Дочь моего врага. Цвет горечавки (СИ) - Аваланж Матильда - Страница 38

Цвет больной бирюзы.

ГЛАВА 14.1. Блюдо, которое подают холодным

— Корнелия Ланфорд, — раздался его голос и я обернулась. — В свое время — самый сильный маг Лигейи. Моя бабушка.

— Она очень красива, — заметила я.

— Да, внешностью я пошел, к сожалению, не в нее, — усмехнулся лорд-маг. — Да и умом, похоже, тоже. Я и не подозревал, какую роль она сыграла в твоей судьбе.

— А что с ней стало?

— Умерла пять лет назад, — Аеск на мгновение склонил голову. — В последние годы она была занята написанием мемуаров, благо ей было о чем поведать миру — у Корнелии была очень бурная молодость… Да и старость тоже, если честно. Десять томов настрочила… Но мне и в голову не могло прийти, что в них содержится особый магический код, обнаружить и расшифровать который я смог только недавно. Впрочем, после того, что произошло с нами, догадаться, кто приложил к этому руку, стало уже не сложно. Бабушка — единственный человек, который знал о твоем существовании. Не считая твоих родителей, конечно.

При упоминании о родителях сердце мое ёкнуло. Он сейчас мне все расскажет! Все! И тут меня пронзила внезапная догадка.

— А не Корнелия ли Ланфорд та знатная дама, что принесла меня малышкой в храм Хеб?

Но мужчина оставил мой вопрос без ответа. Вместо этого он отодвинул один из стульев, и я не сразу поняла, что это для меня. Я слышала, что вне храма есть особые правила этикета, но не представляла, что это такое. Этикету послушниц Хеб учили через пень-колоду, уже перед самым выпуском.

Аеск сел напротив и налил в высокие бокалы вина себе и мне. Я отказалась — шампанского в ванной мне на сегодня вполне хватило. Лорд-маг, как будто избегая смотреть на меня, грел в руках фужер, напоминающий стеклянный тюльпан на тонкой ножке. Как будто и не собирался ничего говорить.

— Это случилось двадцать лет назад, когда я учился на последнем курсе Арриксакской дворянской академии магии, — без предисловий начал он. — Так же там училась и моя младшая сестрёнка Юталия, только тремя курсами ниже. Мы с детства были очень дружны, родители наши погибли при кораблекрушении, и в каком-то смысле я заменил ей отца. Мне нравилось о ней заботиться, обеспечивать ее всем, а она отвечала любовью и благодарностью.

Я слушала начало его рассказа со странным тревожным ощущением, предчувствуя, что ничем хорошим он не закончится. Мой взгляд случайно упал на портрет седовласой Корнелии, и я несколько раз моргнула, подумав, что привиделось. Но нет, под этим углом зрения на портрете была изображена не пожилая женщина, а юная девушка в точно таком же сером платье и жемчугах, с детским лицом и не по-детски печальными глазами. Вопрос уже был готов сорваться с моих уст, но, взглянув на Аеска, которому так было тяжело погружаться в воспоминания, я промолчала.

Понять, кто эта девушка, было не сложно.

Юталия Ланфорд.

— Со мной на одном курсе учился маг по имени Брандон Литон, — проговорил Аеск, все так же не отрывая взгляда от бокала, как будто видя в рубиновой жидкости картины прошлого, просто пересказывая их, полностью абстрагировавшись от них. — Не могу сказать, что способности у него были самые выдающиеся, но был он всеобщим любимцем, душой компании и вообще человеком, который к любому найдет подход. К любому, но не ко мне. С Брандоном нас с первого взгляда связала искренняя неприязнь, позже переросшая в скрытую ненависть. Скорее всего, мы, не отдавая себе в этом отчета, просто завидовали друг другу — он моим успехам в учебе, я — его общительности… Но, в любом случае, открытых конфронтаций мы избегали — случались мелкие стычки, но в целом это не выходило за рамки, скажем так, приличия. На последнем курсе Брандон закрутил роман с Ашлин Ларк, первой красавицей на нашем курсе. У нее были темно-русые волосы, кожа, как будто светящаяся изнутри, и синие глаза. Глаза цвета горечавки.

Аеск быстро поднял взгляд, открытый, откровенный взгляд, от которого меня кинуло в дрожь. А может быть, это произошло от звука имени Ашлин Ларк и от его слов о ней.

Глаза цвета горечавки.

— Ты любил ее?

— Нет, — просто ответил он. — Она была мне совершенно безразлична. В отличие от Брандона, который глаз от нее не мог отвести. Сначала все думали, что у них несерьёзно, но уже перед самым выпуском мы узнали, что они собираются играть свадьбу. Ашлин была на третьем месяце беременности. Честно говоря, мне было не до них, да и вражда наша как-то подзабылась. Иное волновало меня — я стал замечать, что Тали как-то странно себя ведёт. Обычно весёлая и жизнерадостная, сестра стала печальна и грустна, потеряла аппетит, на все мои расспросы отвечала явными отговорками. Я был очень встревожен и всеми способами пытался выяснить, в чем дело. И лишь в ночь нашего выпускного я узнал. Но было уже поздно.

Он смотрел на меня, но в то же время смотрел сквозь меня, а я вся сжалась в ожидании плохой развязки, которая не заставила себя долго ждать.

— В ночь нашего выпускного моя сестренка выбросилась из окна своей комнаты, которая находилась под крышей самой высокой башни замка, — Аеск был спокоен, когда говорил это, лишь странным блеском сверкали его зеленоватые глаза. — Она превратилась в кашу, в кровавое месиво, я соскребал это месиво с каменных плит, пытаясь обнять и поцеловать… в последний раз. А затем я нашел в ее комнате предсмертную записку. Оказалось, что эта дуреха была давно и страстно влюблена в Брандона Литона, и он отвечал ей взаимностью, пока сестра не узнала, что он женится на Ашлин и она беременна от него. На выпуском Брандон дал моей несчастной сестричке от ворот поворот в довольно грубой и равнодушной форме. И она решила, что не хочет жить. А я решил, что отомщу Литону за то, что он так цинично надругался над Тали. Когда у них с Ларк родилась дочь, я выкрал ее… Особого труда это не составило — уровень магии и навыки у меня выше, чем у них…

Я слушала его мрачный рассказ о боли и смерти, о ненависти и мести и слезы катились по моим щекам. Я уже поняла, кто такие Брандон Литон и Ашлин Ларк. И кто такая их новорожденная дочка…

— Знаешь, я ведь хотел тебя убить, — проговорил Аеск, глядя мне прямо в глаза. — Стоял в той самой комнате, перед этим самым окном, держал тебя на руках на весу над пропастью, в которую шагнула Юталия. Я хотел выбросить тебя. Я был ослеплён яростью и искренне желал, чтобы Брандон Литон ощутил то же самое горе, что сжигало меня. Но ты улыбнулась мне… и я не смог. Я увез тебя в Лигейю, порвав все магические связи между тобой и родителями, так, что, сколько бы они не запускали поиск, он ничего не показал. В мыслях у меня был новый план, пожалуй, еще страшнее и изощрённее первого — отдать тебя в один из самых грязных притонов нашего полиса, чтобы ты выросла порочной дешевой шлюхой, а затем подложить в постель к собственному отцу. После рассказать ему об этом…

— Но ты же этого не сделал, Аеск… — в ужасе я качала головой. — Нет, не сделал, ведь так? Ты же не способен на такое, я не верю…

— Ты не знаешь меня, Маргери… Не представляешь, какая бездна ненависти сокрыта в моей душе… — мрачно проговорил лорд-маг. — Знаешь, кому я отдал тебя на воспитание? Безрукому Пьеру, тогдашнему королю отверженных Лигейи — убийц, грабителей, воров, мошенников, и, пожалуй, это было немногим лучше варианта с борделем. Ты должна была вырасти не шлюхой, а бедной нищенкой, несчастной оборванкой, если б не умерла раньше от голода, холода и болезней. Я посчитал месть свершенной. Но я не знал, что в дело вмешалась моя драгоценная бабушка. В зашифрованном в ее мемуарах послании я прочел, как все было. Она пошла к Пьеру, который был ей обязан, и отобрала у него ребёнка. Затем при помощи нашего родового артефакта-медальона и крови наложила на тебя сильнейшее заклинание химеры, скорректировавшее твою внешность в обратную сторону. Она посчитала, что этим убережёт тебя от притязаний жрецов Хеб, которые, как она знала, имели весьма распущенные нравы. После Корнелия отдала тебя в храм Хеб, а за то, чтобы ребенка приняли, подарила храму редкую статуэтку одетой богини. Бабушка считала, что в тридцать лет ты выйдешь из храма сильной и независимой жрицей. К этому прибавится еще и красота, и ты сможешь жить, как захочешь.