Возвращение росомахи
(Повести) - Зиганшин Камиль Фарухшинович - Страница 76

Единственное, чему Мавр так и не смог научиться, — промышлять ночью. В этом смысле он был обычным псом, законным сыном той первородной Собаки, которую страх перед темнотой и ненависть к луне привели к пещерному костру и побудили обменять свободу на службу человеку.

Не было дня, чтобы Мавр не вспоминал хозяина. «Может, сбегать в село?» — колебался иногда он. Ведь так много важного надо сообщить ему: о том, что они с Топом охраняют избушку. Что она цела. Правда, во время недавней грозы сорвало навес. Что Топ многому научил его, и теперь он сможет лучше помогать хозяину в охоте.

Как он это расскажет, пса не волновало. Он об этом даже не задумывался. Просто знал, что хозяин поймет, также, как и сам он понимал его.

Тропу в село Мавр знал с детства: каждый год по нескольку раз пробегал по ней. Но страх оставить без присмотра зимовье каждый раз останавливал его.

Как-то в середине лета он все же не утерпел и отправился в Верхи. На двери дома висел замок. По совсем слабому запаху хозяина пес понял, что тот здесь давно не появлялся. Не беда! Выпадет снег, и он как всегда придет в свою лесную хижину.

Откуда ему было знать, что Степан, чтобы побыстрей рассчитаться с Подковой, продал корову, бычка и, поскольку ягоды и орехи еще не поспели, жил и работал на госпромхозовской пасеке, где у него были и свои ульи. Жена же с дочерью уехали в город: Маше надо было перед поступлением в институт ходить на подготовительные курсы.

С наступлением холодов в тайге появились люди. Вновь зазвучали выстрелы, забрехали собаки. Пока снег был неглубок, охотники промышляли пешим ходом, но после первого обильного снегопада встали на широкие, окамусованные лыжи. С этого дня белую перину дырявили не унты и валенки, а разрезали на ломти бесконечные витиеватые борозды.

Как раз в эту пору Подкове поспело время везти в Верхи почту, пенсии, заказанные селянами товары. Выехал он не пятого числа, как обычно, а на два дня раньше, чтобы спокойно обойти участок и расставить на путиках капканы. Снег не успел уплотниться, и ГАЗ-66 легко пробивал снежные надувы.

После полудня машина уже стояла у тропы, ведущей к зимушке. Вокруг с едва слышным шорохом сыпал мелкий крупчатый снежок. Белая пелена радовала кружевами заячьих следов и лосиных набродов. Из-за удаленности от села на его участке много лет не промышляли. Обитатели тайги быстро вычислили эту зону покоя, и зверья тут было заметно больше, чем на других угодьях. Пока шел к избушке, настрелял рябчиков для еды и для приманки.

В зимовье было стыло, неприютно, пахло затхлым: как-никак больше месяца не заглядывал. Набив в железную печь смолистых поленьев, запалил бересту. Не прошло и трех минут, как пламя забушевало в тесном чреве. Бока быстро раскалились до малинового цвета. Таежное жилище под веселое потрескивание поленьев ожило, задышало. Очищаясь от затхлости, быстро наполнялось жилым духом. С потолка посыпался отмякший иней. Подкова весь остаток дня разбирал капканы, регулировал, подпиливал сторожит — готовил их к установке.

К вечеру избушка приобрела жилой вид. Бревенчатые стены высохли, посветлели. На столе задымилась картошка и поджаренный на сале рябчик.

Попив чай, Семен Львович загасил керосиновую лампу и забрался в спальник. В приоткрытую дверцу из-под хлопьев седого пепла ему приветливо подмигивали угли. Пара головешек еще хранила невысокое ровное пламя. За бревенчатой стеной посвистывал, нащупывая щели, ветер, а в зимовье тепло, приятно…

Плотно позавтракав, Подкова сложил в рюкзак капканы, куски привезенного с собой мяса для привады; в боковые карманы сунул сало, хлеб, термос с чаем и отправился бить путик. Ниже порога, дымящегося молочными завитками, речку уже перехватило крепким льдом. Придерживаясь за ломкие на морозе ветки краснотала, Подкова съехал на него. Ослабив крепление, чтобы в случае чего успеть скинуть лыжи, охотник осторожно засеменил по льду. Он никак не мог понять, на самом деле тот под ним пружинисто прогибается или это ему только кажется. И тут от него во все стороны с треском побежали невидимые стрелы. Подкова осторожно простукал лед посохом. Да нет, вроде держит! Перейдя на другой берег, обнаружил, что собольих следов тут намного больше. Вдохновленный перспективой богатой добычи, он весь день без устали раскладывал приманку и маскировал ловушки.

Удаляясь в поисках пропитания все дальше и дальше, Топ с Мавром вышли на свежую парную колею. Исходящий от нее запах им обоим был хорошо знаком: для Мавра это был тот самый Лысый, что в начале лета избил его, Топ же признал в нем ранившего его Круглолицего. Эти запахи-воспоминания у обоих разбередили старые обиды.

По характеру следа друзья легко определили, в каком направлении прошел их недруг, и направились в обратную сторону — туда, где стояла его избушка. Двигаясь по двойной, еще не застывшей борозде, они вышли к амбарчику — снежной куче с аппетитно краснеющим в глубине пещерки куском мяса. Он источал такой соблазнительный аромат, что Топ сглотнул слюну. Однако, помня, что мясо в таких пещерках всегда охраняет больно кусающаяся железная пасть, обошел ее стороной. Мавр же, взяв в зубы обломок ветки, смело направился к куче.

Дальнейшие его действия были и вовсе необъяснимыми: он тыкал веткой в снег перед мясом до тех пор, пока тот не вспучился и не раздался резкий металлический лязг. Топ рефлекторно отпрянул. Напарник в это время безбоязненно протянул лапу к мясу. Рядом валялась ветка с вцепившейся в нее железной пастью.

Топ был потрясен. Мавр же в своих действиях не видел ничего особенного. Так всегда «убивал» железные челюсти его хозяин. У второго амбарчика он повторил эту операцию и, весело покачивая закрученным в бублик хвостом, подошел к Топу и положил перед ним очередной аппетитный кусок.

Перекусив, друзья продолжили путь. Проделав эту нехитрую процедуру еще несколько раз, они так наелись, что стали относить добычу подальше и зарывать ее в приметных местах. Это отнимало довольно много времени, и до логова обидчика они в тот день так и не добрались. Сытые и довольные, заночевали на полпути.

Весь следующий день Подкова расставлял ловушки на втором путике, а утром третьего уехал в село. Друзья, убедившись, что их недруг уехал, отправились за новыми порциями мяса. Избалованный обилием легкой добычи, Мавр теперь расстораживал самоловы выборочно — там, где кусок поувесистей. Наблюдая за его уверенными действиями, Топ осмелел настолько, что решил сам «убить» присыпанную снегом железную пасть обломком ветки.

— У-р-р-р-р-р! Получилось!

Когда он расстораживал следующий капкан, послышался шорох. Росомаха вскинулась столбиком.

— Фу-ты! Ложная тревога!

Оказывается, это белка шелушила еловую шишку. Вон еще одна, другая… Все выкунявшие[54]: с почерневшими спинками и посеребренными боками, с кокетливыми кисточками на ушках. Хвосты распушенные, бархатистые. Красавицы, да и только!

Когда поднялись на седловину, от амбарчика молнией метнулся зверек. По шоколадной шубке с серебристыми искорками Топ сразу определил — соболь! На его задней лапе бренчал капкан с цепочкой, тянущейся к стволику березы. Увидев росомаху, соболь замер. В его взгляде мелькнула надежда на спасение. Но когда показалась трусившая сзади собака, он зарылся в снег, правда неглубоко — цепочка не пускала.

Поскольку в пещерке мяса уже не было, Топ с Мавром даже не стали подходить.

Обойдя за несколько дней все амбарчики, парочка рассторожила большую часть ловушек. Что-то из привады они съели, что-то прикопали на будущее.

После такой удачной охотничьей эпопеи друзья на какое-то время расстались. Мавр вернулся к зимовью дожидаться хозяина: раз снег лег, стало быть, скоро придет. А неугомонный Топ отправился бродить по горам.

Разгуливая по склонам, он время от времени заглядывал на путики и других охотников. Обнаружив амбарчик, долго кружил вокруг, топтался, принюхивался. Убедившись, что человека поблизости нет, подходил и аккуратно расстораживал железную челюсть. Он стал таким привередливым, что мелочь вроде сойки игнорировал: пока птицу съешь — всю пасть пухом залепит.