо скажем, неожиданный.

Я села на кровати. Поймала одеяло, прижала к груди. Из одежды на мне по-прежнему были одни трусы. Состояние… Состояние — ну не в пример лучше, чем вчера. Немного першило горло, слегка кружилась голова, но и только. Я некоторое время созерцала спящего на полу Ярослава, пытаясь разгадать эту загадку. А потом на меня снизошло озарение. И я зажала себе рот рукой. Нет, пожалуйста, нет, только не это!

Именно в этот момент Ярослав проснулся.

Поворочался, потом сел, поморщился. И хмуро на меня уставился. А я же смотрела на него просто с ужасом. Если я опять, как в последний раз с Яриком…

Ой, пристрелите меня сейчас же. Из милосердия! Как мне теперь Огареву в глаза смотреть?!

Вы думаете, что я преувеличиваю? Так вы ж ничего не знаете!

Я тоже не знаю, но догадываюсь. С чего Ярослав на меня так мрачно смотрит. А потом вдруг проблеск памяти, всего краткий, но его хватило, чтобы меня накрыло острое желание забиться под одеяло и там стонать от стыда.

Собственно, это я и сделала. Скрутилась в комок, в попытках сделать вид, что меня тут нет.