50 способов околдовать вампира (СИ) - Айгелено Джули - Страница 32

Посмотрев на Талию, она с тоской улеглась в свою постель. Находясь почти каждый день на работе, Филлис жалела, что у неё не остается времени, чтобы пообщаться с дочерью. Она уходила раньше, чем дочь просыпалась и приходила позже, чем она засыпала. Видя бугорок из одеял чуть впереди, девушка осмысливала прошедший день.

Виктор сказал, что она ему нравится. Причем сильно нравится. Уже кое-что. Она решила не спешить, удерживая себя от неблагоразумных поступков. Во-первых, потому что требовалось приручить магическую силу, во-вторых, чтобы не поранить дочь ненароком, ей стоило найти внутренний баланс. И в-третьих, если она будет давить на вампира, то никогда не завоюет его сердце. У Марианны не вышло его влюбить в себя, а у неё — выйдет. Непременно выйдет.

Филлис верила в собственные силы. Исподволь она становилась ближе к начальнику. Незаметно она прокрадывалась в его сердце, вызывая ответную симпатию. Она улыбалась в темноте, веря, что рано или поздно, но Виктор сдастся ей без боя. Сам. Потому что полюбит. Потому что предложит стать своей девушкой. Потому что сделает предложение руки и сердца, поселив её вместе с дочерью в замке.

Её мысли вернулись к Джаракомбу. Утром бабушка сказала, что ей пришлось приглашение на крестины сына бывшего лучшего друга. Что делать с этим она, увы, не представляла. Не хотелось, чтобы он узнал о дочери, сломав им обеим жизнь. И не хотелось видеть младенца, которого ему родила другая женщина. Любимая и единственная. Не она. Подумаешь, один раз переспали, а потом узнала, что ждет дитя. Подумаешь, не стала избавлять от ребенка. Подумаешь, мало рассказывает дочери об отце. Подумаешь, нет сил, чтобы рассказать им обоим правду. Подумаешь, решимости не хватает. С кем не бывает?

Тем не менее, вот, что говорила легенда о красоте души:

««Жила-была в одной деревне девушка по имени Арета. Во всем она помогала отцу с матерью. И росла доброй, отзывчивой, честной.

Да вот только на лицо не вышла — большой нос, близко посаженные косые глаза, россыпь веснушек на щеках. За спиной деревенские дети дразнили её уродиной.

Влюблена была Арета в красавца Париса, сына кузнеца Дорасеоса. Только Парис не отвечал взаимностью ей и не обращал внимания. Долгими вечерами проливала Арета слезы по Парису, не в силах ни раскрыть кому-либо свои чувства, ни поделиться с кем-нибудь. Подруг у неё не было.

Однажды отец попросил Арету подковать их единственного коня. Она послушно повела Ветра к кузнецу.

Крепко сбитая из досок кузня стояла на отшибе деревни. А из большого домика всегда валил пар. Арета несмело постучала в дверь, и открыл ей сам Парис.

— Что тебе нужно? — грубо спросил парень

— Подковать лошадь, — ответила Арета, изучая под своими ногами землю, — я заплачу, — она полезла в холщовый мешочек за деньгами и вытащила десять медяков.

— Этого не хватит, — произнес Парис. — Ступай прочь отсюда!

Арета медленно уходила прочь от кузни, ведя под уздцы коня. Слезы застилали ей глаза. Она и не заметила, как перед ней возник сам кузнец, и врезалась в него.

— Простите! — пролепетала девушка.

— Что случилось? — ласково поинтересовался Дорасеос.

— Мне отказались подковать коня. Но он нужен моему отцу, чтобы съездить на ярмарку на следующей неделе, — вытирая слезы, рассказала Арета.

— Сейчас подкуем твоего друга! — воскликнул Дорасеос. Когда Арета полезла в мешочек за деньгами, он остановил её руку. Ладонь же у него мозолистая, но ласковая: — Я с тебя денег не возьму.

Кузнец увел коня, а девушка стремглав помчалась домой. Её щеки пылали — никто, кроме родителей, не был так ласков с ней.

Вечером же явились сваты от кузнеца, и он сам — Арета надеялась, что Парис просит её руки. Однако отец быстро разубедил её в этом — и тогда девушка сбежала.

Арета все шла и шла быстро к реке, что протекала за деревушкой. Она ведь надеялась выйти за сына, а не за его отца! Присев на песчаный берег, она горько разрыдалась.

Вдруг из воды вышла девушка в прекрасном наряде, почти открывающим её белое тело. А в её длинные ниспадающие волосы вплетены веточки деревьев.

— Кто ты? — испугавшись, спросила Арета.

— Я наяда, дочь речного царя. Я пришла, чтобы помочь тебе, — голос незнакомки походил на журчание ручейка, — умойся моей водой и ты станешь красивой.

Арета настороженно посмотрела на деву реки, а потом все же последовала её совету. Вмиг её лицо стало прекрасным — глаза не косили, нос уменьшился, а веснушки пропали. И отражение в водной глади впервые порадовало деревенскую уродину.

— Тебя будут видеть красивой те, кто изначально видел твою красоту, — проговорила наяда, — но помни: если до исхода этого месяца тебя не поцелует тот, кто тебя любит, то твоя красота пропадет навек.

Речная дева исчезла и Арета осталась одна. Домой она возвращалась бегом, позабыв про сватов и предостережение. Однако первой к ней выбежала мать, затем отец, а потом появился и сам кузнец.

— И каков твой ответ? — спросил Дорасеос.

— Я не выйду за вас, — ответила Арета.

На следующий день она сама пошла в кузню, чтобы поговорить с Парисом. Но тот отверг её, назвав уродкой. Она, опустив плечи, побрела в конюшню, чтобы забрать верного друга. Вывела Ветра из стойла, расчесала гриву и проверила подковы.

— Арета, — позвал её Дорасеос. Она от неожиданности чуть не подпрыгнула до потолка, — Милая Арета!

Кузнец шел прямо к ней, и нигде нет возможности спрятаться. Девушке его вид показался грозным, она не знала как себя вести с ним. Она зажмурила глаза, ожидая удара, но Дорасеос лишь на несколько секунд прижался к её губам своими и отступил на шаг.

— Какое сейчас число? — открывая глаза, спросила Арета.

— Месяц на исходе, 30, — удивленно ответил мужчина.

Если кузнец и вправду её любит, то она останется красивой на всю оставшуюся жизнь. Но об этом думать даже страшно! Она забрала коня и ушла.

Прошла ночь, начался день. Однако красота от Ареты никуда не делось. К вечеру опять явился кузнец со сватами. И девушка согласилась стать его женой.

Через месяц сыграли свадьбу, на которой гуляла вся деревня. А сын кузнеца куда-то сбежал с другой девушкой. А через год дошли вести, что Парис и та девушка скончались в городе от чумы».

Как бы Филлис не отнекивалась и не пыталась отодвинуть этот день, суббота все-таки пришла. Та самая суббота, на которую назначили благословение ребенка в честь Неделимого сына Джаракомба.

С раннего утра девушка приодела любимую дочурку, достала свое лучшее выходное платье, подхватила вечно ворчавшую Арамисту и помчалась в сторону храма. Как назло, они появились самые первые.

Тишина величественного храма давила и успокаивала одновременно. Каменные своды тянулись ввысь, образуя купол над головой. Витражи из цветного стекла создавали причудливые узоры на полу.

Жена Джаракомба, статная блондинка, держала на руках орущего, словно молочный поросёнок, младенца, укачивая сынишку. Джаракомб стоял рядом с ней, ожидая крестной феи.

— Как я рад тебя видеть! — бросился мужчина к девушке с объятиями, — а кто это прелестное дитя?

— Познакомься, это моя дочь Талия, — произнесла оторопевшая Филлис.

— И сколько ей лет? — поинтересовалась жена Джаракомба.

— Мне пять! — воскликнула Талия.

На неё разом зашикали. Джаракомб вытаращил глаза, но промолчал. Филлис предусмотрительно отвела дочку в сторону, объясняя ей правила поведения в храме. Арамиста разглядывала мужчину и его семью, сверкая глазами и пугая жертв.

Наконец, двери храма распахнулись, и влетела слегка пьяная фея с огромными розовыми крыльями. Рыжеволосая феечка в испачканном коричневом платье подошла по красному ковру к мужчине, спотыкаясь. Её вело из стороны в сторону. Кое-как притормозив рядом с храмовником, крестная икнула, оправила платье и выдала: «Здрасте! А кто у нас родился?». Храмовник, молодой человек лет сорока, в белом одеянии, предусмотрительно промолчал. На своем веку он повидал и не такое.