Много снов назад (СИ) - "Paper Doll" - Страница 45

На глазах девушки блестели бусины слез, появившееся в этот раз из радости, чего ей уже продолжительное время не приходилось испытывать. Это было непривычное, но довольно-таки приятное чувство, справиться с которым не представляло большой сложности.

— Я горжусь тобой, — прошептал отец, и эти слова не были вымученными или фальшивыми. Честности в них было больше, чем в бесконечных пререканиях, к которым Рози привыкла ещё с детства.

Это был лишь короткий миг, который девушка сохранила при себе, как единственное светлое воспоминание об отце. Рози не тешила себя иллюзиями о том, что подобное сможет повториться хоть однажды, ведь это было бы крайне глупо с её стороны. И всё же этой малости оказалось достаточно.

Дуглас надеялся, что им удастся закрыть дело прежде, чем оно дойдет до суда. Изобличить обман девушек, договориться с ними замять все без последствий не только для Гудвина, но и для них самих, выяснить, кто за этим стоял. Но случай был куда более сложный, чем могло показаться сперва. Допрос предполагаемых жертв не принес желаемого результата. Каждая была под покровительством собственного адвоката, и Клайв не сумел как следует вырулить ситуацию. Блефовал неуверенно, будто сперва его самого кто-то должен был заверить в правдивости его же слов, поэтому даже помощь Дугласа, не помогла справиться с авантюрой. Клайв не был настойчив, а потому был совершенно не убедителен. Наблюдая за его работой, Дуглас всякий раз удивлялся, как у него всё ещё были клиенты?

Он не мог вмешаться, иначе это было бы грубым нарушением. Можно было смухлевать, но его лицо было слишком известным в узких адвокатских кругах, а потому риск быть изобличенным был слишком велик. Дуглас и без того перенял на себя большую часть работы. Клайву оставалось-то всего исполнять подробные установки, в чем тот был, откровенно говоря, ужасно плох.

Дуглас полагал, что они справятся со всем до начала экзаменов, но ничего не вышло. Гудвин получил повестку в суд. Слушание было назначено на десятые числа января, и, казалось, времени для подготовки у них ещё было сполна, но на самом деле это были из ряда вон плохие новости.

Гудвина временно отстранили от работы. Его место занял другой. Профессор Мэдден обосновался в новом кабинете основательно, будто намеревался задержаться там дольше, чем на месяц. Без лишних стеснений перенес туда весь свой хлам — сменил фото, грамоты, оставил несколько своих растений, что сильно огорчило Гудвина, который вернулся однажды в свой кабинет, чтобы забрать одну забывшуюся вещь, но оказался будто бы в совершенно чуждом для него месте.

Отчасти Дуглас сочувствовал ему, с каждым разом всё больше убеждаясь в его невиновности. Сведения сговорившихся между собой девчонок ещё ничего не доказывали. И он старался быть внимательнее к ним, только то и дело, что мониторил, не изменились ли их оценки резко к лучшему после произошедшего или даже прежде, но многие преподаватели решили то ли из жалости, то ли из опасения оказаться на месте Гудвина, повышали им оценки, а потому обвинить в замешательстве хоть одного из них не представлялось случая. К тому же в последние дни Дуглас был занят подготовкой к экзаменам, что волновали его не меньше, чем студентов. И совмещать два дела одновременно, хоть и не было такой уж большой заботой для него, но отчего-то Дугласу казалось, что он ни с чем не мог справиться.

Прошло уже два месяца с начала его работы, и он почти влился в новый неспешный ритм, который всё ещё был непривычен. Обычно, Дуглас не успевал замечать перемены. Те никогда не отображались на нем, поскольку вскруживали голову быстротечностью смены событий. После долгих годов жизни под родительским кровом, он был рад вырваться из оковов родного городка и оказаться в Филадельфии, где жизнь была более разнообразной и полной, чем та, что ему приходилось проживать прежде. Затем переезд в Вашингтон. Новая работа, встреча с Никки, женитьба — вереница событий, утопающих в скоротечности бытия, которой у мужчины не было времени замечать, пока всё не рухнуло в одночасье.

Сделать шаг назад оказалось сложнее, чем Дулгас думал. Если бы это не было крайностью, он бы к ней ни за что не прибегнул, потому что это был своего рода регресс. Время замедлилось, а вместе с ним и ход жизни. И лишь последние события немного разбавляли скучный серый тон. Кроме того скучать не позволяла Рози.

Девушка несколько раз появлялась у него дома. Предложила однажды свою помощь в составлении вопросов для экзамена, вмиг превратив скучную обязанность в веселое развлечение. Она была совершенно безнадежна в знание законов, а потому его всякий раз веселили предполагаемые ответы, которые Рози предлагала на тот или иной вопрос. В напускной безмятежности было что-то отвлекающее. На время ему действительно удавалось забыть о том, чью фамилию носила девушка, а потому находил это забвение даже приятным.

И, невзирая на это, встречи их становились всё страннее и страннее. Рози будто стала улыбаться чаще, сверкая рядом ровных зубов, звонко смеяться, заражая своим смехом и его, небрежно прикасаться невзначай и быть всё время ближе. Или, по крайней мере, Дугласу так начало казаться, потому что ни в едином слове девушки или даже тоне голоса не было и малейшего намека, которые он всё чаще находил в движениях. Она словно нарочно путала его в знаках, которые мужчина не мог интерпретировать иначе, как условные сигналы, которым он нарочно не внимал.

Чем больше они проводили времени вместе, тем большим было напряжение, накапливающееся между ними электрическим током. Рози и сама ощущала, как воздействие Дугласа на её мысли было всё более пагубным. Благо тому, что её уже приняли в Гарвард. И хоть над головой дамокловым мечом нависла угроза обнуления каждого письма из-за прецедента, связанного с отцом, она забывала и об этом, едва оказывалась в квартире по соседству или хотя бы за одним столом с Дугласом в «Ужине с Барни».

Рози ещё ни разу ни с кем не целовалась. Говорить о чем-то большем вовсе не было смысла. Она вовсе не была пуританкой, хранившей целомудрие до свадьбы. Ей и в семье подобного примера никогда не подавали, не говоря уже об остальном окружении. Просто девушка полагала, что если уж и целоваться, то с кем-то, кто, по меньшей мере, не был бы отвратителен ей, а кроме Реджи такого парня ей ещё не приходилось встречать. На выпускной бал её уже успело пригласить трое и, каждому она отказала. Рози звали на свидания напрямую или даже через нелепые записки, передаваемые во время уроков или подброшенные в шкафчик, и всё же всё это было не то. Ни один парень ещё не вызывал в ней не то, чтобы симпатии, но и малейшего человеческого интереса. Девушка считала себя куда лучше любого сверстника, будь он недалекоглядным футболистом, ветреным музыкантом или неуверенным в себе ботаном.

Она ходила на свидание лишь однажды. Это был один из сокурсников Киллиана, который заметив Рози однажды, выпросил у брата её номер телефона и день за днем донимал глупыми сообщениями. Сперва она даже не подозревала о том, кем он был — загадочный аноним, сумевший привлечь внимание своей неузнаваемостью. Рози была холодна в общении с ним, но в то же время переписки занимали её интерес или отнимали с каждым днем всё больше времени. Она узнавала о парне всё больше, пока спустя три месяца беспрерывного общения он не пригласил её на свидание.

Они пришли в небольшую закусочную, под завязку забитую людьми, где парень умудрился зарезервировать столик, чего ранее там никогда не делали. Был холодный февраль, но внутри оказалось достаточно жарко, чтобы Рози почувствовала себя не комфортно. Когда они расположились за столиком и начали непринужденную беседу, девушка едва смогла расслышать хоть слово, а потому нелепо переспрашивала по нескольку раз, пока терпению не пришел конец, и она поднялась с места и поспешила уйти. Парень быстро догнал её, только чтобы проводить домой. По дороге ещё пытался разговорить, но попытки эти были тщетны. А когда он стал говорить о себе, к тому же вторя переписке, она вовсе в нем разочаровалась.