1918: Весна Империи (СИ) - Марков-Бабкин Владимир - Страница 35

— Да простит меня Ваше Величество за дерзновенную прямоту, но к потенциально проигравшим я бы отнес и Италию. Да, эта держава значительно расширила свои рубежи и даже пафосно заявляет о своих претензиях на наследство Древнего Рима, но, фактически, Италия ухватила слишком много и просто не в состоянии сама это удержать. Ирония геополитики — Италия объявила себя Римской империей, но заплатила за этот статус фактической утратой своего суверенитета и мировой субъектности, превратившись в послушного сателлита России.

Мы дошли до уютной беседки, где стоял столик с фруктами и напитками.

— Присаживайтесь, принц. Угощайтесь. Прогулки на свежем воздухе всем хороши, однако есть риск перегреться на солнышке, и даже получить солнечный удар в процессе беседы.

Макс Баденский намек понял и не стал дальше развивать итальянскую тему. Мы присели в плетеные кресла, и я позволил себе собственноручно налить гостю сок в его стакан.

— Благодарю вас, Ваше Величество. Это честь для меня.

Киваю.

— Продолжайте, принц. Я вас внимательно слушаю.

— Благодарю вас, Ваше Величество! Не так давно Османскую империю называли «Больным человеком Европы», наряду с «Больным человеком Азии» — Китаем, подразумевая что эти огромные империи находятся в стадии распада и глубокого кризиса своей государственности. Великая война не только подтвердила эту оценку в отношении Османской империи, но явственно проявила другой геополитический феномен — образование нового «Больного человека Европы» — Австро-Венгрии, а также появление на глобальной сцене «Больного человека планеты». Я именно этим выражением оценил бы сейчас положение Британской империи. И если с Австро-Венгрией все более-менее очевидно, то на положении Британии я бы хотел остановиться особо. Целый ряд геополитических ошибок выбросил Лондон на обочину мировой политики. Времена «Блестящей изоляции» давно канули в Лету, их влияние на события в Европе и мире стремительно падает, империю сотрясают кризис за кризисом — волнения и мятежи, забастовки, освободительные движения в колониях, чехарда в правительстве, молодой неопытный монарх. Все это элементы глубокого системного кризиса этой державы. Британский лев одряхлел, а битвы Великой войны отняли последние его силы. Лев понимает, что его уже никто не боится, но пытается делать потуги, изображая свою давно минувшую грозность. Но, как мы видим на примере объявленного вам ультиматума все эти потуги выглядят жалко и нелепо.

Я усмехнулся.

— Благодарю вас, принц, за столь образные сравнения. У вас яркое и живое воображение.

Он в ответ отсалютовал мне стаканом с соком и кивнул:

— Благодарю, Ваше Величество, за столь лестную оценку моих качеств.

— Что ж, принц, если продолжить ваш образный ряд, то кто тогда будет Германия?

Но Макс не купился на провокацию и покачал головой:

— Да простит меня, Ваше Величество, но здесь речь не только и не столько о Германии. Как я уже говорил ранее, Великая война выявила трех фактических победителей — Россию, Рейх и Америку.

Вяло интересуюсь:

— Почему вы считаете Рейх победителем в войне, позвольте полюбопытствовать? Ведь, формально и фактически, Рейх был вынужден уйти со всех оккупированных территорий в Европе, пришлось соглашаться на огромные «добровольные взносы» в Международный банк восстановления и развития, даже куски Эльзаса и Лотарингии пришлось французам передать, хотя именно немецкие войска были в Париже, а не французские в Берлине. Вряд ли пара второсортных колоний в Африке стоили нескольких лет войны и стольких жертв. Ваши виды на Ближний Восток с разгромом Османской империи фактически потеряны, Циндао Япония похоже отдавать не собирается, Австро-Венгрия потеряла огромные территории и трещит по швам. И на этом фоне вы говорите о победе Германии. Мне просто интересно ваше видение этого момента.

Но рейхсканцлера смутить было совсем не просто и было видно, что у него в голове есть ясная картина происходящего. Во всяком случае, главой правительства государства, которое только что потерпело пусть не сокрушительное, но весьма тяжелое поражение, он никак не выглядел.

— Я охотно поясню нашу позицию.

— Прошу простить, принц, но, прежде всего, чью это «нашу»? От чьего имени вы говорите сейчас?

Максимилиан Баденский склонил голову, признавая законность моего вопроса.

— Как наверняка известно Вашему Императорскому Величеству, политические элиты Рейха неоднородны. Засилье стариков-милитаристов завело Германию в тот тупик, который и привел нас к вступлению в Великую войну в той конфигурации, которая едва не привела нас к военной катастрофе и реальному поражению в войне. Ослепленные упрямцы с генеральскими погонами упорно вели Германию к разгрому уже в этом году. Для всех мыслящих людей в Рейхе это было очевидно.

Качаю головой.

— Что-то мне не показалось, что это было так уж очевидно для всех мыслящих людей в Германии перед войной или в ее начале. Наоборот, большинство элит были просто опьянены упоением от предстоящей легкой победы.

Макс неохотно согласился.

— Да, в начале так и было. Планы Мольтке и Шлиффена казались практически идеальными, и мы и вправду верили в то, что сможем разгромить Францию еще до того, как Россия закончит мобилизацию своей армии.

— Но, тут что-то пошло не так.

— Да, что-то пошло не так. Ряд стратегических ошибок и неверная оценка ситуации в России сначала затянули войну на два с половиной года, а затем оказалось, что что Россия, которая должна была, как нам представлялось, вот-вот пасть под ударами внутренней смуты, не только не вышла из войны, но и наоборот, резко укрепилась. Позднее у многих была надежда на то, что погруженная в анархию и гражданскую войну Франция выйдет из войны, но и тут наши расчеты не оправдались. А когда стало понятно, что Франция официально из войны не выйдет и не потребует от Антанты вывести свои войска, даже если будем наступать вплоть до Атлантики, а все наши игры с якобы независимыми Бургундиями и прочими лишь осложняют дело, то всем стало ясно, что пора заканчивать эту бессмысленную войну. Тем более что Германия достигла всех целей, которые фактически ставила перед собой, вступая в нее.

— Вот как? Объяснитесь, принц.

— С удовольствием, Ваше Величество!

— Но, прежде, я все же хотел бы услышать, кто такие «мы» и кого вы представляете.

Конечно, такой нехитрой уловкой раскачать такого опытного болтуна-политика, и сбить его с толку, было малореально, но я вел свою линию, стараясь удержать инициативу за столом переговоров. В конце концов, он приехал ко мне, а не я к нему. А то, что он прибыл с фактической поддержкой на фоне ультиматума Британии, отнюдь не ставило меня в зависимое положение, как человека, который вынужден искать чьей-то дружбы и расположения. И я старался это сразу продемонстрировать.

А рейхсканцлер вынужден был с этим мириться, и с готовностью кивать:

— Понимаю. Скажем так, я представляю влиятельную группу либералов и прогрессистов, за которыми стоят германские промышленные и финансовые круги. Старая военная партия привела Рейх на грань военной катастрофы, за которой неизбежно последовал бы экономический кризис, репарации и прочий разгром. Естественно, деловым кругам Германии это не могло понравиться. Чем и преминул воспользоваться наш благословенный кайзер, вернув себе законную власть и взяв под арест генералов-узурпаторов.

— Кстати, а как там Гинденбург с Людендорфом?

Макс стоически выдержал очередной поворот беседы и терпеливо ответил, изобразив благодушие.

— Гинденбург пишет мемуары в тюрьме, а Людендорф занят тем же в Швейцарии.

— Не опасаетесь, что они там сильно уж разоткровенничаются?

— Нет, не думаю. Все, что пишет Гинденбург, естественно, проходит цензуру, а Людендорфу четко дали понять, что мы не требуем его экстрадиции ровно до тех пор, пока он ведет себя достаточно скромно в этом отношении.

— Впрочем, мы отвлеклись. Так на чем мы остановились, принц?

Максимилиан смиренно склонил голову.