Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович - Страница 13

«Вот так хрен! — молниеносно отметил я. — Какой-то генерал лично хочет видеть. А я-то думал, что по ступенькам пойду».

Я переступил порог огромного генеральского кабинета, который даже описывать не надо, они все одинаковые: стены обшиты дубовыми панелями, стол буквой «Т» и неизменная ярко-зеленая скатерть. Правда, в углу стоял столик и масса всяких телефонов: красных, белых, черных, синих.

«Куда идти дальше? Или так и стоять у порога? Как тут у них принято? Вот о чем надо бы узнать у Ивана Дмитриевича. Хотя откуда ему знать, его в такие кабинеты и близко не подпускают!» — со вспыхнувшей вдруг злостью подумал я.

Генерал был в штатском костюме, с полысевшей головой и показался мне маленьким, утонувшим за огромным столом. Я не смог его разглядеть — слишком далеко от порога сидел этот «пурин». Он что-то писал, потом кинул ручку в бронзовый стакан и поднял голову.

— Чего стал у порога, как сирота? Иди поближе, будем знакомиться, — как-то запросто, по-свойски, произнес он, показывая своим тоном, что нет тут никакого генерала, а есть такой же, как и я, товарищ, только старший.

— Здравствуйте, товарищ генерал! — тихо, совсем по-штатски поздоровался я и неуверенно пошел вперед, затрудняясь решить, с какой стороны стола следует мне подойти к генералу. Но он просто ликвидировал эту проблему, встал и пошел мне навстречу. Да, генерал был малопредставительным и низкорослым. На середине кабинета мы встретились, он крепко пожал мне руку. Я подумал, что у чекистов заведено обмениваться крепкими рукопожатиями, чтобы о тебе не подумали, что ты хиляк и квашня.

Он улыбнулся, показав завидные зубы. Теперь я его разглядел: курносый, лет пятидесяти, уши — оттопыренные (говорят, это признак музыкальности, обычно у людей с идеальным музыкальным слухом такие уши), губы тонкие, волевой подбородок, глаза черные, как угли. Когда он смотрел на меня, как-то становилось не по себе.

— Меня зовут Лев Алексеевич, а тебя я знаю — Толя. — Он произнес это баритоном и повел меня к одиноко стоящему креслу, в котором я сразу утонул. — Удобно? — спросил он, и в глазах мелькнули веселые искорки. Генерал стоял в метре от меня.

Было страшно неудобно, я не любил кресел, в которых ты заваливаешься и еще спинка подпирает тебе голову.

— Очень неудобно! — признался я откровенно.

— Ну, вылезай оттуда, — засмеялся хозяин кабинета. — Я здесь проверяю людей на искренность. Посадишь в кресло, сидеть в нем неудобно, хотя оно и мягкое. Спросишь гостя, и он начинает заверять, что ему очень удобно. А если гость еще с животиком, то через полчаса такого сидения он, бедняга, подняться не может, — снова засмеялся генерал каким-то утробным смехом. — Мне нравится, что ты искренний. Почитал я о тебе бумаги, фотографию посмотрел, думаю, пора и познакомиться. Как говорится: «Лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать!» Садись сюда, поближе к столу.

В дверях появился канцелярский чекист с подносом, на котором стояли два стакана чая в подстаканниках, лежали конфеты, сушки. Он поставил поднос на край стола и исчез: такая уж у него была «тяжелая» служба.

Мы пили неторопливо чай, грызли сушки, как два старых приятеля, и генерал задавал мне самые разнообразные вопросы: от рождения и родственников до сигарет и водки. Я отвечал, а потом, когда мы покончили с чаем, он вдруг спросил:

— С женщинами у тебя как? Любишь это Евино потомство?

На что он намекает? Я не был монахом, женщин любил, но никогда не связывался со студентками, наверное, потому, что просто не попадалась мне такая, чтобы нравилась. А других? Откуда знать генералу про других? Может, прознали про Августу? Чепуха! Все это я молниеносно прокрутил в голове и решил прикинуться скромником. Пожал плечами и поглядел в глаза генералу своим невинным взором.

— С женщинами сходишься быстро? — уточнил он. — Если захочешь, быстро можешь познакомиться? Есть какие-нибудь стандартные приемы?

— Никогда не задумывался над приемами, — ответил я с легкостью, поняв, что это не праздный вопрос. — Экспромт — надежный прием! Если надо, познакомлюсь.

— Хорошо! — удовлетворенно произнес генерал. — Ради дела смог бы изменить жене?

— Ради нашего дела — это уже не измена! — ответил я с пафосом, понимая, что именно такого ответа от меня ждал генерал.

— Да! Ради нашего дела не пощажу ни мать, ни отца, ни девицу, ни молодца! — вдруг высокопарной рифмой откликнулся Лев Алексеевич. С этого момента он начал прививать мне патриотические идеи, разбавляя свой стиль лозунговой лексикой: «Служи Родине, и она тебя не забудет!», «Родина-мать не прощает измены!», «Слава Отечества в твоих руках!», «Верный сын Родины — чекист», «Их имена украшают щит Родины!», «В Отечественной войне были герои — шли грудью на амбразуру; там, за кордоном, твоя амбразура — закрой ее!», «Велика Россия, но отступать тебе некуда!».

«Александр Бек, — подумал я, — „Волоколамское шоссе“, кажется, слова комиссара Клочкова: „Велика Россия, а отступать некуда!“». Я не успел закончить свой литературный анализ генеральских лозунгов, как он прервал мои размышления.

— Родина-мать зовет тебя на подвиг! — все еще выдерживал высокопарный слог хозяин кабинета. — Что посеешь, то и пожнешь!

«Ну это уже ни в какие ворота не влезает», — подивился я мысленно неиссякаемости патриотического красноречия генерала. Тут сатана меня попутал, и я невинно спросил:

— Товарищ генерал, вы были во вражеском лагере? За кордоном?

На моем лице читалось такое живое любопытство и восхищение предполагаемым героизмом Льва Алексеевича, что он напыжился и изрек:

— Да, я там был, я был на переднем крае войны с империализмом, — и вдруг замолк, задумался.

«Опять понесет лозунги», — с тоской подумал я, приготовившись глотать с радостью эти лозунги и есть глазами начальство. Я сейчас аудитория для дубового лектора, и от моего восприятия воспитательной лекции зависит — быть мне разведчиком или нет.

— Да, я там был, в самом логове, — повторил он. — Я был резидентом! — как-то таинственно понизил он голос до шепота.

«Вот это да!» — искренне восхитился я генералом, чуть не простив ему лозунговую чесотку.

— У меня была целая агентурная сеть, которая преданно служила коммунизму.

— А какая у вас была крыша? — наивно, как идиот, спросил я.

— Какая крыша? У меня был дипломатический паспорт, советник-посланник с дипломатическим иммунитетом! — напыжился он.

Я судорожно сглотнул и все же проглотил свое невежество и глупое любопытство. Черт меня дернул! Но генерал ничего не заметил: он, словно тетерев на току, ничего не видел и не слышал и пел свою любовную песню, зазывая подругу в чащу леса.

— У меня были стоящие ребята, они проникли в святая святых империализма, их информации не было цены. Электронный мозг ВМС. Всего один провал. Инженер, сеньор лейтенант с подлодки «Галактика». Он предпочел смерть, но никого не выдал. «Сам погибай, а товарищей спасай!» — заключил генерал.

«Это из Суворова. Если он сейчас еще скажет: „После бани продай кальсоны, а чарку выпей“, я упаду со стула».

Но генерал быстро оседлал другую тему — преданности и верности.

— Если ты случайно окажешься в ситуации, когда можешь попасть в руки врагов, готов ли ты уйти из жизни и унести с собой все наши тайны? Сдашься живым на милость врага, они из тебя все жилы вытянут, по кусочку будут отрезать, пока ты не назовешь явки, пароли, имена. И обречешь на гибель других людей. Ты готов умереть за Родину?

«Ну и ну, ай да генерал! — подумал я с неприязнью. — Сам-то был за кордоном под крышей синего паспорта. Уж тебя, товарищ генерал, ни пытать, ни резать не будут, и яд глотать тебе не надо. В течение суток собрал все добро, которое нажил за кордоном, в чемоданы, кофры, мешки и пошел к самолету, даже не попрощавшись со своими врагами, которые тебя выследили и сейчас по другую сторону таможенного барьера скрипят зубами, что ты ускользнул от них. А сам ты, генерал, готов погибать, а товарищей выручать? Нет, ты не будешь принимать цианистый калий. Кишка тонка, товарищ специалист по лозунгам!» Может быть, я был несправедлив к Льву Алексеевичу, но я обозлился за его лозунги и никак не мог выйти из этого состояния. Меня спасало лишь то, что генерал этого не замечал, занятый рисовкой своего портрета. Поэтому я в стиле генеральского лозунга ответил: