Не гореть! (СИ) - Светлая et Jk - Страница 27

— Там ребенок!

И одновременно с ее криком ребенок, на секунду зависнув в оконном проеме, сделал шаг вперед. Звук его падения был воплем. Удар его о землю этот вопль прервал.

Кажется, быстрее она никогда не бегала. Просто не умела. Думала, что не умела, раньше. А выходит, умела она все. Что там стометровка с рукавами? К распластанному по асфальту тельцу Оля подлетела первой. Как жизнь вытекала с кровью — поняла. Последний выдох — видела. И кажется, ощутила его на своей щеке, когда ее собственные колени и ладони коснулись асфальта. Это потом вокруг забегали люди, но она не замечала их. Смотрела только на подростка с перекошенным, грязным лицом, с проломленной головой, с перебитыми костьми. И хрипло, часто дышала.

Она никогда раньше не видела, как умирают. Бабушка скончалась в больнице, когда сама Оля была на дежурстве. Она никогда такого не видела, а теперь — вот. Прямо перед ней.

Потом подбежали медики. Тело накрыли. Она — далеко так и не смогла отползти. Добралась до бордюра перед небольшим палисадником с укутанными на зиму кустами. Да так и сидела там, не в силах думать еще хоть о чем-нибудь.

[1] Памятник Ёжику в тумане под названием «Лошадка». Один из популярных арт-объектов Киева. Находится недалеко от Золотых ворот.

[2] Вид интеллектуально-подвижных игр, связанных с городским ориентированием. Цель игры — расшифровать место на обусловленной территории, а также действия, которые необходимо выполнить для прохождения задания. Прибыть на локацию раньше остальных команд, выполнить задание и перейти к следующему.

[3] Руководитель тушения пожара (РТП) — это старшее оперативное должностное лицо пожарной охраны, которое управляет на принципах единоначалия участниками боевых действий по тушению пожара.

— Поднимайся, пошли, — раздалось над Надёжкиной, и появившийся из безликой толпы Басаргин потянул Олю вверх. Она не сопротивлялась, а только брела за ним, не отпуская его руки, и как-то безропотно, безвольно подчинялась, будто скажи он ей сесть в маршрутку и ехать отсюда домой — поедет. Но вместо этого, запихивая ее в машину, Денис зло крикнул Юрке: — Нашатыря ей дай!

И снова растворился среди толпы, когда отсчет все еще шел на минуты.

Снова искали людей, вскрывали двери, тушили квартиры, отреза́ли внешний огонь, не давая ему проникнуть внутрь здания. Не замечая времени, усталости, сосредоточенно, зло.

На шестом в дыму угорел дед. Так и не проснулся, остался как был, под одеялом.

В соседней квартире, с трудом вскрытой, разрывался от плача восьмилетний ребенок. Мать ушла в ночную смену. Ночевал один. Боялся так, что своими ногами идти не мог.

На одиннадцатом женщина потеряла сознание. Живая. Вынесли.

На девятом огонь слизал целую комнату, подчистую, все превратил в труху, разваливающуюся в руках. С ним и боролись, чтобы остановить, не пустить дальше.

К реальности их вернул приказ РТП о смене личного состава. Облегчения не наступило. Крыша все еще горела. Горело и в голове от напряжения. Жертвы. Из строя вышли два насоса. При разборе полетов достанется всем.

И неверие, что из этого ада они уходят, оставляя его другим, следующим, не давало сделать и вдоха.

Басаргин подошел к ПСА последним.

— Жор, все собрали? — спросил Каланчу.

— Так точно, — отозвался тот, приподняв шлем с потного, влажного лба. Потом глянул на посеревшее небо, из которого срывались унылые брызги, и мрачно выдал: — А как издевается. Дождь?

— Вертушки вызвали, — устало сказал Дэн и осмотрел всех, будто по головам пересчитал. Леха дремал, Каланча ворчал, Олька вжималась в угол. Басаргин кивнул. — Погнали, Юр.

Гнать сквозь утренние пробки по запруженным столичным улицам не получилось. Добравшись до базы, молча расходились от машины, зная, что до возвращения домой им всем — как до Луны. Разобраться с рукавами, осмотреть инструменты и машину, сдать смену.

Во дворе части его вдруг окликнула Надёжкина, приблизившись тогда, когда, и сама должна понимать, не до нее.

— Прости меня, пожалуйста, — выдала она срывающимся голосом.

— Балда, — с усмешкой проговорил Денис и неожиданно крепко ухватил ее за плечо. — Черт, Оль, не сейчас. Не бери в голову!

Дэна, помимо прочего, ожидали бумаги, обязательные к заполнению, и личный бонус — встреча с Пироговым. Полкан просто обожал выслушивать разбор действий в исполнении Басаргина. Исключительно единоличном. Садистки устраивая потом повторный, уже вместе с личным составом, принимавшем участие в тушении.

По дороге к начальству Денис наткнулся на Грищенко, все еще тусившего в части.

— Ты чего здесь?

— Мы с Юрцом уехать договорились, его жду, — отозвался Лёха и кивнул прямо по коридору: — К уродцу?

— Угу, — буркнул Дэн. — Олька ушла?

— Ждала, пока наши помоются, чтоб в душ забуриться, — заржал Грищенко.

— Не гореть, Леха!

Пирогов мурыжил долго: с чувством, толком, расстановкой. Кипела не только Басаргинская голова, он сам готов был взорваться в любую минуту, сдерживая себя из последних сил, которых действительно не осталось. Так что, даже оказавшись на свободе, не понял до конца собственного счастья. Наконец-то можно было ехать домой, если бы не одно «но». Он так и не знал, что с Олей. То ли давно свалила, то ли торчит где-то на базе.

И откровенно не понимал, что для нее лучше в ее состоянии. Не понимал, какого черта она оказалась рядом с погибшим. Сидела б в машине, как обещала! Денис вспомнил ее глаза — огромные, пустые, потерянные, словно она была не там, на бордюре, рядом с накрытым телом. И он хорош, позволил. Надо было выволочь ее хоть за шкирку, не пускать. Четвертый ранг — для нее как попасть в ад.

Дэн выругался в космос и, достав телефон, набрал Олю.

Она ответила почти сразу. Будто перед глазами промелькнуло: услышала звонок, всполошилась, нахмурилась, стала рыться в карманах своей слишком короткой для февраля куртки. А увидев, кто звонит, зависла всего на секунду — взгляд светлый, больной, почему-то удивленный — с тем, чтобы мазануть пальцем по экрану. Каждое действие, черт подери, как если б сам видел. Когда успел-то так ее изучить?

— Дэн, — услышал он Олин голос, безжизненный и какой-то далекий.

— Ты где?

— Я… еще на базе… ну, на улице. Я не ушла. А ты?

Не ушла. В дом, где одна, — не ушла. После всего, что видела ночью, — не ушла. Дэн рванул к раздевалке.

— Я сейчас выхожу. На сегодня наконец-то все. Подожди немного, домой поедем.

— Я и жду. В смысле, тебя жду, — последнее — совсем тихо.

Очень скоро оказавшись на улице, Денис увидел Олю.

Она стояла уже за КПП, пряча нос в шарфе. Длинный испуганный молодой жирафик. К тому же, кажется, изрядно замерзший. К концу месяца в начавшейся схватке зимы с весной зарядили сумасшедшие ветра и сырость вдохнуть не давала. Оля, похоже, в самом деле и не дышала. Или дышала лишь через раз. И на лице — не только следы переутомления или грусти. Она все еще была дезориентирована и вряд ли могла разобраться в собственном состоянии.

Едва Дэн очутился рядом, она сама потянулась к нему всем своим худеньким телом, казавшимся обманчиво хрупким даже в объемной зимней одежде, и вдруг сказала голосом, в котором по-прежнему жизни не было:

— Он сильно зверствовал?

— Нет, все нормально. Ты зачем мерзла? Идем!

— Не хотела тебя пропустить. А на КПП маячить — тоже не того…

— Надо было позвонить, — взяв Олю за руку, Денис довел ее до машины и усадил внутрь. Как и там, на пожаре, она не выдергивала ладонь, а смиренно шла рядом. Сел сам, включил на максимум печку и, пока грелся двигатель, рассматривал ее опустошенное, безжизненное лицо. Она была сжатой пружиной, чуть тронь — разожмется до предела, рассыпавшись на молекулы, не выдержав силы упругости.

Ехали в тишине — о чем можно было говорить? В эти минуты они словно понимали друг друга без слов. Так казалось Денису. Он смотрел на дорогу, стремясь поскорее добраться, ради них обоих. У Олиного дома остановил машину под самым забором, чтобы она не мешала проехать, и, наконец нарушив их тишину, спросил: