Рыцарь - Деверо Джуд - Страница 37
- Предыдущая
- 37/111
- Следующая
С этими словами он поспешил прочь из кафе — недоеденный «скон» свидетельствовал о том, сколь сильно Николас был раздражен. Выйдя на улицу, Николас зашагал большими, сердитыми шагами в сторону гостиницы, и Дуглесс с трудом поспевала за ним.
По мнению Дуглесс, гостиница была очень красивой, но Николасу все здесь представлялось чуть ли не руинами. Слева от входа в отель высились какие-то каменные стены, и она сначала решила, что это остатки ограды, но он пояснил, что это — стены второй, составляющей почти что половину, части дома, которая так никогда и не была достроена. В данное время это были просто две высокие стены, увитые диким виноградом, а подножие все заросло травой. Он рассказал ей о том, сколь красивыми стали бы эти помещения, если б только их удалось выстроить так, как он это задумывал: деревянные панели, витражи, обрамленные мраморными резными решетками камины. На одной из стен проступал чей-то каменный профиль, почти разрушенный временем и дождями, и, указывая на него, Николас сообщил:
— Это — барельеф с ликом моего брата. Мне хотелось, чтобы его вырезали прямо в стене и я бы всегда помнил о нем.
Они прошли вдоль анфилады комнат без крыш, и он все подробно разъяснял ей. Теперь Дуглесс уже начала понимать, что именно им задумывалось. Она уже почти слышала звуки лютни, доносившиеся из музыкальной гостиной.
— Ну вот, — сказал он в заключение, — а теперь все это выглядит совсем не так! Теперь это — пространство, где бродят коровы да козы, да еще… йомены.
— Да, и йоменские дочки тоже! — ехидно добавила Дуглесс, приняв, видимо, его презрительную реплику на свой счет.
Он повернулся к ней и смерил ее презрительно-холодным взглядом.
— Так вы верите тому, что эти болваны написали обо мне! — воскликнул он. — Вы, стало быть, поверили тому, что вся моя жизнь была посвящена исключительно лошадям и женщинам?!
— Но это не я, милорд, утверждаю, а книги! — ответила она в тон ему.
— Ну, ладно, — сказал он, — завтра поутру мы с вами примемся за выяснение того, о чем никакие книги не сообщают!
Утром они явились в библиотеку, когда ее только-только открыли. Потратив минут двадцать на то, чтобы растолковать Николасу, как устроена система свободного доступа к полкам, Дуглесс сняла со стеллажа, на котором стояли книги о Стэффордах, пять из них и принялась читать ему вслух. Сидя напротив нее, Николас с тоской смотрел на число страниц в книге и хмурился. Понаблюдав за ним в течение получаса и увидев, как он борется со скукой, Дуглесс сжалилась:
— Вечерами, сэр, — сказала она тихо, — я, возможно, могла бы и поучить вас читать. — Поучить меня читать? — удивленно переспросил он.
— Ну да, в Америке я преподаю в школе и достаточно опытна в обучении чтению детей. Уверена, что и вы смогли бы научиться читать!
— Да неужто? — иронически спросил он, приподнимая бровь. Больше он ничего не стал объяснять, но встал с места и, подойдя к библиотекарше, задал той несколько вопросов. Дуглесс толком не слышала, о чем именно он спрашивал. Понимающе улыбнувшись и кивнув ему, библиотекарша ушла куда-то и через минуту вернулась со стопкой книг, которые и вручила Николасу.
Николас отнес книги к их столику и приоткрыл верхнюю из них. Лицо его радостно просияло, и он сказал:
— Вот, мисс Монтгомери, почитайте-ка мне это! Разворот книги представлял собой факсимиле какого-то документа — совершенно непонятного: буквы имели странные очертания, а слова весьма причудливую орфографию. Дуглесс вопросительно посмотрела на Николаса.
— Вот это и есть печатная продукция моего времени! — сообщил он и, взяв книгу и глядя на титул, добавил:
— Это — пьеса, ее написал некий муж по фамилии Шекспир.
— А вы что, не слыхали о нем, что ли? — поинтересовалась Дуглесс. — Я-то лично полагала, что этот «муж» — из самых что ни на есть елизаветинских времен!
— Нет, я ничего о нем не знаю! — ответил Николас, садясь напротив нее и приступая к чтению. Не прошло и нескольких минут, как он целиком погрузился в книгу. Дуглесс же продолжила свое копание в исторических трудах.
Сведений о том, что случилось после кончины Николаса, оказалось крайне мало. Сообщалось, что поместья были конфискованы королевой, а поскольку ни у Кристофера, ни у Николаса детей не осталось, то со смертью старших прервалась линия наследования графского титула, да и сам род Стэффордов угас. И вновь и вновь она читала о том, каким беспутным был Николас и как он предал все семейство.
В полдень они отправились на ленч в паб. Николас уже начинал привыкать к легкости второго завтрака, но все еще высказывал недовольство.
— Что за глупые дети! — сказал он вдруг. — Если б они прислушались к советам родителей, наверняка остались бы живы! А у вас, в вашем мире, лелеют и пестуют подобных непослушных созданий!
— Какие еще дети?! — спросила она.
— Ну, эти, из пьесы. Жюльетта и… как его? — И он умолк, явно пытаясь вспомнить имя героя.
— Вы о «Ромео и Джульетте» говорите, что ли? — поинтересовалась Дуглесс. — Так вы «Ромео и Джульетту» читали?
— Именно так, — ответил он, — И более непокорных родительской воле созданий я в жизни не видывал! Эта пьеса должна послужить хорошим уроком для всех детей! Надеюсь, И теперь дети ее читают и учатся на этой истории!
— «Ромео и Джульетта» — пьеса о любви! — чуть не закричала Дуглесс. — И если бы родители героев не были столь недалекими и столь зашоренными, то…
— Недалекими?! — воскликнул он.
Ну, пошло-поехало, и во время ленча они только и делали, что продолжали спорить.
Позже, на обратном пути в библиотеку, Дуглесс спросила у Николаса, как умер его брат, Кристофер.
Останавливаясь и глядя в сторону, он ответил:
— В тот день мы должны были ехать с ним на охоту, но перед этим я, упражняясь в фехтовании, повредил руку. — Дуглесс увидела, как он морщится, потирая левое предплечье. — У меня до сих пор шрам. — Николас ненадолго замолчал, а затем вновь повернулся к ней и продолжил, но уже без каких бы то ни было признаков боли на лице, — Кристофер утонул. Из нас двоих, братьев, не один только я питал слабость к женщинам! Кит увидел, что в озере плавает красивая девушка, и приказал сопровождающим убраться и оставить его с нею наедине. Когда несколькими часами позже свита вернулась, они вытащили мертвого брата из озера.
— И что, никто так и не видел, что именно там произошло?
— Нет, никто. Кроме, может, той девушки, но мы так и не сумели ее отыскать.
Дуглесс некоторое время пребывала в задумчивости, затем сказала:
— Как странно, что ваш брат утонул и не осталось никаких свидетелей произошедшего, а всего лишь несколькими годами позже вас обвинили в измене! Все выглядит так, будто кто-то заранее нацелился на то, чтобы завладеть имуществом Стэффордов!
Николас переменился в лице, и в обращенном к ней взгляде появилось выражение, которое обычно бывает у мужчин, когда женщина при них вдруг сообщает о чем-то, что им самим и в голову не приходило, — как если бы случилось что-то абсолютно невероятное!
— А кто должен был наследовать после вас? — размышляла вслух Дуглесс. — Должно быть, ваша дражайшая и любимейшая Летиция, да? — И она тут же закусила губу, жалея о том, что не сумела сдержать в голосе ноток ревности.
Но Николас, похоже, не обратил на ее тон никакого внимания.
— Летиция? — переспросил он. — Нет, у нее были свои владения, когда она выходила замуж, а все богатство Стэффордов с моей кончиной она бы утратила! Я наследовал Киту, но, могу вас в том заверить, смерти его я не желал!
— Что, чрезмерно много ответственности, да? — ехидно спросила Дуглесс. — Ну, конечно, статус графа и лорда, несомненно, ложится на носителя тяжким бременем!
Бросив на нее гневный взгляд, он вскричал:
— Разумеется, вы предпочитаете верить этим вашим историческим трудам! Ну, хорошо, пойдемте! Вы должны еще почитать и выяснить, кто же все-таки предал меня тогда!
Весь остаток дня Дуглесс только и делала, что читала, пока Николас заливался смехом над шекспировским «Венецианским купцом», однако каких-то новых сведений ей обнаружить не удалось.
- Предыдущая
- 37/111
- Следующая
